Сергей Суханов - Дорога горы
Юноша вновь услышал тихие голоса: «И купил Амврий гору Семерон у Семира за два таланта серебра, и застроил гору, и назвал построенный им город Самариею, по имени Семира, владельца горы»100.
Окрестности Себастии утопали в цитроновых садах. Воздух был насыщен ароматом этрогов. Везде по равнине, насколько хватало взгляда, кипела оживленная работа. Одни крестьяне срывали спелые плоды с деревьев, другие грузили корзины с фруктами на большие телеги, запряженные волами или мулами. Навьюченные ослы с исколотыми в кровь шеями обреченно семенили за хозяевами. К городу тянулись вереницы людей. Каждый тащил за спиной корзину, висевшую на переброшенной через плечо веревке или обтягивающей лоб лямке. Хотя этроги и не используются в хозяйстве широко, но они незаменимы. В первый день праздника Суккот каждый мужчина во время чтения Торы в Доме собрания держит в руках арбаа миним, связку из четырех растений, в состав которой обязательно входит этрог. Иешуа вспомнил строки из Священного писания: «…в первый день возьмите себе ветви красивых дерев, ветви пальмовые и ветви дерев широколиственных и верб речных, и веселитесь пред Господом Богом вашим семь дней»101.
Иешуа не любил свежие этроги – от их горьковатого вкуса у него сводило скулы. В Нацрате кожуру цитронов мариновали или варили, делая из нее приправу. Мирьям перекладывала этрогами одежду от моли и давала детям смешанную с вином мякоть в качестве лекарства. Цитроновый сок пили, чтобы освежить дыхание.
Сделали остановку. Иешуа давно заметил, что Бен-Цион прихрамывает. Наконец, он решился спросить:
– Что у тебя с ногой?
– Однажды мы с Иосефом возвращались из страны Химьяр с грузом благовоний. В Теме меня укусил каракурт. Любой купец знает, что если не выжечь место укуса сразу, то вскоре яд распространится по всему телу. Но я не мог быстро разжечь огонь. И тогда я понял, что меня ждет – буду корчиться от боли, валяясь в собственной рвоте и испражнениях, а потом, скорее всего, умру. Пришлось кинжалом отрезать самому себе кусок икры. Крови, конечно, натекло! Я сознание потерял, но Иосеф привел меня в чувство и замотал ногу. Счастье, что я был не один. Вот с тех пор и хромаю. Но ничего, главное, что хромота не мешает вести торговлю.
Иешуа некоторое время сидел молча, пораженный услышанным, а затем спросил.
– Как ты познакомился с Иосефом?
– Я тогда совсем молодой был, только начал с отцом ходить в Химьяр и Пунт. А Иосеф напросился идти с нами за слоновой костью. Это потом выяснилось, что его отец – зекен, почетный член общины, и что его весь Иерушалаим знает. Мы из Аравии не вылезали несколько лет: туда-сюда, раз пошла торговля – держи птицу счастья за хост! Наконец, Иосеф остепенился, отец пристроил его хаззаном102 в синагогу при Храме. Я ему благовония поставлял по старой дружбе. Потом он двинул в политику, стал уважаемым человеком… Так-то вот… А я его помню таким сорвиголовой. Как мы вместе куролесили! Однажды караван остановился под Геррами, и мы ночью сбежали из лагеря в город. Ну, нас ноги привели на агору. А там свет, музыка, веселье… Праздник, что ли, у них там какой случился. Народ толпится, а из окон герута нам красотки руками машут. Ну, мы с ним…
Тут Бен-Цион осекся на полуслове, посмотрел на Иешуа и, кашлянув в кулак, строгим голосом заявил.
– Ты это… Короче, рано тебе еще такие истории слушать. Иди-ка лучше проверь подпруги у мулов.
Иешуа отправился выполнять приказание. А за его спиной послышался сдавленный смех. Это караванбаши никак не мог отделаться от нахлынувших на него приятных воспоминаний.
4Орха миновала Себастию и продолжила путь на север. Впереди темнела покрытая лесом гора, словно рухнувшая на землю с небесного свода и окаменевшая туча. Дорога вилась серпантином по ее крутому склону. Иешуа понял, что каравану предстоит преодолеть непростой перевал.
Путники вошли в ущелье. Пересекли селевое русло, заваленное искореженными деревьями и валунами. Иешуа представил себе мощь грязевого потока, который принес с вершины это месиво, и ему стало не по себе. Вскоре теснина уперлась в поперечный кряж, а дорога устремилась к хребту. Погонщики с трудом преодолевали подъем, подгоняя выбивающихся из сил мулов. Наконец, орха достигла седловины. Палестинцы уселись на землю, стараясь отдышаться.
Внезапно в воздухе раздался шелестящий звук. Пущенная из-за соседней скалы стрела пробила бурдюк с водой над головой Бен-Циона. Мул испуганно шарахнулся, а караванщик вскочил, озираясь по сторонам. Но тут же рявкнул на погонщиков, указывая в сторону огромного валуна у края дороги: «За камень! Быстро!». Затем рванулся к своему мулу, сдернул с него лук и колчан.
