Конн Иггульден - Боги войны
Марк Антоний не ответил, и Юлий с отвращением фыркнул. Он шагал и шагал, стуча сандалиями по мраморному полу. В дальнем углу зала остановился и повернулся к собеседникам. Голова болела — Юлий даже не помнил, когда спал.
— Вы правы. Брута нужно обезвредить; Помпей ведь раструбит о нем направо и налево. Но если мы посеем недоверие, наш великий полководец уже не сможет послужить врагу. Солдаты знают о его отъезде?
— Некоторые узнают непременно, хотя, возможно, не догадаются, что Брут отправился к Помпею, — сказал Марк Антоний. — Мы-то с трудом этому верим. А им и в голову не придет.
— Стало быть, чтобы поступок Брута обернулся против него самого, верный нам человек должен пережить ужасные пытки. Вот и первый результат предательства. Главное — наш посланец не должен знать правды, иначе эту правду у него вырвут. Пусть считает Брута одним из нас и ведет опасную игру. Хорошо бы он случайно подслушал про Брута, тогда у него не возникнет подозрений. Кого вы можете послать?
Полководцы недовольно переглянулись. Посылать людей в битву им не привыкать, а тут совсем другое, грязное дело. Все окончательно возненавидели Брута.
Наконец Марк Антоний прокашлялся и заговорил.
— Я знаю подходящего. Он и раньше выполнял мои поручения. Достаточно неловок, чтобы попасться, если отправится один. Его зовут Цецилий.
— Семья, дети есть у него? — спросил Юлий и сжал челюсти.
— Не знаю, — ответил Марк Антоний.
— Если есть, возместим им потерю, когда он доберется до места, — сказал Юлий, понимая, что этого мало.
— Привести Цецилия сюда, господин? — предложил Марк Антоний.
Как обычно, за Юлием оставалось последнее слово и окончательное решение. К его неудовольствию, Марк Антоний и не подумал взять ответственность на себя, как это сделал бы Брут. Только Брута нет, он предатель. Быть может, лучше, чтобы тебя окружали те, кто слабее тебя.
— Да, пусть придет. Я сам отдам ему приказ, — распорядился Юлий.
— Для полной уверенности стоит послать еще кого-нибудь — убить Брута, — неожиданно произнес Октавиан. Все взгляды тотчас обратились на него. Однако он твердо смотрел на товарищей: — Так как? Регул сказал то, о чем думаем все мы. Неужели больше никто не скажет? Я тоже считал Брута другом, но разве можно оставлять предателя в живых? Даже если он ничего не скажет Помпею или наш посланец подорвет к нему доверие, его все равно нужно убить!
Юлий взял Октавиана за плечи, и молодой человек отвел взгляд.
— Нет. Я не стану посылать убийц, — объявил Цезарь. — А больше никто не имеет права принять подобное решение. Я не прикажу убить своего друга.
При этих словах глаза Октавиана вспыхнули яростью, и Юлий сжал его крепче.
— Наверное, я и сам виноват. Я не догадывался, что с ним происходит, хотя мог бы… а теперь уже поздно. Я оказался глупцом, но, так или иначе, измена Брута ничего для нас не меняет. Примет его Помпей или нет, мы отправимся в Грецию и продолжим войну. — Юлий подождал, пока Октавиан посмотрит на него. — Если Брут окажется там, я прикажу его не убивать. Пусть богам будет угодно послать ему смерть от стрелы или копья, но мои руки останутся чисты. И если он не погибнет в сражении, я его не убью, пока не поговорю с ним, — и, быть может, и потом не убью. Слишком многое нас связывает. Ты понимаешь?
— Нет, — ответил Октавиан. — Совершенно не понимаю.
Юлий не обратил внимания на гнев родственника — он и сам разволновался.
— Надеюсь, поймешь со временем. У нас с Брутом одна кровь и одна жизнь на двоих — так давно, что я и не помню. Его не убьют по моему приказу. Ни теперь, ни потом. Мы с ним братья, и не важно, помнит он об этом или нет.
ГЛАВА 7
Странно было видеть такой большой южный порт, как Брундизий, без привычно снующих торговых судов и военных галер. Когда Брут, ведя когорты совершенно обессилевших стражников, поднялся на последний холм, его постигло разочарование — самым крупным судном оказалась привязанная у причала рыбацкая лодка. Брут попытался вспомнить, знаком ли он с квестором порта, и тут же про себя усмехнулся. Разве сможет им помешать какой-то жалкий местный гарнизон? К югу от Рима вообще некого опасаться.
Воины шагали вслед за Брутом к пристани, стараясь не обращать внимания на портовых работяг, которые глазели на них и показывали пальцами. Большинство солдат явно были не в своей тарелке, а Брут, привыкший действовать на вражеских землях, чувствовал себя словно в Галлии, сам того не осознавая.
