Сергей Суханов - Дорога горы
Время шло. Постепенно он успокоился. Легкий ветерок приятно обдувал лицо, плотный халлук согревал, а ветки в костре негромко и монотонно потрескивали. Иешуа смотрел на желто-красные языки пламени, на разлетающиеся искры… Его клонило ко сну. Костер почти догорел, но угли еще жарко тлели, слабо освещая берег. Юношей овладела приятная истома, когда знаешь, что нужно делать, но нет сил пошевелиться. Едва различимые голоса просили: «Не спи… Не спи… Не спи…»
Он медленно повернул голову и посмотрел в сторону ручья. Затухающее сознание автоматически фиксировало окружающие предметы. Вот сучья, собранные Эзрой… Чуть дальше куст полыни … Вот край оврага… Внезапно он похолодел. За оврагом в клочьях ночного тумана виднелась фигура стоящего человека. Замотанный в куфию до самых глаз незнакомец опирался на посох. В костре что-то ухнуло, и пламя разгорелось с новой силой, ярко освещая мулов, шатер и русло ручья.
– Чего не спишь-то, милок? – доброжелательно спросила фигура. Голос звучал так, словно человек стоял в двух шагах от Иешуа.
– Я друзей охраняю, – растерянно ответил юноша. – От кого? От волков, что ли? Так они не тронут. Недавно тут караван прошел, волки теперь, хе-хе, сытые.
– Ты кто?
– Я-то? Ни за что не догадаешься, но дам подсказку: лицо мое дико, а губы запечатаны. Да разве это важно? Важно – кто ты. Я вот знаю, потому и здесь. Мне тебя одного никак нельзя оставлять – ты дел натворить можешь, а я не имею права допустить. Мы с тобой теперь неразлучны, как узник и сторож. Можешь называть меня «Сторожем», если хочешь.
– Как же ты говоришь?
– А как говорят ведущие тебя?
– Я их просто слышу. Но сейчас плохо.
– Правильно, потому что я принял меры. Сейчас только ты и я, один на один.
– Чего ты хочешь?
– А пошли со мной. Ты не пожалеешь. Ну, зачем тебе этот караван? Днем ноги в кровь сбивать по камням, ночью под халлуком мерзнуть. Зима ведь скоро. В пустыне – ох, и трудно! – песчаные бури, бандиты, звери дикие… А со мной не пропадешь. Да и дочка моя тебе понравится.
По оврагу прокатился звонкий девичий смех. Над краем берега появилась голова с копной огненно-рыжих волос. Девушка – чуть постарше Иешуа – подперла подбородок кулачками, расставив локти, и с интересом смотрела на палестинца. Ее лицо с ямочками на щеках казалось удивительно милым, а вздернутый носик придавал ему выражение наивности. Рыжеволосая беззаботно улыбалась, ее ярко-синие глаза искрились весельем.
Иешуа почувствовал смущенье. Девушка поманила его пальцем, и юноша услышал вкрадчивый мелодичный голос, словно колокольчик прозвенел:
– Пойдем с нами.
Иешуа попытался подняться, но ноги не слушались, были как ватные. Его охватила тревога. Он и хотел пойти к девушке, и одновременно чувствовал, что нельзя этого делать. Юноша задышал часто и глубоко, его сердце колотилось, а по всему телу разливался жар. Сквозь морок откуда-то издалека еле слышно доносилось: «Не ходи… Не ходи… Не ходи…»
Девушка перестала улыбаться и протянула руку.
– Ну, дай хоть прядь волос.
На ее лице появилось выражение отчаяния, в глазах стояла немая мольба, а улыбка стала тусклой и беззащитной.
Словно в забытьи Иешуа достал нож и поднес его к голове. Рука девушки загадочным образом тянулась все ближе и ближе. Вот она уже у его лица… Сейчас он отрежет волосы и даст ей. Юноша оттянул прядь, готовый полоснуть по ней лезвием… И тут кто-то вышиб нож из его руки. А затем хлестко и больно ударил по щеке. Иешуа стоял, не понимая, что с ним происходит, и откуда вдруг взялся Эзра. А друг тряс его за плечи, что-то орал прямо в лицо, таращил глаза.
Из-за лесистых вершин небо прорезали первые лучи солнца, рассеивая тьму в долине. По оврагу прокатился крик ярости, перешедший в визг, зашуршала галька, словно там протащили что-то тяжелое.
– Я всегда буду рядом с тобооооой!.. – звоном стояло в ушах. Крик удалялся, пока вовсе не стих в глубине ущелья.
Иешуа бессильно опустился у догоревшего костра, закутался в халлук – его бил озноб. Напряжение спало, и юноша заплакал, размазывая слезы по лицу. Эзра сидел рядом с другом, обнимая его за плечи, гладя по голове, что-то успокаивающе говорил…
ГЛАВА 3
Палестина, 760 – й год от основания Рима, месяц тишрей
1От места ночлега шли молча. Сначала Иешуа с опаской поглядывал по сторонам. Заметив густую черноту за камнем или причудливо выгнутую корягу у дороги, он внутренне сжимался, а проходя мимо завалов из веток или нагромождения валунов стискивал пальцы на рукоятке висевшего у пояса меча.
