Гусар. Тень орла. Мыс Трафальгар. День гнева - Артуро Перес-Реверте
– Бей! Не давай пощады! Живыми не выпускай!
Эта резня кипит у самых ворот и у баррикады, меж тем как новые ряды кавалерии врезаются в толпу, стараясь пробиться к улице Толедо. Подоспевшие женщины льют из окон кипящую воду и масло – лошади отпрядывают, шарахаются, встают на дыбы, сбрасывая седоков, и крики обожженных обрываются, когда, толпой набросившись, их режут, рвут, раздирают в клочья. С балконов летят бутылки, цветочные горшки, мебель. Дырявя кирасы и каски, летят и пули – лузитанский драгун и валлонские гвардейцы действуют отчетливо и стреляют метко, показывая отменную выучку и навык, – и всякий раз, как француз, дав коню шпоры, пытается галопом прорваться к Пуэрта-Серрада, сутенеры из притонов, гулящие девицы, почтенные матери семейств и мирные обыватели в неистовстве бросаются под копыта коню, волочатся по земле, вцепясь в вальтрап или в подстриженный хвост, но не выпускают их из рук, не ослабляют мертвой хватки и, дотянувшись наконец до всадника, сдергивают с седла, прижимают к земле, сдирают с него кирасу и бесчисленными ударами выпускают ему кишки. Марии Дельгадо Рамирес, 40 лет, замужней, кинувшейся на француза с серпом, пистолетная пуля переламывает правую бедренную кость. Пуля попадает в рот Марии Гомес Карраско, сабельный удар убивает Анну Марию Гуттьерес, 49 лет, проживавшую на Рибере-де-Куртидорес. Рядом с ней смертельно ранен Мариано Кордова, 20 лет, перуанец из Арекипы, арестант, сбежавший сегодня с принудительных работ у Толедского моста, чтобы примкнуть к тем, кто сражается. Марии Рамос-и-Рамос, 26 лет, незамужней, проживавшей на улице Эстудио, палаш рассекает плечо в тот миг, когда она вертелом пыталась сбить с коня кирасира. В двух шагах от нее падают подсобник каменщика Антонио Гонсалес Лопес – человек очень бедный, но женатый и с двумя детьми, – угольщик-галисиец Педро Реаль Гонсалес и двое маноло – Хосе Мелендес Мотеньо и Мануэль Гарсия с улицы Палома. Торговка рыбой Бенита Сандоваль Санчес, 28 лет, дравшаяся бок о бок с мужем, Хуаном Гомесом, дико вопя: «Мразь французская!» – вонзает ножницы, которыми очищает от чешуи и разделывает свой товар, в шею коню, опрокидывает его вместе со всадником, не давая опомниться, несколько раз тычет упавшего остриями в лицо, в глаза и резко поворачивается к новым врагам. Неподалеку с ножами в руках, сплошь залитые французской кровью, режутся Мигель Кубас Салданья, плотник из квартала Лавапьес, и приятели его – портомой Мануэль де Олива со стекольщиком Франсиско Лопесом Сильвой. А еще один их дружок – поденщик Хуан Патиньо, не в добрый час подвернувшийся под кованое копыто, валяется на земле с мозгами наружу.
– За Испанию! За нашего короля Фернандо! Держись!
Маркиз де Мальпика, расстрелявший все патроны, хватается за тесак, покидает колоннаду и вместе с лакеем Ольмосом и еще несколькими из своего отряда бросается было в рукопашную, однако на полдороге замирает в ужасе. Ничего подобного он, человек повоевавший, прежде не видел. Мужчины и женщины с рассеченными, залитыми кровью лицами, спотыкаясь, выходят из боя, дикими зверьми воют под ножами скотобойцев сшибленные с коней французы, и, наступая на собственные кишки, мечутся из стороны в сторону, пока не упадут, распотрошенные лошади. Офицер-кирасир с обезумевшими от страха глазами, с непокрытой головой – каску с него сбили – шпорит своего коня, машет палашом, силится расчистить себе путь. Ольмос, женщина с мясницким топором и Кубас Салданья бросаются прямо под ноги коню, тот топчет их, лягается, бьет копытом, но плотник, улучив момент, все же всаживает под кирасу лезвие навахи. Всадник шатается в седле, и этого достаточно, чтобы один из валлонских гвардейцев – поляк Лоренц Лелека, – прежде чем самому свалиться с перерубленной шеей, успел дотянуться до него штыком. Кирасир со звоном и лязгом грузно обрушивается наземь, и маркиз скорее по наитию, чем в осознанном рыцарском побуждении, приставляет ему ко лбу тесак: «Сдавайтесь». Тот ошалело кивает, понимая, разумеется, этот красноречивый жест, а не слово, но в этот миг окровавленная и хромая женщина, подкравшись сзади, ударом топора надвое разваливает ему череп от макушки до челюсти.
– Когда же войско наше подойдет на подмогу, а, сеньор маркиз?
– Скоро, скоро… – бормочет Мальпика, не в силах отвести глаз от убитого.
Лишь когда на другом конце Пуэрта-де-Толедо запевают трубы и слышится тяжелый топот приближающейся конницы, маркиз, узнав кавалерийский сигнал к атаке, может взглянуть не на бойню вокруг себя, а выше – туда, где из-под арки ворот, искрясь посверкивающей на солнце сталью кирас, гребенчатых шлемов, обнаженных палашей, выползают плотно сбитые шеренги людей и лошадей. Тогда Мальпика понимает, что пока они имели дело всего лишь с авангардом. Атака главными силами начинается только сейчас.
«Нас ненадолго хватит», – думает он.
Капитан Луис Даоис в глубокой задумчивости застыл во дворе, слушая, как за оградой парка Монтелеон кричит, требуя оружия, толпа. Он старательно избегает взглядов Веларде, лейтенанта Аранго и других офицеров, стоящих у входа в знаменный зал. За последние полчаса к воротам парка подтянулось еще несколько отрядов, и новости распространяются скорей, чем пламя бежит по запальному шнуру. И только глухой не узнает о том, что происходит, ибо трескотня ружейных выстрелов доносится уже с разных концов города.
Даоис знает, что сделать ничего нельзя. Что народ, сейчас сражающийся на улицах, останется один. Что в казармах выполнят приказ и никто из начальников не рискнет карьерой и репутацией, пока не получит от правительства или французов – смотря к кому он считает нужным быть лояльным – инструкций. Король Фердинанд – в Байонне, Верховная хунта во главе с инфантом доном Антонио пребывает в растерянности и лишена реальной власти, и едва ли