Совсем недавно присутствие войск означало спокойствие и безопасность, но теперь, когда началась гражданская война, их боялись не меньше, чем каких-нибудь грабителей. Лица людей, расступавшихся перед колонной, выражали открытую неприязнь и страх. Даже такой бывалый воин, как Брут, не мог не признаться себе, что испытывает некоторую неловкость, и, ведя когорты мимо складов, начинал злиться. У здания порта он спешился и вошел, оставив своих воинов снаружи.
Писарь квестора стоял у стола и спорил с двумя мужчинами, по виду портовыми грузчиками. Все трое повернулись к Бруту, и тот, догадавшись, что речь шла о нем, небрежно отсалютовал и с ходу заявил:
— Моим людям нужны вода и пища. Об этом необходимо позаботиться в первую очередь. И не волнуйтесь, надолго мы не задержимся. Я намерен найти корабль и отплыть в Грецию.
Услышав о корабле, писарь невольно скосился на свиток, лежащий на столе, и тут же поспешно отвел взгляд. Брут это заметил и, улыбаясь, пересек комнату. Двое мужчин попытались обойти полководца с боков, и он, как бы случайно, опустил руку на эфес меча.
— У вас и оружия-то нет. Или все-таки хотите попытаться?
Один из мужчин нервно облизал губы и собрался что-то сказать, но другой толкнул его в бок, и они тихонько отошли в сторону.
— Вот и хорошо, — произнес Брут, убирая руку. — Итак, вода, пища и… корабль.
Он подошел к столу и отнял от пергаментов костлявую руку писаря. Затем взял свитки и стал читать, отбрасывая прочитанные, пока не просмотрел половину пергаментов. Тут он увидел запись о военной галере, которая приставала в порту днем ранее, чтобы пополнить запасы пресной воды. Подробностей было мало. Галера шла с севера и отчалила, простояв в порту Брундизия лишь несколько часов.
— Куда они направились? — требовательно спросил Брут.
Писарь уже открыл рот, но мигом закрыл и покачал головой.
Брут усмехнулся:
— В порту тысяча моих воинов. Все, что нам нужно, — побыстрее уехать отсюда, а терпение мое кончается. Я могу приказать, чтобы это здание сожгли — или чем там тебя можно пронять? Поэтому лучше просто скажи мне, где галера.
Писарь рванулся в заднюю комнату, и Брут услышал, как тот бежит вверх по лестнице, стуча сандалиями. Он молча ждал продолжения, не обращая внимания на грузчиков.
Вскоре беглец вернулся, следом вошел мужчина в белой тоге, знававшей лучшие времена.
Увидев квестора, Брут вздохнул и пробормотал:
— Провинция…
Мужчина услышал и сердито выпучил глаза:
— Где письма, подтверждающие твои полномочия?
Его, видимо, оторвали от обеда — на тоге красовалось пятно, которое Брут стал демонстративно разглядывать. Квестор покраснел и обозлился:
— Нечего нам тут угрожать! Мы законопослушные подданные.
— Правда? Чьи именно? — поинтересовался Брут. Мужчина растерялся, и Брут, насладившись его замешательством, продолжил: — Я веду в Грецию две когорты — чтобы присоединиться к Помпею и сенату. Это и есть мои полномочия. У твоего помощника хватило ума показать мне портовые записи. Вчера тут причалила галера. Куда она направилась?
Прежде чем ответить, квестор одарил злосчастного писаря ядовитым взглядом.
— Я разговаривал с капитаном, — неохотно признал он. — Это дозорное судно. Они шли от Аримина и получили приказ зайти в порт. Направлялись в Остию… — Квестор заколебался.
— Но ты говорил капитану, что Помпей уже отплыл, — подсказал Брут. — И он, насколько я понимаю, захотел присоединиться к флоту, обойдя южное побережье. Об этом шла речь?
Квестор смутился.
— У меня не было для него новых приказов. Думаю, капитан мог уйти в море, чтобы корабль не достался… мятежникам.
— Умный человек, — одобрил Брут. — Но мы верны Помпею, и нам нужна галера. Столь предусмотрительный капитан, несомненно, сообщил тебе, в какой порт зайдет — на тот случай, если галера понадобится не мятежнику. Где-нибудь на юге — так?
Тут Брут взглянул на писаря, и тот поспешно отвел глаза. Квестор, который соображал быстрее своего подчиненного, все понял. По его щекам заходили желваки — решение давалось нелегко.
— Откуда мне знать, что ты не с Цезарем? — спросил он.
Вопрос произвел на собеседника совершенно неожиданное действие. Брут расправил плечи и словно стал выше ростом. Комната сразу сделалась маленькой и очень душной. Пальцы его правой руки забарабанили по серебряному нагруднику, в наступившей тишине стук казался громким и устрашающим.