Жюльетта Бенцони - Тайны Елисейского дворца
Вопрос вызвал сердитую гримаску на лице Каролины.
– Я еще не знаю. Париж всего-то в четырех лье… И что, если ужин будет скучнее осеннего дождя?.. Не торопите меня с решением, а лучше проводите в столовую. – Тут она подала руку Жюно с королевским достоинством и благосклонной улыбкой.
– Вот и хорошо, – кивнула Лаура. – Тогда я и распоряжусь, согласно пожеланиям ее высочества…
– Императорского, – подсказала опять Полина. – Пожалуйста, не забудь!
Каролина, уже приготовившаяся войти, опираясь на руку Жюно, в столовую, обернулась, будто ужаленная.
– Вы на «ты»? Какой ужас!
– Мы на «ты» уже много лет. И мне непонятно, почему нам не быть на «ты» и дальше, когда мы с глазу на глаз.
– А мне кажется, понятнее быть не может! Именно нас судьба вознесла на недосягаемую высоту. Я великая герцогиня и скоро буду королевой…
– Неужели? Я не слышала такой новости!
– Скоро услышите. Впрочем, вы всего лишь княгиня Боргезе…
– Всего лишь княгиня Боргезе? Наймите себе учителя и займитесь историей, сестра! Я ношу одну из самых древних и самых благородных фамилий Италии. Мой титул много весомее короны скороспелого герцогства. Но я не заношусь, оказавшись на недосягаемых высотах!
– Этот род угаснет! Всем известно, что Камилло импотент!
– Неужели? А вот я этого не знала. Но если вы печетесь о нашем потомстве, то успокойтесь. Как только мы захотим детей, мы их заведем. А теперь отправляйся ужинать, Каролина, и смотри не ошибись, какие кому реверансы нужно делать.
Жюно в ужасе поспешил увести Каролину. Полина и Лаура остались одни. Молчание длилось недолго, его прервала Лаура.
– Я не знала, что ты такая воинственная, – сказала она еще под впечатлением от перепалки.
– И я не знала. Но порой она меня страшно раздражает. Я закипаю, выливаю гнев и бываю очень довольна. А как ты думаешь, что собирается делать Каролина?
Лаура пожала плечами:
– Понятия не имею. Думаю, что ужинать.
– А после ужина?
– Посмотрим! С Каролиной день на день не приходится, а минута на минуту!
Полина стала серьезной и взяла подругу под руку.
– Позволь мне дать тебе добрый совет. Заведи любовника!
– Я?
– Сколько лет ты замужем?
– Тридцатого октября будет семь лет.
– Ты подарила Александру трех очаровательных малышей. Твой долг перед ним выполнен. Пора подумать о себе. Тебе нет еще и двадцати четырех, ты не просто очаровательна, ты одна из самых элегантных красавиц Парижа, к тому же остра на язык и полна остроумия. Я знаю не одного мужчину, мечтающего о твоих объятиях.
– Они открывали тебе свое сердце? – засмеялась Лаура, а потом ужаснулась, представив себе море сплетен, которое заплещется вокруг нее.
– Нет, конечно, но я и сама знаю. Я понимаю, ты удивлена, с чего вдруг я занялась тобой, когда обычно занята одной собою. Скажу: потому что ты это ты, и повторю еще раз – заведи любовника. Но запомни, только не моего. А теперь пойдем и посмотрим, не подают ли уже слойки с ванильным кремом, которые я обожаю!
Назавтра ожидалось большое торжество, поэтому сегодняшний вечер закончился уже через два часа. Гости, ночевавшие в Ренси, разошлись по своим комнатам, слуги суетились, наводя повсюду порядок. Каролина собралась ехать к себе в Елисейский дворец. Но не одна! Жюно провожал ее к карете, и, когда выпустил ее руку, она удержала его.
– Я, наверное, опрометчиво поступила, приехав сюда сегодня вечером. Но мне было бы гораздо спокойнее, если бы вы проводили меня до Парижа. Дорога перегружена, а я уехала без сопровождающих. Если великий герцог уже вернулся, он будет очень обеспокоен…
Жюно растерялся. Он не мог сказать «нет» сестре своего императора. Но сказать «да», было бы еще хуже. Он искал глазами жену, но не находил ее, а маленькая ручка любовницы крепко в него вцепилась. Жюно приказал принести ему шляпу с плюмажем, перчатки и шпагу, а затем простился с гостями с извиняющейся фальшивой улыбкой и занял место рядом с Каролиной. Карета в сопровождении эскорта тронулась в путь. Гости в изумлении смотрели ей вслед. Лаура, бледная от гнева, сжимая кулачки, повернулась, собираясь зайти в замок, и встретила понимающий взгляд графа де Нарбонна, который подтвердил свое расположение к ней ласковой улыбкой. Он взял ее руку и положил на сгиб своей.
– Попрощайтесь со своими гостями, госпожа генеральша, и давайте пройдемся по парку. Ночь божественно хороша, и вам нужна тишина…
Лаура механически повиновалась ему. Пожелала гостям доброй ночи, сопроводив пожелания изящным реверансом, и заслужила овацию, которая вернула краску на ее бледные щеки. Проявленное таким образом дружеское расположение тронуло ее до глубины души.