Как напоминание о ночном кошмаре в его душе прозвучали слова Писания: «И звери пустыни будут встречаться с дикими кошками, и лешие будут перекликаться один с другим; там будет отдыхать ночное привидение и находить себе покой»105.
Когда Иешуа перед выходом достал из баула меч, Бен-Цион с пониманием посмотрел на него и молча кивнул. Он знал, что оружие не поможет против шедим106, но пусть у юноши будет хоть что-то, что придаст ему уверенность в себе. Пока Иешуа занимался мулами, Эзра рассказал караванщику обо всем, что случилось ночью. Слушая, Бен-Цион хмурился, а потом сказал:
– Это и плохо, и хорошо. Я не рассчитывал на компанию демонов. Но раз уж так случилось, придется смириться с этим. Зато мерзкие твари раскрыли себя в самом начале пути, и теперь мы будем готовы. Я подумаю, что делать дальше…
Бен-Цион снова возглавил орху. Рана не болела, а легкая слабость идти не мешала. Плечо караванщик берег – левую руку вдел в перевязь и старался ею не шевелить. Он бодро вышагивал рядом с головным мулом, ничем не показывая, что встревожен. Эзра на этот раз шел замыкающим и внимательно наблюдал за Иешуа. Ему не нравился озабоченный вид приятеля.
В лучах розовеющего неба над лесом парили коршуны. У самой верхушки холма по круче карабкался горный козел, прыгая с камня на камень. Из-под его копыт по склону с шуршанием осыпалась щебенка. Вдруг за большим валуном что-то мелькнуло, в тени, словно тлеющие угли костра, загорелись красноватым светом звериные глаза: одна пара побольше, другие поменьше.
– Лиса с лисятами, – успокаивающе сказал Бен-Цион, оборачиваясь к товарищам.
Дорога была усыпана скатившимися с откосов камнями, поэтому идти приходилось осторожно, внимательно глядя себе под ноги. Римляне время от времени расчищали тракт от завалов, прогоняя по нему толпу рабов. Не все рабы выжили, об этом говорили белеющие у обочины человеческие кости. Из-за частых камнепадов, особенно в период поздних дождей, дорогу приходилось чистить снова и снова – по ней проходил стратегический путь из Иерушалаима в долину Эмек Изреель.
Внезапно послышался ритмичный стук, и вскоре впереди замаячили фигуры бредущих по дороге людей. Некоторые из них опирались на палки, а другие шли, обнявшись и поддерживая друг друга. Возглавлявший странную процессию старик держал в руке колотушку с привязанным к ней деревянным шаром. Он размеренно качал рукой, а шар с глухим звуком ударялся о доску.
Увидев караван, прокаженные шарахнулись в сторону, стараясь как можно быстрее сойти с насыпи, и нестройным хором заголосили: «Нечисть! Нечисть!» Бен-Цион остановился, чтобы подождать, пока калеки освободят дорогу. Те забрались на косогор и сгрудились у сосны, со страхом глядя на приближающихся людей. Когда орха поравнялась с ними, Иешуа смог разглядеть этих наполовину людей, наполовину мертвецов. Несчастные сорвали с головы тряпки, открыв обезображенные лица, и раздвигали остатками пальцев дыры в одежде, показывая страшные язвы на теле. Иешуа содрогнулся. Даже наполовину обглоданные стервятниками трупы на крестах казались не такими омерзительными по сравнению с гниющими заживо людьми.
Юноша удрученно шел рядом с Передом, который, казалось, с жалостью поглядывал на хозяина. Когда орха отошла на сотню локтей, Иешуа вдруг остановил мула, достал из мешка лепешку и бросился назад. Он положил хлеб на краю дороги перед прокаженными, стараясь не смотреть в их сторону. Затем быстро вернулся к каравану.
Вскоре палестинцы дошли до конца ущелья. Солнце уже заливало светом склоны сопок, и сумрачные тени исчезли. Иешуа заметно повеселел. Голоса на этот раз говорили с ним долго: успокаивали, ободряли…
Наконец, орха вышла в широкую долину Эмек Дотан. Бен-Цион решил сделать привал. Путники по очереди напились из кирбы и расположились на отдых, а Эзра подсел поближе к другу – было заметно, что ему не терпится обсудить ночное происшествие.
– Спасибо тебе, – сказал Иешуа с грустной улыбкой.
– Это не мне, – с жаром ответил погонщик. Чувствовалось, что ему хочется выговориться. – Ты знаешь, я сплю и чувствую, что меня толкают. Я глаза открыл – сна вообще нет. Посмотрел на Бен-Циона, тот спит. Лежу и не могу понять: кто толкается? Вдруг слышу, ты с кем-то разговариваешь. Я даже ни о чем подумать не успел – халлук в сторону и выскочил наружу. Смотрю, ты стоишь бледный, взгляд пустой и нож у горла. Ну, я и врезал тебе. Извини, если больно.
