Александр Немировский - Пурпур и яд
С борта полетели канаты. Метко накинутые на осмоленные столбы, они притянули триеру к молу. Бесшумно опустились сходни. Херсонеситы подхватили их и укрепили своими телами. Первым спускался человек в блестящем чешуйчатом панцире и обшитой бахромой накидке. На голове его был коринфский шлем, украшенный голубым пером.
— Диофант! Диофант! — ревела толпа, уже знавшая, что Митридат поставил во главе своих кораблей и воинов не перса, не каппадокийца, а эллина. В городе, окруженном варварами, это воспринималось как проявление особой симпатии молодого царя к Херсонесу.
Диофанта встретил первый стратег херсонеситов Дамосикл. Диофант вглядывался в лицо этого еще крепкого человека, на котором запечатлелись следы недавних невзгод.
Рукопожатие стратегов вызвало взрыв восторга. Синопеец и херсонесит, подданный царя и свободный гражданин, они были эллинами, детьми рассеянного по всему миру народа. И Понт соединил их. Ибо Понт — это путь, связывающий тех, кого разъединила судьба.
С высоты угловой башни, куда Дамосикл повел гостя, открывался прекрасный вид на окрестности Херсонеса. Диофант долго не мог оторвать взгляда от виноградников и садов, разделенных бухтами и заливами. Море глубоко вдавалось в сушу, и бухты казались голубыми лепестками какого-то удивительного цветка. Неужели его растопчут скифские кожаные сапоги? Диофант поймал взгляд Дамосикла. В нем была надежда и тревога. Он вспомнил напутствие Митридата: «Победить и завоевать дружбу!»
«Но сначала победить!»— подумал он.
— Диофант! Диофант! — послышался знакомый голос.
Стратег приподнялся на локте. В комнату ворвался Алким. Вчера он попросил его быть провожатым. И вот Алким пришел вместе с Гелиосом.
— Подать каламос? — спросил он, как когда-то.
— Нет! Меч! — отвечал Диофант, улыбаясь. — Теперь это мой каламос, свиток — степь, а чернила — кровь.
— Куда тебя повести? — спросил Алким, когда они вышли наружу. — В театр или в гимнасий?
— Покажи места своего детства.
— Но мой отец был сукновалом и там дурно пахнет.
— Но те, кто любит красивые хитоны, должны по крайней мере знать, как их делают.
Улицы этой части города были узки и невымощены. Здесь можно было споткнуться о камень, порезать ногу обломком сосуда. Знатные посетители города редко сюда заглядывали.
А Диофант с видимым удовольствием шагал мимо приземистых домов с выщербленными стенами. Каждая улица пахла своим ремеслом — выдубленной кожей, свежими стружками, дымом пылающих горнов. Но ко всем этим запахам примешивался густой аромат засоленной рыбы, хранившейся в высеченных в скале цистернах. Рыба была основной пищей ремесленников и, может быть, главным богатством города.
— А где тут ювелиры? — спросил Диофант.
— Ювелиры? Это в другую сторону…
Он повел его назад по улице горшечников, свернул на улицу сукновалов. Ее пересекала улочка ювелиров.
Тюк! Тюк! — слышались удары молоточков. — Тюк! Тюк!..
— Как золотые колокольчики! — произнес Диофант мечтательно. — Мне всегда нравились эти звуки. Но более всего я любил следить за работой мастеров. У моего отца была ювелирная мастерская, и я часами просиживал, наблюдая, как из бесформенных кусков металла появляются золотые сирены, серебряные гарпии и циклопы. Как других удивляют стихи, в которых Гомер воспевает этих чудовищ, так меня восхищает мастерство, дающее фантастическим образам форму.
Зайдем сюда? — предложил Алким, показывая на ближайший дом. Его стена по обе стороны двери была украшена мозаичными изображениями. — Это мастерская 1ересия. Его изделия пользуются у нас славой. Он изготовил украшения для статуи Девы и бронзовый щит для городских ворот.
И вот они в помещении, большую часть которого занимает низкий длинный стол. На нем как бы в беспорядке лежат куски металла, инструменты, глиняные формы, деревянные подставки. Но это беспорядок только для тех, кто не видит мастера за работой.
— А где же сам демиург? — громко спросил синопеец.
На звук голоса из внутреннего двора вышел человек в фартуке, повязанном поверх хитона. Волосы его были едва тронуты сединою. Сеть морщин у глаз говорила о годах, проведенных за работой.
— Я явился к тебе без приглашения, — объяснил Диофант.
— Мы никого не зазываем, — отвечал ювелир. — Товар наш не портится.
— Хорошо сказано, — похвалил Диофант. — Твое искусство, одно из немногих, работает на вечность. Ну что ж, показывай свой товар!
