Врата Рима. Гибель царей - Конн Иггульден
Подходя к скромному дому старого друга, Александрия решила не нагружать его своими трудностями. Она и так много ему должна, и не только за разрешение пожить в его семье в самые трудные времена. Не стоит рассуждать об этом вслух, но есть за ней долг перед Таббиком, и девушка поклялась себе, что расплатится.
Она толкнула дубовую дверь и сразу же вздрогнула от пронзительного крика, наполнившего помещение. Глаза ее удовлетворенно сверкнули – Таббик мускулистой рукой держал в воздухе извивающегося Октавиана. Мастер посмотрел на дверь и, увидев, что вошла Александрия, повернул мальчишку к ней лицом:
– Ты не поверишь, что этот прохвост пытался мне продать!
Увидев ее, Октавиан принялся брыкаться еще отчаянней, молотя кулачками по руке, которая держала его, казалось бы, без всякого усилия. Таббик не обращал на удары внимания.
Девушка быстро пересекла мастерскую и подошла к ним.
– Где моя фибула, маленький воришка? – требовательно спросила она.
Таббик протянул ей ладонь свободной руки – на ней блестел серебряный орел. Александрия взяла застежку и прикрепила на плаще.
– Заходит, наглец такой, и заявляет, что у него ко мне предложение! – возмущенно рассказывал Таббик.
Будучи абсолютно честным человеком, мастер ненавидел тех, кто пытался прожить за счет воровства. Он встряхнул Октавиана, вымещая на сорванце праведный гнев; тот взвизгнул и попытался лягнуть обидчика ногой. Глаза мошенника шарили по сторонам в поисках путей спасения.
– Что будем с ним делать? – спросил Таббик.
Александрия задумалась. Она испытывала сильное искушение пинками прогнать воришку до самого дома. Но что это даст? В любой день он сможет стащить у нее что угодно. Необходимо принять более продуманное решение.
– Думаю, что смогу убедить мать этого воришки отдать его к нам в работники, – произнесла она.
Таббик немного опустил Октавиана, и ноги мальчика коснулись пола. Он немедленно извернулся, укусил мастера за руку и сразу вдруг оказался в воздухе, корчась от бессильной ярости.
– Ты что, шутишь? Это же просто звереныш! – возразил Таббик, морщась и разглядывая белые отметины, оставленные на его запястье острыми зубами.
– Ничего, обучим. Отца, который занялся бы его воспитанием, нет, и если мальчишка будет жить так дальше, то вряд ли протянет долго. Тебе ведь нужен помощник для работы на мехах; кроме того, он может прибираться, что-нибудь поднести…
– Отпусти меня! Я ничего не сделал! – завопил Октавиан.
Таббик рассматривал сорванца.
– Он тощий, как крыса. В его руках нет силы.
– Ему всего девять, Таббик. Чего ты хочешь?
– Он убежит, как только откроется дверь, – проворчал мастер.
– Если убежит, я приведу его обратно. Придет же он когда-нибудь домой. Я его дождусь, отшлепаю и притащу сюда. Мы убережем мальчишку от беды и получим пользу. Ты ведь не молодеешь, да и мне в кузнице он поможет.
Таббик снова поставил Октавиана на пол. На этот раз тот не кусался, хотя сердито смотрел на взрослых, обсуждавших его судьбу так, словно его самого в мастерской не было.
– Сколько вы станете мне платить? – зло спросил воришка, размазывая слезы по лицу грязными ладошками.
Таббик расхохотался.
– Платить – тебе? – презрительно переспросил он. – Парень, ты будешь обучаться ремеслу! С тебя самого надо брать плату.
Октавиан разразился потоком ругательств, снова попытался укусить мастера, но на этот раз получил полновесную затрещину.
– А если он украдет готовые изделия? – предположил Таббик.
Александрия видела, что мастера заинтересовало ее предложение. Конечно, он задал трудный вопрос. Если Октавиан стащит серебро или, что еще хуже, небольшой запас золота, который Таббик держит под замком, они понесут большие убытки.
Напустив на себя суровый вид, девушка взяла Октавиана за подбородок, подняла его голову и посмотрела в глаза.
– Если он это сделает, – произнесла Александрия, гипнотизируя мальчишку взглядом, – у нас будет полное право потребовать его продажи в рабство для покрытия долга. А если понадобится, и его матери тоже.
– Вы этого не сделаете! – пролепетал Октавиан, потрясенный ее словами.
– Я не занимаюсь благотворительностью, парень. Сделаю в два счета, – твердо пообещал Таббик.
Из-за спины Октавиана он подмигнул Александрии.
– В нашем городе принято платить долги, – согласилась она.
Зима наступила быстро, и Тубрук с Брутом надели тяжелые плащи, чтобы нарубить дров из старого дуба и привезти их в кладовые поместья. Рений, казалось, вообще не чувствовал холода и подставлял свою голую культю ветру, благо вокруг не было чужих. Он привел с собой из поместья юношу-раба, чтобы тот держал ветви, когда Рений станет рубить их топором. Молодой невольник все время молчал, но старался отступить подальше, когда старый гладиатор замахивался секирой, и с трудом сдерживал улыбку, если топор соскальзывал, отчего Рений терял равновесие и негромко ругался.
Брут знал старого друга достаточно хорошо и представлял себе, что может случиться, если тот заметит улыбку на покрасневшем от холода лице мальчишки. От работы все пропотели, в морозном воздухе висели клубы пара от дыхания разгоряченных мужчин. Марк критически смотрел, как Рений рубанул по дереву, и в воздух, вертясь, взлетели щепки, потом поднял свой топор и взглянул на Тубрука.
– Больше всего меня беспокоит долг Крассу. Одни казармы обошлись в четыре тысячи золотых.
С этими словами он ловко замахнулся и, крякнув, нанес точный удар.
– Чего он ожидает взамен? – поинтересовался Тубрук.
Брут пожал плечами:
– Он говорит, что не надо волноваться, а я сна лишился, только об этом и думаю. Оружейник, которого нанял Красс, работает над таким количеством снаряжения, что у меня людей не хватит, даже если я обыщу весь Рим. На мое жалованье центуриона придется работать долгие годы, чтобы рассчитаться только за мечи.
– Подобные суммы мало волнуют Красса. Сплетники утверждают, что он может купить половину сенаторов, если захочет, – заметил Тубрук, опершись на топор.
Ветер кружил вокруг них листья, холодный воздух приятно пощипывал в горле.
– Да. Как говорит моя мать, у него в Риме столько собственности, что он не знает, что с ней делать. Все, что покупает Красс, приносит ему выгоду… Тем более интересно, какой ему прок от покупки Перворожденного.
Берясь за топор, Тубрук покачал головой:
– Ни он, ни ты не покупали Перворожденный. Даже не говори об этом. Легион – не дом и не фибула, и только сенат может командовать им. Если Красс считает, что создает свою личную армию, посоветуй ему внести поправки в списки сената и выставить новый штандарт.
– Красс всего лишь подписал счета, которые
