Владимир Волкович - Хмель-злодей
— Братцы, да тут золото! — крикнул один из тех, кто шарил в телеге, — хватай их!
Друзья обнажили сабли и приняли неравный бой. Михаил, не слезая с коня, рубил разбойников, которые пытались его стащить, а Сашка отбивался от кучки наседавших с кольями и косами. Краем глаза Михаил увидел, что Сашку уже ранили пикой, переделанной из крестьянской косы, и он, истекая кровью, сползает, держась за ствол дерева, на землю.
— Держись, Сашка! — крикнул он, пытаясь пробиться к раненому другу, но на его ногах уже висели трое, а ещё двое пытались накинуть на него верёвку, чтобы стащить с коня. Михаил взмахнул саблей, и один из нападавших полетел на землю, разрубленный пополам, но в это время петля обвила его, рука выпустила саблю, и он упал с коня, запутавшись в стремени.
«Конец», — подумал, было, Михаил. Но судьба щадила его: из леса стремительно выскочило несколько людей. Михаил успел заметить, что они вооружены саблями и короткими ножами, которыми владеют виртуозно. Один из них с разбегу, в высоком прыжке, ударом ноги снёс полчерепа разбойнику, который направил на Михаила пику. Через несколько минут гайдамаки распростерлись на земле, мёртвые. Двое попытались убежать, но были тут же настигнуты и убиты.
— Ну, вставай, — парень протянул руку Михаилу, улыбаясь.
— Ты? — удивлённо воскликнул Михаил.
— Я! — ответил Давид, — долг платежом красен.
Михаил поднялся и тотчас же завертел головой в поисках Сашки.
Сашка лежал у телеги, весь в крови, голова его была запрокинута. Около него уже суетился один из людей Давида.
— Живой, но без сознания, — сказал он Давиду и Михаилу, — крови много потерял, доктор нужен.
— Да где ж его взять? — вздохнул Михаил.
— Я знаю где, есть тут у меня знакомые, — ответил Давид, — как стемнеет, тронемся.
Вскоре телега в сопровождении нескольких пеших и одного всадника растаяла в густеющих сумерках.
Белёные хаты едва угадывались в ночной тьме. Ни огонька, ни голоса, даже собаки не брехали. Маленький хутор вдали от дорог казался заброшенным. Давид тихонько постучал пикой по раме слепого слюдяного окошка, расположенного на значительной высоте.
— Кто здесь?
— Это я.
Дверь распахнулась, на пороге стояла Леся в ночной рубахе:
— Ой, Давид, кто это с тобой?
— У нас раненый, пусть дед посмотрит.
Седой, как лунь, старик без лишних вопросов, склонился над Сашкой и вдруг начал командовать Лесей:
— Вскипяти воды, принеси мои инструменты, зажги ещё лампу, да окна занавесь.
— Не бойся, дед Макар, там мои люди, — успокоил старика Давид и, уже обращаясь к Лесе, спросил: — Рути спит?
— Да не сплю я, — в дверном проёме дальней комнаты стояла улыбающаяся Рут.
Давид бросился к ней, и молодые люди застыли, крепко прижавшись, друг к другу.
— Тихо вы, — с напускной строгостью прикрикнул старик, — миловаться марш на улицу. — Потом наклонился к неподвижно распростёртому Сашке, позвав: — Леся, иди, помогай.
Леся подошла к раненому и с удивлением узнала в нём того молодого, весёлого и симпатичного казака, который шутил с ней в опустошённом и разграбленном Немирове.
Она ненавидела казаков. Это они принесли столько горя её семье, это они взбаламутили её отца и братьев, ушедших на войну по призыву Хмельницкого и сгинувших неизвестно где. Хорошо, что мать умерла раньше и не видела этого. Теперь остались они вдвоём с дедом.
Земля зарастает сорняком, не пахана и не сеяна… Добрая еврейская семья, где она служила, и которая стала ей как родная, жестоко растерзана. У людей, вчерашних крестьян, помутился разум: вытворять такие смертоубийства себе подобных. А всё этот Хмель проклятый.
Каждый день она молится за Давида, единственного оставшегося в живых из той большой семьи, и пуще глаза бережёт красивую еврейскую девушку, которую привёл Давид, чтобы она сохранила её.
«Неисповедимы пути Господни» — сейчас Господь назначил ей ухаживать за одним из этих ненавистных казаков.
Лишь под утро покинули нежданные гости дом на окраине хутора. Раненый Сашка остался там под присмотром старого деда Макара и Леси.
Золото, серебро, драгоценные камни зарыли в дальнем углу двора, где люди бывали редко.
Глава 6. Ярость восставшего охлоса[8]
Король умер, и осталось Польское королевство без пастыря. Кардинал Казимир немедленно послал начальнический жезл (булаву) владельцу города Заслав светлейшему князю Владиславу Доминику, назначив его главнокомандующим. Этот князь был знаменит своим богатством и никогда в жизни не принимал участия в войнах; он был труслив и мягкосердечен. Кардинал назначил его военачальником из-за его богатства.
«Когда пастух сердится на своих овец, то назначает им вожаком слепую овцу».
В большом доме в центре Чигирина, резиденции запорожского гетмана, сидел за круглым столом сам хозяин и размышлял. Не часто ему в последнее время это удавалось. Если быть откровенным, Богдан совсем не был заинтересован в расширении восстания, он только хотел использовать казаков и холопов в своих и королевских интересах. Конечно, надо сделать послабление налогового бремени, чтобы удержать эту восставшую массу в узде, конечно, надо увеличить реестр казаков, находящихся на службе Короны, но главное — себя не обидеть: шляхетское звание, богатство, почёт. И королю порадеть — уничтожить знатную шляхту, магнатов, особенно Ярему Вишневецкого. Король предупредил на тайных переговорах, что князь хочет создать своё, независимое украинское государство. А что, при его богатстве, влиянии, авторитете — это вполне возможно. Он очень опасен для короля. Здесь интересы Богдана и монарха совпадали, не зря рассчитывал Богдан получить земельные владения князя Иеремии.
Но все карты спутал коронный гетман Потоцкий, который не был, конечно, посвящён во все эти тайные переговоры. Пришлось сначала уничтожить часть коронного войска во главе с двадцатилетним сыном Потоцкого, а потом и его самого с основным войском. Всё лето Богдан вёл переписку с представителем Речи Посполитой Адамом Киселём об условиях перемирия. Но Максим Кривонос и другие предводители восставших холопов даже и не думали прекращать борьбу. Между Хмельницким и Кривоносом даже происходили конфликты по этому поводу. Тем не менее, огромной массой холопов фактически руководил Максим Кривонос, не всегда подчинявшийся гетману, а по Украине рыскали отряды гайдамаков — разбойников, которые и вовсе никому не подчинялись. Хмельницкому ничего не оставалось, как снова и снова поддерживать мятежных холопов.
И вот теперь король умер, из трёх кандидатур на его место Хмельницкий был заинтересован в его брате — кардинале Казимире. Вот и надо употребить всё своё влияние, чтобы протолкнуть Казимира в свои короли. Богдан с ним поладит, он ту же политику ведёт, что и покойный брат его. Меж тем Максим Кривонос продолжал опустошать Украину, осаждать и брать селения, истреблять еврейское и польское население.
9 июня 1648 года пятнадцать тысяч холопов штурмом взяли Лубны, главный город Вишневецкого. Перерезав шляхту без разбору пола, возраста и вероисповедания, чернь наполнила её трупами рвы вокруг крепости.[9]
Не было в тот час милосердия между людьми, редкий не омочил рук своих в крови и не награбил чужого добра.
На Украине уже не осталось регулярных польских войск, способных противостоять огромной армии восставших. Лишь князь Иеремия Вишневецкий с небольшим отрядом наводил страх и ужас на мятежные селения. Узнав о разгроме Хмельницким войск Потоцкого, а также об уничтожении своей столицы города Лубны и зверском убийстве холопами всех его подданных, князь повел свои хоругви по левому берегу Днепра к Киеву. Попутно он казнил прибывших к нему посланников запорожского гетмана, не желая вести никаких переговоров с бунтовщиками.
— Огнем и мечом пройду по всему краю и не вложу саблю в ножны, пока не усмирю Украйну, — поклялся Вишневецкий, и клятву свою сдержал.
Переправившись через Днепр за Киевом, Вишневецкий, как испепеляющий грозный меч, вторгся на Полесье и Волынь, а затем и в Подолию, в свои наследственные владения. Где проходили войска «страшного» князя, там оставалась безлюдная выжженная пустошь. Села, поднявшиеся на мятеж, по его приказу сжигались, крестьян сажали на кол или распинали на крестах. В своей жестокости князь Иеремия ничуть не уступал самим повстанцам. «Жестокость за жестокость» — таково было его кредо.
Уничтожив мятежное село Погребищи, Иеремия двинулся к Немирову, своему вотчинному городу, который незадолго до этого обманом взяли казаки с помощью местных жителей и учинили зверскую расправу над евреями. Жители, опасаясь княжеской мести, закрыли ворота, но город был взят приступом, а зачинщики восстания и наиболее отличившиеся в убийствах евреев, вместе с городскими властями и православными священниками были подвергнуты самым изощренным пыткам. «Мучьте их так, чтобы они чувствовали, как умирают!» — кричал князь своим воинам.
