Сергей Катканов - Рыцари былого и грядущего. Том II

— Силён наш адмирал?

— Да. Таких людей вижу в Ордене. Про каждого хотелось бы написать.

— Задумка любопытная, но про великого адмирала Ордена Христа и Храма ты вряд ли что-то напишешь. Он, знаешь ли, не говорит.

— Но я слышал его речь.

— Вот он только в таком роде и говорит: отдаёт приказы, инструктирует экипажи, даёт отчёты капитулу, делает заключения. А сверх этого — ни одного слова. Да и то, что он говорит по службе — предельно лаконично. Такой у него условный обет молчания.

— Кто он?

— Никто не знает. Великий магистр передо мной, конечно, не отчитывается, но, думаю, что и он не знает. О нём известно только то, что можно узнать от афонцев, а им известно тоже немногое. Когда-то давно на Святой горе Афон появился монах из бывших моряков. Он избегал больших монастырей, жил сначала в пещере, потом купил небольшую келью. Вместе с моряком-монахом в келье поселились ещё два инока. Так и жили. Никто не знал о нём ничего, даже его национальность осталась неизвестной. Он говорил на английском, но не на разговорном, а на литературном. Это позволяло усомниться в том, что он англичанин, да и ничем кроме языка, он англичанина не напоминал. Отличался большой молитвенностью и крайним немногослованием.

Потом принял священный сан.

Не знаю, как наши вышли на него. Или он на нас. Короче, как-то он пересёкся с Орденом. Наши предложили ему возглавить орденский флот. Он не заставил себя уламывать, но поставил условие — нигде на базах Ордена никогда не появится, флотом будет управлять в море, не сходя на берег. Решил стать морским отшельником. Действительно, подводное безмолвие субмарины во многом превосходит безмолвие подземных пещер, где селились монахи-отшельники.

— И он вообще никогда не сходит на берег?

— Очень редко, далеко не каждый год, он берёт дней десять отпуска, чтобы побывать на Афоне. Ни на какую другую землю, кроме афонской, его нога не вступает никогда. Где он хоронится на Афоне во время отпусков — никто не знает, не в прежней келье — это точно. Думаю, проводит время в абсолютном одиночестве и безмолвии.

— А как же его священный сан?

— Он не только адмирал, но и духовник флота Ордена. В море служит литургию, исповедует всех моряков.

— Летучий храмовник.

— Да, фигура очень мистическая. Иногда мне кажется, что он ушёл на Афон где-то в XIV веке, а в Орден пришёл, наверное, в XVI-м. Не надо, конечно, понимать это слишком буквально. Хотя. Знаешь, Андрюха, я в Ордене уже второй десяток лет и не первый год принадлежу к высшему руководству тамплиеров, но даже у меня есть некоторые вопросы, на которые я не ищу ответов. Тайны бывают разные. Военные, например, или коммерческие. Тут для меня нет тайн. При моей-то работе. А есть тайны мистические. Перед ними я просто склоняю голову и никогда не пытаюсь узнать больше, чем открывает Господь. Великий адмирал — человек неземной, уже хотя бы потому что — морской. А может и не только поэтому. Всё. Отбой. Спим 5 часов.

Завтрак в их каюте появился на маленьком столике раньше, чем они проснулись.

Помолились перед маленькой иконкой Богородицы. Перед иконкой горела лампада. Андрей не сразу даже понял, что это не обычная масляная лампада, а диод, закреплённый внутри красного стаканчика.

Перекусили. Дмитрий покинул каюту. Появился где-то через час и сказал:

— В нашем распоряжении — полдня. Не устаю удивляться великому адмиралу. Дела, которые с другими пришлось бы сутки обсуждать, с ним раскладываем по полочкам за час, да и то лишь из-за моего многословия, а иначе и за 15 минут управились бы. На что потратим сэкономленное время?

— Нас ждёт ислам, мессир. Ислам не любит ждать.

Итак, вопрос, который мы уже затрагивали: в чём вероучительная новизна ислама? Какие религиозные истины, до него неведомые, возвестил пророк Мухаммад?

Современный шиитский автор Гейдар Джемаль пишет: «К умме (общине) Авраама принадлежат и «люди Писания» (иудеи и христиане). Эта идентичность противопоставляет единобожников языческому миру и характеризуется исповеданием веры в пророков, вышедших из лона Авраамова. С точки зрения мусульман, религии Моисея и Иисуса — это тоже ислам. Но есть и религия пророка Мухаммада. Мусульмане смотрят на иудеев и христиан, как на людей, которые причастны к откровению, но должны признать превосходство мусульман».

Не правда ли, господин Джемаль — очень добрый? Покровительственно похлопал христиан по плечу и, чтобы мы не сильно расстраивались, возвестил, что христиане, не смотря на своё несовершенство, всё же не полные отбросы — за второй сорт сойдут. Чтобы понравится Джемалю, мы всего-то навсего «должны признать превосходство мусульман». Странно только: если я признаю превосходство мусульман, я приму ислам, потому что абсурдно будет оставаться в менее совершенной вере. Если же, признав превосходство мусульман, я всё же останусь христианином, так очевидно, что я полный идиот. Не в такой ли именно позиции желает видеть христиан Джемаль? Вот только он почему-то не объясняет, в чём же именно состоит превосходство мусульман?

— Ты сказал, что Джемаль — шиит. Это не чисто шиитская идея?

— Нет, отнюдь — идея общеисламская. Джемалю вторят и суннитские авторы, тот же Ар-Рахик: «Христиане — мусульмане своего времени». Дескать, в своё время христианство было лучшей религией, но, когда появился ислам, в христианстве не стало необходимости. Вот и вся их симпатия к нам, которая тебе первоначально так понравилась. По их суждению, христиане — люди отставшие от жизни, от передовых религиозных идей на полторы тысячи лет без малого.

Ещё один исламский автор (к сожалению, анонимный) пишет: «На основании хадисов, Аллах послал 124 тысячи пророков, пятеро из них были наиболее великими, они принесли божественные законы для людей. Это Нух (Ной), Ибрахим (Авраам), Муса (Моисей), Иса (Иисус) и Мухаммад. Мусульмане признают всех пророков и выражают к ним большое уважение. Мы считаем Мухаммада величайшим среди посланников Аллаха, последним пророком для всего человечества, после которого не будет пророков. Ислам, который принёс Мухаммад — религия, дополняющая предыдущие религии».

Как видишь — тоже самое. Ислам выше христианства, Мухаммад пришёл затем, чтобы дополнить «религию Иисуса». При этом ни один из процитированных мною исламских авторов не говорит о том, чем же это таким ценным Мухаммад дополнил христианство?

— Ну ведь что-то же они говорят по этому поводу?

— Напрямую сравнивать ислам и христианство мусульманские богословы избегают, а о том, что принёс в мир Мухаммад, они, конечно, говорят, вот только звучит это подобно детскому лепету. Анонимный мусульманин утверждает: «Посланник Аллаха пришёл не для того, чтобы люди признали Бога, но для того, чтобы они отказались придавать ему сотоварищей». Но ведь уже «религию Мусы», то есть иудаизм, совершенно невозможно заподозрить в том, что она «придаёт Аллаху сотоварищей», то есть в этом отношении мусульмане даже над иудаизмом не поднялись.

— Значит, они полемизируют с христианским учением о Святой Троице?

— Коран ничего не говорит про Святую Троицу и с этой идеей не полемизирует. Понятно, что Мухаммад в силу своей безграмотности был попросту не готов к такой полемике. (Вообще, безграмотность избавила Мухаммада от многих проблем. Как известно, ночью в лесу стрелять легче — деревья не мешают). В Коране есть слова о том, что нельзя «придавать Аллаху сотоварищей», но непонятно, это полемика с христианством или с многобожием.

— Но ведь поклонение Святой Троице — чистейший монотеизм, и нет тут никакого «придавание сотоварищей».

— Да, разумеется! Христианство — чистейший монотеизм. Но это мы понимаем. Учение о Святой Троице — глубочайшее, воистину неисчерпаемое. А попробуй-ка втолковать это учение исламскому богослову, для которого и «Детская Библия» оказалась бы сложновата.

— Так что же всё-таки, но их мнению, принёс в мир Мухаммад?

— Ар-Рахик пишет: «Основными составляющими исламского призыва являются:

1. Единобожие.

2. Вера в Последнийдень.

3. Очищение собственной души ради того, чтобы она отказалась от всегопорицаемого и недостойного, что влечёт за собой дурные последствия, стремиласьк самосовершенствованию и совершала благие дела.

4. Упование на Аллахавсевышнего.

Предшествовать всему этому должна вера в послание Мухаммада иготовность принять его благородное руководство».

Вот так. Один из самых авторитетных исламских богословов современности неторопливо и чётко по пунктам формулируя содержание «исламского призыва», ничего иного кроме вышесказанного, обнаружить не сумел. Целая комиссия исламских богословов, рассматривая его представленный на конкурс труд, ничего не предложила к этому добавить. Значит, мы имеем дело не с частной точкой зрения конкретного мусульманина, а с безупречно сформулированной позицией ислама. Итак, что же мы видим? Пятый пункт по сути не богословский, он призывает верить в то, что Мухаммад — «самый большой». А первые четыре пункта и есть, собственно, содержание откровения Мухаммада. Но ведь тут же нет совершенно ничего нового по сравнению с христианством. И единобожие, и вера в последний день, и призыв к очищению души, и упование на Бога — всё это есть в христианстве. Так и остаётся непонятным, чем же это таким Мухаммад дополнил «религию Иисуса» и где то самое главное в исламе, на основании чего христиане должны признать его превосходство.