– Идемте отдыхать! – воскликнул король Неаполя. – Пусть наши жених и невеста начнут свою жизнь с праздника, который удался.
Он подошел и поцеловал руку Лауре. Полина поцеловала ее, не говоря ни слова, и все разошлись. Де Нарбонн вышел из тени, взял Лауру под руку и повел прогуляться по парку.
Лаура и граф де Нарбонн медленно шли по аллее, вдыхая сладкое благоухание роз, наслаждаясь после жаркого августовского дня свежестью, которую дарили фонтаны. Кашлянув, чтобы прочистить голос, Луи де Нарбонн наконец заговорил:
– Так дальше жить нельзя, дорогая моя Лаура! Вы не можете позволить этой женщине отравлять вам жизнь. А рабское подчинение Жюно капризам этой гадины и вовсе невыносимо! Нужно что-то делать, дружок, иначе вас съедят. В великой герцогине есть что-то от тигрицы.
– Меня страшит их бесстыдная наглость. Император со своей победоносной армией в Париже. Вернулся Мюрат… Им все нипочем. Должны же они понимать, что Савари не спускает с них глаз?
– А вы как себе объясняете эту наглость?
Лаура, помолчав, прерывающимся голосом сказала:
– Очевидно, такого рода страсть наделяет силой выдерживать любые бури.
– Простите, Лаура, если покажусь вам нескромным, но вы сами знали такую страсть?
– Конечно, если сейчас так страдаю.
– И собираетесь жить под ее игом? Страсть безжалостна: она раздирает, испепеляет, может довести до глупейших безумств тех, кем завладела. От нее можно спастись, только одолев ее. Вы способны на это?
– Не знаю… Я уже ничего не знаю. Полина, – я и представить себе не могла, что она проявит такое участие, – тоже пытается мне помочь. Она совершенно на моей стороне и против сестры.
– В ее милой головке ветер, а сердце доброе. И что же она вам посоветовала?
– Завести любовника. Мне бы такое в голову не пришло!
– Однако было время, когда ходили слухи о вас и Эмиле Жирардене…
– Пустое. Как говорили в Средние века, он «молил меня о любви», но я его отвергла. Сравните его с Александром, и вы поймете почему. Мой муж красив, как греческий бог.
– А вы уродина?! Да откройте же глаза, черт возьми! Посмотрите вокруг! Может быть, вы заметите, сколько мужчин на вас смотрит? Я не в счет, я старик и люблю вас как дочь.
Лаура неожиданно рассмеялась.
– И как дочери даете мне такие советы?
– Не задумываясь ни на секунду, коль скоро она выполнила свой долг и родила мужу прекрасных детей. А теперь давайте посмотрим, оставили ли нам многочисленные Бонапарты хоть каплю шампанского, чтобы выпить за здоровье будущих супругов, а потом отправимся в объятия старика Морфея. Завтра нам предстоит прожить длинный день!
Вернувшись в замок, где одно за другим гасли окна, как в парке фонари, Лаура стала ждать Жюно, но, как оказалось, напрасно. Не дождавшись, она нашла в себе мужество не показывать своего горя. Только де Нарбонн и Аделина, знавшие ее как никто, догадывались, какие муки ее терзают. Аделина, прожив с Лаурой долгие годы, угадывала каждую ее мысль, каждое чувство. Де Нарбонн, сын Возлюбленного[14], проведя немалую часть своей жизни в тени трона, научился смягчать крайности компромиссами, и теперь искал для Лауры, к которой был нежно привязан, самый безболезненный выход из обидного и опасного положения, в какое ее поставил эгоизм Каролины. Что будет, если император узнает о скандальном отъезде Жюно? А если узнает непредсказуемый, бурный Мюрат, учившийся, как и Жюно, под канонаду революционных пушек? Граф де Нарбонн пообещал себе, что будет настороже.
Тревожилась и Полина. Наполеон называл сестру Паганетта[15] за ее бурный темперамент, но она умела сочувствовать тем, кого любила. Любовная история, происходящая на ее глазах, не давала ей покоя, и в шесть часов утра она «поскреблась» в дверь подруги, когда вошла, то увидела ее в роскошной ванне черного мрамора, утопающей в душистой пене, из которой виднелась только голова, завернутая в полотенце, словно тюрбан, чтобы не намочить волосы. Полина вздохнула с облегчением.
– Слава тебе, господи! Ты не лежишь поперек кровати с лицом, опухшим от слез, терзая зубами подушку!
Обманутая жена в ответ рассмеялась.
– Скажи, пожалуйста, какой мне прок, если все узнают о моем отчаянии? Есть такие, что порадуются. И первая – ее императорское высочество великая герцогиня Берга. В моем положении только два выхода: или впасть в отчаяние и умолять господа, чтобы он сжалился – а я ненавижу жалость! Или засучить рукава, вооружиться и броситься в схватку с врагом!
