Гусар. Тень орла. Мыс Трафальгар. День гнева - Артуро Перес-Реверте
4
Когда капитан Веларде с волонтерами и увязавшимися за ними горожанами прибывает на улицу Сан-Хосе к парку Монтелеон, там уже больше тысячи человек. При виде белых мундиров и капитана артиллерии во главе толпа взрывается ликующим ревом и рукоплесканиями, так что Веларде с большим трудом удается подойти к воротам. Обнаружив, что они заперты, капитан стучит – громко и требовательно. Ворота чуть приоткрываются, и часовые – двое французов и испанец-артиллерист, – разглядев капитанские эполеты Веларде, не чинят больше препятствий, но впускают только его и еще одного офицера, которым оказывается стоявший ближе всех лейтенант Хасинто Руис. Войдя, Веларде замечает выстроенных французов и, прежде чем доложиться Даоису, прямиком и очень решительно направляется к их командиру.
– Вам конец, – выпаливает он в упор без предисловий и околичностей. – Если немедленно не скроетесь со всеми своими людьми.
Французский капитан, несколько ошеломленный и тем, с какой грубой простотой изъясняется новоприбывший, и его зеленым мундиром Главного штаба, растерянно молчит.
– Первый батальон гренадер уже у ворот, – отважно блефует Веларде, указывая на держащегося чуть поодаль Руиса. – Остальные на подходе.
Француз пристально смотрит сперва на него, а потом на Руиса. Снимает кивер и рукавом утирает лоб. Веларде нетрудно догадаться, о чем тот думает: со вчерашнего дня не поступало никаких приказов, обстановка за пределами Монтелеона совершенно непонятна, ни один из посыльных, отправленных по начальству, не вернулся – и неизвестно даже, дошли они до казарм или были растерзаны по дороге.
– Сложите оружие, – требовательно произносит Веларде. – Сложите оружие, пока не поздно. Толпа вот-вот ворвется сюда, и я тогда ни за что не отвечаю.
Капитан оборачивается к своим людям – сбившись в кучу, как овцы перед закланием, они беспокойно переглядываются, меж тем как за воротами толпа все громче требует оружия и гóловы французов. Стараясь выиграть время, он бормочет нечто невразумительное на ломаном испанском. Непонятно, кто такой этот офицер, кого он здесь представляет и какая сила за ним стоит, но властность, с которой он говорит, фанатический огонь в глазах и исходящее от него возбуждение способны любого сбить с толку. Веларде, угадывающий, в каком состоянии духа его собеседник, закусил, что называется, удила. Опустив руку на эфес, он все тем же непререкаемо-уверенным тоном требует, чтобы француз добровольно сделал то, что в случае отказа его заставят сделать силой. Время драгоценно, и каждая минута на счету.
– Сложите оружие немедленно.
Когда Луис Даоис выходит во двор взглянуть, что происходит, вконец обескураженный французский капитан со своей командой уже сдался Веларде, а волонтеры вошли внутрь. Даоису, как старшему в чине, остается только отдать подобающие случаю распоряжения: ружья – в пирамиду, капитану и его субалтернам – отвести приличное помещение и обращаться с ними со всей учтивостью, а семьдесят пять солдат – разместить в другом крыле здания, как можно дальше от ворот, и приставить охрану из шести волонтеров. Потом он уводит за собой Веларде и, запершись с ним в знаменном зале, устраивает ему настоящую головомойку:
– Не сметь тут распоряжаться без спросу! Чтобы это было в последний раз! Понятно?
– Но обстоятельства…
– К дьяволу твои обстоятельства! Когда ты, черт тебя возьми, уразумеешь – это не игрушки!
Как ни взбудоражен Веларде, он извиняется вполне искренне и говорит примирительно – ибо питает к своему другу глубочайшее уважение.
– Ну прости, прости меня, Луис… Я хотел только…
– Мне отлично известно, чего ты хотел! Но пойми же ты наконец – ничего нельзя сделать! Ничего решительно! Когда ж ты это в толк возьмешь?
– Но весь город восстал!
– Какой там «весь город»?! Горстка безумцев! Они обречены заранее. Ты хочешь вывести против лучшей в мире армии кучку обывателей с допотопными пищалями? Не сошел ли ты с ума? Приказ полковника Наварро читал? – Даоис, достав из-за отворота мундира бумагу, тычет в нее пальцем. – Видал? «…Воспрещается предпринимать какие-либо самочинные действия, которые могут быть расценены представителями французской армии как враждебные, а равно также присоединяться к манифестациям гражданского населения».
– По тому, как идут дела, приказы ничего больше не стоят.
– Приказ всегда приказ! – Даоис возвышает голос и одновременно сам привстает на носки, пытаясь сделаться выше ростом. – И те, которые я отдам сегодня, – тоже!
Веларде эти слова не убеждают – и не убедят никогда. Он грызет ногти, яростно вертит головой. Напоминает другу: они ведь договорились насчет выступления артиллеристов.
– Несколько дней назад было решено, Луис… И ты согласился. А сейчас положение…
– Положение таково, что ничего невозможно сделать, – обрывает его Даоис.
– Надо приступить к выполнению плана.
– План давно пошел псу под хвост. Приказ капитан-генерала для тебя, для меня и еще для нескольких был как нож в сердце, а для людей нерешительных и трусливых – отличной отговоркой… Пойми, у нас недостаточно сил для восстания.
Веларде, не считая, что в этом споре потерпел поражение, подводит Даоиса к окну, показывает, как на плацу волонтеры обнимаются с артиллеристами.
– Я привел тебе почти сорок солдат. И ты знаешь, какая толпа горожан стоит за воротами, надеясь получить оружие. А здесь – наши надежные товарищи: Хуанито Консуль, Хосе Дальп и Пепе Кордоба. Если мы вооружим народ…
– Выбрось ты это из головы, Педро! Забудь раз и навсегда.
