Сергей Житомирский - Ромул
— Тогда вот что. Сколько будет овец, если соединить стадо из трёхсот семидесяти четырёх овец со стадом из двухсот девяноста восьми.
— Шестьсот семьдесят две овцы, — выпалил Рем.
Никанор задумался, шевеля губами, и с изумлением оглядел ученика:
— А это ты как узнал?
— Ну как же, — затараторил Рем, — я сперва отогнал от стад лишних овец, чтоб остались только десятки, от первого четыре, от второго восемь и быстро-быстро согнал их вместе. Получилось двенадцать, двух я оставил, а десять пригнал к первому стаду. Потом отогнали десятки — от первого восемь десятков (считая одну добавочную), а от второго девять и опять быстро-быстро согнал их вместе. Получилось семь десятков и сотня. Сотню я подогнал к первому, там стало четыреста, да во втором осталось две, итого — шесть. И вот я смотрю, стоят три стада — в одном шесть сотен, в другом семь десятков, в третьем две овцы. Тогда я быстро-быстро их перечислил.
— Отправляйся на место, — покачал головой Никанор. — В скорости счета за тобой никому не угнаться.
На другой день во дворе, пока малыши соревновались в беге, к братьям подошёл высокий ладный парень с гордо поднятой головой.
— Привет альбанцам, я Стаций из Габий. Здесь все меня знают.
Познакомились. Стаций не задирался, наоборот, всячески навязывался в друзья:
— Здорово ты вчера высмеял этого козла-Никанора, — похвалил он Ромула. — И на наказание плевал. А ты, — обернулся он к Рему, — показал, что он и считать не умеет! Пойдём после занятий на озеро?
Погода была хорошая, и Авл после обеда отпустил братьев погулять. Они встретились со Стацием и вышли через узкие Задние ворота к Малому, Фунданскому озеру, в месте, где стена ещё не подходила вплотную к воде. Было прохладно, лезть в воду не хотелось, ребята устроились в кустах на песчаном бугре, наломали сухих веток, Стаций высек кремнём огонь, и небольшой костёр окружил их уютным дымком, отгонявшим комаров.
— Ненавижу Никанора, — сказал Стаций. — Вот бы проучить его, положить где-нибудь верёвку, а когда он пойдёт, натянуть, чтобы шлёпнулся. Тогда узнает.
— Это опасно и нечестно, — нахмурился Рем.
— Если подстеречь в кустах, пока он будет подниматься, можно убежать, — возразил Стаций. — А честность тут ни при чём. Они, греки, все лгуны, хитрецы и пройдохи, даже друг с дружкой всё время воюют! Вообще настоящая доблесть есть только у латинов. Мы всегда тут жили, нас породила сама здешняя земля, а эти пришлые греки, этруски, сабины, эквы ни на что не годятся.
— А Эней и его люди? — возразил Рем.
— Эней не в счёт. Он принёс нам частицу божественной крови, и доблести ему не занимать. Но всё-таки латины по эту сторону Альбанской горы хоть ненамного, но доблестней приморских.
— Погоди, но ведь троянцев с Энееем победили и изгнали греки! — вмешался Ромул.
— Но не доблестью, а коварством, проникли в город, как воры, — Стаций стоял на своём. — У нас среди учеников половина греки и этруски. Надо их поколотить, чтобы нос не задирали. И вообще хорошо бы всех чужаков прогнать из Габий.
Стаций был вожаком десятка учеников, которые собирались после занятий, вместе шатались по городу, развлекались, задирая сверстников, могли, проходя по рынку, как бы невзначай опрокинуть прилавок грека-гончара. На какое-то время Ромул и Рем присоединились к его компании. И всё же нередко Стаций приглашал на озеро их двоих, пытаясь окончательно обратить в свою веру. Ромул заметил, что иногда тот встречался там и с другими своими приятелями.
— И как вы можете жить у этого колдуна-этруска? — говорил Стаций. — Да ещё рядом с сабинской покупной женой! Знаете, как она к нему попала? Её продал муж за то, что она изменяла ему с медведем.
— Врёшь, — обиделся Ромул.
— А ты её спроси, — хмыкнул Стаций. — Они, сабины, сущие дикари, живут в лесу. Выжгут поле и растят ячмень, а потом надоест это место, бросят его и переходят на другое. А город у них только один, Куры. Да и не город на самом деле, а село за забором. А эквы и того хуже, живут в горах, пасут скотину и разбойничают, а стрелы у них с кремнёвыми наконечниками...
— Послушай, Стаций, — прервал его Ромул, — если ты ни во что не ставишь греков и этрусков, то почему все у них учатся? Выходит, они знают и умеют больше латинов.
— Ничего подобного. Учат они ради корысти. Разве доблестный латин унизится до презренного учительского труда? А знания и умения — всё равно, что топор или лопата. Любого можно заставить преуспеть хоть в каком ремесле, если как следует наказывать. А уж ради денег он и сам себя не пожалеет. А доблестный общинник бескорыстен, он воюет и следит за хозяйством не ради выгоды, а чтобы добиться признания общины. Конечно, чужаки нужны городу, но только если это рабы или мастера. Хотя есть и такие, что живут роскошнее самых знатных латинских семей и похваляются своим богатством. Вот у таких бы надо всё отнять, а самих выгнать вон! И не только в Габиях, а по всему Лацию.
— Да, — согласился Рем, — это было бы хорошо.
— Так вот, — Стаций подался вперёд. — Я хочу этим заняться, не сейчас, конечно, а когда стану воином. Но одному человеку такое не по силам. Есть у этрусков один хороший обычай. Там знатный воин собирает друзей, они дают друг другу клятву верности и становятся братьями, эстерами. После этого у них всё становится общее, они живут как одна семья, но зато в бою или при любых других испытаниях стеной стоят за своего командира. Согласитесь ли вы стать моими эстерами?
— И тогда что, ты для нас окажешься главнее отца? — насторожился Ромул.
— Пожалуй, так. Но ведь он латин и, конечно, меня поддержит.
— Нет, — покачал головой Ромул, — пусть он сначала нас отпустит, а потом уже мы решим.
— Я же говорю о будущем.
— Брат прав, — нахмурился Рем. — У нас в Альбе дети подчиняются отцам, пока те живы.
— Ну, как хотите, — обиделся Стаций.
После этого разговора он стал избегать братьев, а через несколько дней Рем одолел его в поединке на мечах, и неприязнь перешла во вражду. Вскоре и вокруг Рема с Ромулом собралась кучка приятелей.
Всё же рассказ Стация о странных обычаях сабинов удивил Ромула, и тот как-то спросил Нумию, правда ли, что медведи любят сабинянок?
— Конечно, — засмеялась она, — как ты лепёшки с мёдом! Повезло тебе, что медведя не встречал! Он если человека поймает — съест, а потом когти оближет. Без копья, парень, в чащу лучше не соваться, такая у нас с ними любовь.
Среди ребят, с которыми подружились братья, выделялись двое — ловкач Лел и тихий неуклюжий этруск Туск. Вообще-то его имя и значило этруск, они называли себя тусками, или турусками, это латины для удобства добавили к их названию звук «э». Лел сдружился с Ремом на гипподроме, им досталось по очереди ездить на одном коне по имени Ост, в которого оба просто влюбились. Они вместе чистили Оста и могли сколько угодно обсуждать его красоту и силу.
Никанор в преддверии зимней непогоды использовал для выходов на гипподром каждый ясный день. Служители конюшен выводили лошадей, Никанор обучал кого-то приёмам езды, а остальные по очереди катались по главной окружной дорожке или по петлям с поворотами. Мимо вдоль берега Фунданского озера к Тибру в Этрурию и из неё в горы, а потом на юг, проходили вьючные караваны в сопровождении конных воинов. Однажды проследовало целое этрусское войско: впереди парами двигалась сотня конников, за ними длинная цепочка пеших (Рем решил, что их было не меньше тысячи), дальше тащились нагруженные мулы, на которых сидели женщины с детьми. Ребята не отрывая глаз разглядывали вооружение воинов — сверкающие на солнце железные шлемы, панцири, защитные юбки из железных пластин, пристёгнутые поножи. Никанор объяснил, что это переселенцы, идущие искать счастье. Они поднимутся по Аниецу в горы и оттуда по долине Лириса пойдут на юг к Флегрейским полям и горе Везувию, где греки основали Кумы и Партенопей, а этруски Капую, Нолу и Помпеи.
Однажды после соревнований по бегу Никанор закончил занятия раньше обычного, но солнце пригревало, и многие остались поиграть во дворе школы. Компания ребят окружила Туска, который занял в беге последнее место, и Стаций предложил наградить главного неудачника венком.
— Но особым, — провозгласил он, — таким, какой сплетёт сам герой из побегов священной крапивы, и не какой-нибудь, а подзаборной! Давай, Туск, иди, рви листья для венка. А ну, ребята, поможем ему найти самый пышный куст!
Затея понравилась. Мальчишки стали толкать этруска к зарослям крапивы, он отбивался, но дело шло к тому, что ему несдобровать. Ромул не выдержал, подбежал к Стацию и потребовал прекратить травлю.
— Ах ты, Альба-Лонга, — возмутился Стаций. — Не лезь в габийские дела, а то сам получишь!