Ювелир сел за стол и поставил перед покупателем золотой килик. Выпуклое изображение заключало бегущего обнаженного атлета и человека в хитоне, видимо гимнасиарха.
— Недурно! — сказал Диофант тоном знатока. — Особенно атлет. В повороте головы чувствуется, что он отдал бегу все силы. Митридат был бы восхищен такой работой.
— Ты Диофант? — воскликнул ювелир.
— Да, почтеннейший. Я знакомился с твоим городом и по совету моего друга заглянул к тебе. Твой килик навел меня на мысль. Ты не мог бы изготовить золотой кратер?
— Разумеется.
— Но мне хотелось бы, чтобы его украсили сценки из скифской жизни, чтобы человек, к которому кратер попадет в руки, ощутил степь, чуждую эллину.
ВЕНОК
На стадион Херсонеса сошелся чуть ли не весь город. Граждане были привлечены известием, что на забеге эфебов будет присутствовать стратег понтийского царя. Все понимали, что состязание, устроенное почти на виду у врагов, должно поднять дух воинов.
В забеге участвовало пятеро юношей, каждый из которых надеялся прийти первым и взять из рук почетного гостя победный венок.
Стратеги сидели на мраморном сиденье, выставленном перед рядами деревянных скамей. Они были в белых гиматиях, но гиматий понтийца имел внизу красную кайму.
— Не пора ли начать? — спросил Дамосикл, видя, что бегуны уже заняли свои места на стартовой площадке.
Диофант кивнул головой, с интересом ожидая начала бега. В последний раз он наблюдал состязание бегунов в Олимпии, куда он по поручению Эвергета привел четверку коней. Тогда он не мечтал о служении Клио.
Дамосикл вышел вперед и поднял над головой платок. По его взмаху бегуны сорвались с места. Они бежали грудь в грудь. На третьем круге один из них, стройный, черноволосый, вырвался вперед и под приветственные крики зрителей пересек черту.
— Кто этот эфеб, так легко одержавший победу? — спросил Диофант.
— Его зовут Архелаем, — ответил Дамосикл. — Он сын ювелира, работающего над твоей вазой.
Диофант вспомнил килик с изображением бегуна. Вот откуда этот сюжет!
— Тебе уже известна моя слабость.
— Ты не в Синопе. Наш город невелик. Да и такие гости, как ты, не остаются незамеченными. Но смотри! — Он показал на юношу, окруженного почитателями. — Все восторгаются победителем! Все хотят ему подражать! А он ждет лить тебя! Ты для него образец!
— Я? — удивился Диофант. — Да он видит меня впервые.
— А знает несколько лет. Как-то Архелай принес мне гемму работы своего отца. В то время я читал твою историю Понта друзьям. Он был самым внимательным слушателем. Я думаю, что ему будет приятно, если ты поздравишь его с победой.
Увидев идущего Диофанта, юноша бросился к нему навстречу. Глаза его сияли. Казалось, встреча с Диофантом была для него высшей наградой.
— Ты прекрасно бежал, Архелай. И в Олимпии ты был бы победителем.
— Тогда бы я отослал венок тебе, в Синопу. Твой каламос вел меня по векам и странам. Он рассеял ложь о странах вокруг Понта, которую эллины повторяли вслед за Геродотом. Когда же появится продолжение твоего труда?
Диофант задумался.
— Глядя на тебя и твоих друзей, я подумал, что и жизнь, дарованная нам богами, такой же бег. Бегун может вырваться вперед, но споткнуться и потерять дыхание. И победный венок достанется другому. Тогда каким смешным покажется историк, который начнет восхвалять того, кто вырвался вперед, но не одержал победы. Историк должен дождаться, когда появится победитель. Но я ведь не только историк, я эллин, как и ты. И мне небезразлично, кто придет первым. Поэтому я решил участвовать в беге. Теперь стадион — скифская степь.
— Я понял тебя, Диофант! — воскликнул юноша. — Скифская степь — стадион. Как хорошо ты сказал! И мне мала эта дорожка. Позволь же, я буду бежать с тобой рядом.
ГОРШКИ БОГИНИ
Скифы двигались четырьмя колоннами. Над мохнатыми меховыми шапками, войлочными треухами, нечесанными космами мотались полотнища с грубо намалеванными скифскими святынями — Секирой, Ярмом, Чашей и Плугом. Это были знамена отрядов чашников, плужников, яремников, соревновавшихся в удали и воинской славе. К ржанию коней и к топоту копыт примешивался еще какой-то звук.
— Что это! — спросил Диофант у Дамосикла.
— Они поют, — отвечал херсонесит. — Поют и славят богов, дарующих победу…
Но Диофант уже не слушал херсонесита. Он скакал на правый фланг, чтобы отдать распоряжение сотникам. Понтийцы строились в два ряда. Задние клали копья на плечи передних.