Все трое бросились к укрытию. В воздухе просвистела еще одна стрела, с неприятным визгом чиркнув по камню у самого лица Эзры. «Удобное место нашли сволочи: в конце подъема!» – с досадой прорычал Бен-Цион, прижимаясь рядом с товарищами спиной к валуну. Он осторожно выглянул из-за скалы, чтобы определить, откуда стреляют.
– Эй, иврим, – раздался хриплый голос, – жить хотите?
– Хотим! – крикнул в ответ караванщик. – А чего надо?
– Лук на землю и всем выйти, поговорим.
– А если не договоримся?
– Тогда в вашем храме прибавится костей.
За скалой раздался разноголосый хохот. Бандиты намекали на слухи, распускаемые шомроним, что жители Иерушалаима прячут в Храме человеческий скелет, которому тайно молятся.
– Дайте подумать, – крикнул караванщик и сказал, обращаясь к товарищам. – Человек пять, не больше. Торговаться бесполезно – раз начали стрелять, в живых не оставят. Но лук, похоже, только у одного.
Посовещавшись, решили так. Бен-Цион и Эзра, у которого за пазухой нашлась праща, будут удерживать шайку на расстоянии. А Иешуа под огнем прикрытия попытается увести Переда, чтобы доскакать до Себастии. Там у ворот всегда дежурит римская турма. Караванщик отвязал от пояса кошелек с денариями и протянул юноше. «Так тебя лучше услышат, – сказал он и ободряюще улыбнулся. – Ну, давай!»
Иешуа рванулся к Переду. Бен-Цион выждал секунду, а затем резко поднялся во весь рост, натягивая лук. Он увидел человека в овечьей шкуре: тот стоял у скалы, целясь в бегущего юношу. И сразу выстрелил. Стрела ударила в камень рядом с разбойником. Тот отшатнулся, послав свою стрелу в молоко.
Бандиты выскочили из-за укрытия. Страшно ругаясь, они выпустили в караванщика залп из пращей. Но тот успел пригнуться. Тут же вскочил Эзра и метнул в нападавших камень. Бен-Цион снова поднялся и выстрелил из лука, уже хорошо прицелившись. Раздался крик боли, а за ним новый шквал ругательств.
Иешуа за это время успел скрыться из вида. Юноша быстро спускался в ущелье, держа Переда в поводу. Скоро он во весь опор скакал в сторону Себастии. «От города до перевала не больше двух миль103, пустяковое расстояние для разъезда, – лихорадочно думал он. – Только бы успеть. Только бы успеть…»
Командир римской турмы оказался сирийцем, поэтому понял юношу с полуслова. Засунув деньги под кожаную лорику104, он хрипло прокричал команду, и отряд из десяти всадников галопом помчался в сторону поросшей лесом каменной громады. Когда разъезд поднялся на перевал, схватка уже закончилась. Бен-Цион сидел, привалившись к камню в окровавленном куттонете. Над ним хлопотал Эзра, пытаясь перевязать рану на плече караванщика куском тряпки. Чуть поодаль лежал бородатый бандит, ощерившись мертвым оскалом.
– Рассказывай? – приказал декурион караванщику.
– Полезли на нас, когда поняли, что Иешуа поехал за подмогой. Я одного зарубил мечом. Но вот, успели зацепить… Эзра их камнями закидал… Их четверо было. Пятого я раньше подстрелил. Они его забрали… Пошли туда.
Мотнул головой в сторону перевала. Потом добавил, морщась от боли:
– Вы их догоните, они на ослах.
Командир снова отдал команду, и декурия ушла вниз по косогору.
Иешуа мягко отстранил Эзру. Опустился на колени рядом с караванщиком, внимательно осмотрел рану. Затем повернулся к Эзре и тоном, не терпящим возражений, проронил: «Надо вскипятить воду». Погонщик беспрекословно подчинился: бросился к мулам, снял полупустую кирбу с водой. Вытащив из нее стрелу, он вылил остатки воды в котелок.
Пока Эзра разжигал костер и нагревал воду, Иешуа успел полазить по окрестным скалам. Вскоре он вернулся с веткой, на которой был намотан клубок паутины. Аккуратно протерев края раны уксусом, он залепил ее паутиной и перевязал плечо караванщика чистым куском ткани. Затем вынул из вещмешка небольшой сверток, взял темно-коричневый шарик величиной с грецкий орех, бросил его в миску. Размешав жижу веткой, юноша отставил миску в сторону, присел рядом с караванщиком и положил руку ему на лоб.
Все это время Бен-Цион с удивлением наблюдал за действиями Иешуа. Юноша излучал спокойную уверенность, а его движения казались ловкими и точными – никакой суеты, ничего лишнего. Вот и Эзра ловит каждое его слово. От руки исходило приятное тепло, снимающее боль, расслабляющее тело… По просьбе Иешуа караванщик выпил горячий напиток. Через какоето время его глаза подернулись поволокой, и он опустил голову на грудь. Сидевший рядом с Иешуа в тени камня Эзра озабоченно спросил:
