Райдо Витич - Имя - Война
— Нет…
— "Нет" родне дома скажешь, а здесь фронт и воинское подразделение! И вы, как боевая единица нашего отряда, обязаны подчиняться старшему по званию! Бегом! — рявкнул уже не сдерживаясь. После поговорят, после она посетует, он помолчит, выслушивая упреки. Все после — если оно будет.
Девушка недовольно глянула на него, но послушалась, ушла.
— Не надолго, — заметил Саша, вскользь глянув на нее. — Душу вывернули девчонке, она теперь в бой будет рваться, страха не мая.
Николай видел таких, как с ума сошедших после потрясений. Понимал что Саша прав, но кому было хорошо от этой правды?
— К своим прорвемся, домой вернется, отойдет.
— А ты? — посмотрел ему в глаза. — Я, ребята? Ты хоть понимаешь что сегодня всего второй день войны. Второй, Коля, а чувство, будто год прошел.
— К чему ты это?
— Просто. Хреново на душе.
— Тогда просто заткнись, — посоветовал.
Дроздов смолк. Стало так тихо, что было слышно жужжание шмеля над медуницей у дороги.
Недолго ждали. Послышалось тарахтение и появился мотоцикл, промчался, пыля по дороге, а следом показался конвой и пленные.
— Приготовиться, — шепнул лейтенант.
Мимо медленно побрели солдаты, первый, второй.
У мужчин в засаде терпения еле хватило середины строя дождаться. И в два ножа: Николай в конвойного слева, Александр справа, сняли двух фрицев, объявив начало «операции». Заработали винтовки — Васечкин принял бой, следом Буслаев методично начал расчищать путь товарищам. Лейтенанты бросились на немцев. Пленные недолго думая кинулись кто врассыпную, кто на конвой. А те косили не разбирая, поливали очередями и орали. Бойцы падали, упал Васулмян, получив пулю меж лопаток, скрутило Буслаева.
Лена смотрела на бой, больше похожий на драку и все шарила за спиной, пытаясь найти пистолет, что Николай вчера ей дал и никак в толк взять не могла, что посеяла его в пробежке по лесу. И ринулась к своим, не выдержала. Подхватила Буслаева, помогая уйти в лес за дорогу и еле крепилась, чтобы не закричать, перекрывая трескотню очередей, выстрелы, маты. Вокруг убытие — немцы, свои, кровь, гильзы, каша мала из тех, кто убегать не захотел, не забив фрицев. Мутузили их с рыком, прямо на винтовки бросались с единственным стремлением, умереть, но хоть одного с собой забрать.
— Уходим, — пронеслось.
За холмом послышался лязг гусениц — жахнуло, накрыв дерущихся у обочины. Что-то чиркнуло по щеке девушке. Буслаев ахнул и стал заваливаться. Лена не удержала его — тяжелый, но понять что его убили, не могла. Тормошила:
— Вставай, миленький!
— Уходим!! — пронеслось вновь и кто-то подхватил ее, увлек в лес. Глянула — Коля.
— Буслаев!…
— Погиб! Уходим!
Опять жахнуло так, что земля содрогнулась и девушка невольно присела от давящего звука, показалось перепонки лопнули.
— Не останавливайся!
И бегом. Слева, справа мелькали гимнастерки, белели исподним спины бойцов, мелькали босые ноги, ботинки; листья и кусты.
За спиной тарахтели очереди, слышались гортанные крики.
Вырвавшиеся из плена так неслись, что можно было тут же выдавать им значки ГТО, как сдавшим нормативы. Кто куда уходил. Кто группой, кто поодиночке, стремились прочь.
Вскоре за спинами стихло, а впереди уже маячили только деревья и кустарники.
Бойцы оторвались, но темп не сбавили, бежали уже группой, слаженно. Только скатившись в бурьян оврага затихли, переводя дух и дичась начали оглядывать друг друга.
— Полвзвода, — оценил силы Дроздов. И хрюкнул, согнувшись, будто живот заболел.
— Ранен? — испугалась Лена.
— Живот от голода свело, — качнул головой. — Ерунда. По сравнению с оставшимися там, я чувствую себя прекрасно, — пошутил неудачно.
Лена сжалась, за плечи себя обняв: Буслаев и Васулмян, Надюша, соседи — пассажиры в поезде. Сколько еще погибнет? Почему кто-то вообще гибнет? Как жутко, как несправедливо! Как же? Ведь вот они были, вот только что были живы!…
Смерть будто выпустили для разгула, и та пирует на радостях, пьяная от свободы и безнаказанная. Косит людей как траву в поле. Нелепая, жуткая, быстрая. Вжик — и срезало. А человек только что шел, дышал, говорил. Как же так?
Столько лет… мать, отец, родня, друзья, солнце это, школа, мечты, стремления, споры и смех, надежды, вера… а потом «вжик» и все… Все?
Почему? Почему?!
Ей было не понять, не принять. Но кто спросил?
Солдаты начали группироваться возле лейтенантов, выжидательно поглядывая на них. Николай смотрел в серые, изможденные лица, темные, горящие злым, отчаянным огнем глаза и понимал, что от него ждут.
Взглядом определил самых крепких и решил отправить их в караул, а остальным дать передышку.
— Звание, фамилия? — спросил у молодого, худого как молодая осинка парня.
— Рядовой Камсонов, — неожиданным баском выдал тот.
— Свистеть умеешь?
— Как же нет?
— Занимаешь позицию слева. Заметишь фрицев — подашь сигнал. Один свист — немцы, два — наши.
— Понял, — встал и полез наверх оврага.
— Ты? — подбородком кивнул на мужчину обросшего щетиной.
— Младший сержант Гурьянов. Все понял, товарищ лейтенант. Иду. Только дозвольте спросить: потом что?
— Потом, что и сейчас, сержант — война. Отдохнем немного и пойдем, будем к своим пробиваться.
— Понял, — кивнул, пригладив седые короткие волосы на голове. — Только где они, наши?
— Вокруг посмотрите, сержант. Видите?
Десять угрюмых взглядов впились в лицо мужчины.
— Понял, — опять заверил тот и нехотя пошел в лес, в караул с другой стороны овражка.
— Наших-то говорят, до самой Москвы откатили, — буркнул пожилой, босой мужичок, сидящий на корточках прямо перед Саниным.
— Звание, фамилия?
— Ну-у, рядовой Жихар.
— Вы всегда всему что говорят верите?
— Так глаза имею, товарищ лейтенант. Худо, однако. Немчуры — то вона как листвы на деревьях.
— К чему клонишь?
— Гнида он, товарищ лейтенант, — сообщил раненный в плечо солдат. — Дезертировать хотел, но не успел — немцы всех под одно загребли.
— Че ты мелешь, Емеля?!
— Да видел я, как ты на лесок поглядывал! Бежать хотел!
— Ну, хотел. Живу я туточки, в аккурат за лесом, в Хмельках. Немец прет, а сердце болит — как мои-то там? Я ж не к фрицам мылился — глянуть как там жинка да дочери. Были б сыны, можа и успокоился, а у меня девки одни родятся. Пятеро, — выставил грязную оцарапанную пятерню. — Че бабы сробят одни-то? Ум куриный только кудахтать и даст. Тьфу ж ты.
Бойцы зафыркали, засмеялись. Напряжение спало, и лица чуть посветлели.
— Ну, ты Матвей, — головой качнул крепыш с повязкой на голове, растянулся на траве.
— Из одной части? — спросил Саша, приметив, что мужчины знакомы.
— Ну.
— Лошадь понукай!
— Извиняюся, товарищ лейтенант. Я, Гриша, — на крепыша указал. Тот сел:
— Рядовой Полунин.
— Вот, — кивнул мужичок. — Сема, рядовой Густолапов, — на раненого в плечо указал. — И Иван.
Сидящий чуть поодаль мужчин веснушчатый парень, подвинулся ближе:
— Я. Рядовой Летунов.
— Остальные? — спросил Санин.
— Меня и друга у брода взяли. Гоняли на смех по полю, пока Миху… — прогудел мужчина с седыми висками.
— Милиция? — оглядел потрепанную форму.
— Сержант Сидельников, Пал Палыч. ЖД, — кивнул. — Станцию с землей сравняли. Мы звонить, а связи нет. Но сообщить-то о налете надо. Рванули на другую, а там десант… Суки!
— Ясно. Ты? — посмотрел на полулежащего на траве молодого мужчину с перемотанной голенью.
— Я вообще гражданский. Антон Перемыст. У друга гостил, его как раз сегодня призвать должны были, вот мы и отмечали. А тут заваруха. Он в военкомат, я к своим, что за дела узнать. В двух километрах от Бреста живу. Или жил? — обвел взглядом мужчин, на Лену уставился. Та сжалась и только заметила, что кофта у нее порвана. Не так чтобы оголяла сильно, но все равно неуютно.
Николай покосился на нее, сообразил, что к чему и стянул с себя гимнастерку, молча сунул ей в руки. Лена с благодарностью глянула на него и поспешила натянуть. Просторной оказалась, рукава болтаются. Коля оценил, закатывать рукава начал, помогая, как лялечке.
Лена вообще заалела от стыда.
— Жена? — прищурился на нее Перемыст.
— Попутчица, — бросил Саша, переключая внимание мужчин на себя. — Ты кто? — спросил у парнишки с оттопыренными ушами и огромными голубыми глазами.
— Никодим… Пыф! Рядовой Лучин. Двенадцатый стрелковый полк.
— Рядовой Голушко, — прогудел невысокий мужчина с посеченным, обожженным лицом и перебинтованной тряпками рукой. — Танковая бригада.
— Лапалыс. Янис. Рядовой, — тяжело просипел вытянувшийся на траве парень, в красной от крови на груди гимнастерке.
Лена опомнилась, к нему двинулась:
