Эптон Синклер - Широки врата

Ланни знал, что Бьюти даст Марселине деньги, и что довольно скоро они обе окажутся в долгах. Он решился занять жесткую позицию, и внушать страх с самого начала, и он сделал это. В результате была односторонняя обида Марселины. Ланни не сердился, даже когда она ругала его за безрассудство отказа от самой щедрой из жен, которая была готова взять на себя заботу не только о нем, но и обо всей его семье. Они расстались, Марселина в слезах и отсутствием признаков сестринской любви, которые характеризовали её отношения к нему на протяжении многих лет.

Придя к соглашению с Джозефом Барнсом, Ланни написал письмо адвокатам, которые должны были представлять его в Рино, ставя условия развода. Он послал чек, покрывающий их услуги, а также стоимость двух телеграмм. Первая должна подтвердить получение его указаний, а вторая сообщить ему, когда развод был предоставлен. В начале декабря месяца он получил вторую телеграмму, а на следующий день он прочитал эту новость в нескольких парижских газетах. Так что этот эпизод в его жизни был закрыт, и он стал свободным человеком после семи с половиной лет. Доктор Сэмюэл Джонсон однажды заметил, что второй брак является торжеством надежды над опытом. Ланни процитировал это высказывание Труди, когда принёс ей эти новости. «Я думаю, что мы должны вступить в брак», — заявил он.

— Что в этом хорошего, Ланни?

— В первую очередь, я мог бы лучше помочь тебе, если ты когда-нибудь попадёшь в беду. Ты можешь получить американское гражданство сразу после однолетнего проживания там, и это может быть важным для тебя.

«Я не знала об этом», — призналась она.

— Кроме того, это гарантирует тебе экономическую безопасность. Если оставить всё, как сейчас, то если что-нибудь случится со мной, ты окажешься в затруднительном положении.

— Я могла бы вернуться к работе, Ланни.

— Для беженцев не так легко получить работу, и она не оставила бы тебе много сил для дела. У меня есть доля в картинах Марселя, и кое-какие акции и облигации хранятся у моего отца, и я хочу оставить эти деньги тебе и использовать их для нашей борьбы. Было бы нелепо оставить их моей дочери, ибо это будет лишь капля в море, и она даже не увидит всплеска.

— А твоя мать не захочет их?

— Моей матери причитается, а она потратит их на наряды. То же самое относится и к Марселине. Но с миром готовым загореться, я могу думать только о более важных вещах, чем, удовлетворение избалованной женской плоти изысканными шелковыми тканями.

— Ланни, они ужасно меня возненавидят!

— На некоторое время, может быть, но ни одна из них зла. И моей матери, по крайней мере, известно в течение многих лет, что у неё непредсказуемый сын. В своем сердце она винит себя, потому что она привела меня в мир вне брака, и она, воспитанная в строгой фундаменталистской вере, знает, что грехи родителей падают на детей. Что бы ни пошло не так, внутренний голос говорит ей, что ее наказывает Бог. И как сильно она не борется с этим понятием, она его избежать не может.

— Ланни, как мы можем вступить в брак, избежав огласки, что сделало бы мою работу невозможной?

— Я считаю, что есть такие способы. Ты могла бы выйти замуж под другим именем.

— И брак был бы действителен?

— Единственный вопрос, задаваемый в случае бракосочетания, есть или нет препятствия для вступления в брак.

— Ты расскажешь это своим родителям?

— Это будет зависеть от того, что ты захочешь. Я мог бы написать своему отцу письмо, объясняя обстоятельства и приложив твою фотографию. Я бы запечатал письмо и пометил его: вскрыть только в случае моей смерти. Отец благородный человек. Будет хранить его в сейфе.

— Все это звучит очень формально и непривлекательно, Ланни. Но я полагаю, что такое всегда связано с собственностью. Дай мне подумать над этим.

Прошла пара дней. И однажды утром, когда Ланни, лёжа в постели, предавался роскоши, читая газеты и несколько английских еженедельников, зазвонил телефон. Это был голос Труди, быстро и резко говоривший по-английски. — «Слушай внимательно, и не используй никаких имён. За мной следят. Я не могу вдаваться в подробности, но я думаю, что это очень плохо. Не появляйся около моей студии».

«Где ты?» — спросил он.

— Я звоню из уличной будки. Я боялась, что ты придёшь ко мне.

— Что ты собираешься делать?

— Я должна избавиться от них.

«Послушай меня». — Он поделился с ней мыслями, что надо делать во время слежки. — «Находись там, где много народу. Не заходи никуда в одиночку и не появляйся на пустынной улице. Поняла?»

— Да.

— Самое лучшее место универмаг или общественное здание, которое имеет много выходов, чтобы они не смогли следить за всеми. Двигайся быстро зигзагом в толпе, низко наклоняясь. Внезапно стрелой в лифт, или иди в метро и стрелой в поезд и снова обратно после того, как вошли преследователи. Если не сможешь управиться этими способами, обратись к жандарму. Представь всё на основе пола. Человек похотливый хам — французское слово un suiveur. Пока жандарм будет читать ему лекцию, ты берёшь такси.

— Отлично.

— Когда у тебя всё прояснится, позвони мне и назови какой-нибудь угол, чтобы я мог взять тебя. Я буду готов с транспортом.

— Все хорошо, спасибо.

После этого Ланни не мог больше читать или валяться в постели. Он приказал подать свою машину, побросал свою одежду в чемоданы. Заказал счёт, и когда получил его, он послал мальчика вниз по лестнице с чеком на большую сумму. В отеле знали его и его мать на протяжении многих лет, и прислали ему сдачу. Он собрался в путешествие и хотел подготовиться.

В промежутке между этими действиями он ходил по комнате, как тигр в клетке. Эти существа охотятся за своими жертвами, как в джунглях? И Ланни считал, что в руках гестапо теперь этой жертвой стала Труди Шульц, она же Корнмалер. Он снова переживал ужасы, которые он испытал в случае семьи Робинов, а затем в случае с Труди. Эта прославленная гангстерская система, которая украла имя социализма, доставала свои жертвы из Германии в каждом приграничном государстве. Она достигла их в Испании, и теперь её скользкие щупальца воровали своих уцелевших жертв из Франции.

Ланни думал о нацистах в Париже, и что они могут сделать. Это был сложный вопрос, и на французские власти лучше не рассчитывать. В каждой великой столице Европы, и даже мира, тайные агенты правых всегда боролись с такими же агентами левых, и у полиции каждого города была сильная склонность работать вместе против того, что они называли «подрывными элементами», независимо от политического цвета их собственного правительства.

Так в Париже, даже при Народном фронте, Сюртэ Женераль и Второе бюро допускали деятельность нацистских агентов, и даже представляли им информацию и помощь, конечно, в строгой тайне. Это было частью политики, которая потом стала известна под именем «умиротворения». Подружиться с Гитлером, считая его ответственным за подавление большевизма на благо всех капиталистических государств.

Ланни объяснил эту ситуацию Труди. Она могла подойти к жандарму на улице и сказать: «Я порядочная женщина, меня преследует этот странный человек, будьте любезны приказать ему оставить меня в покое». Но она не могла сказать: «Я беженка и немецкий социалист, и за мной шпионят нацистские агенты», ибо тогда у бедного жандарма колени подогнутся от страха, зная, что это касается высших сил и что возможен скандал, который может сломать его. Женщина может быть анархистом или террористом, и, возможно, это была его обязанность сопроводить ее до ближайшего участка. Те, кто сидят в кабинетах в таких местах и сидят там долгое время, установили для себя правила. И было бы ошибкой думать, что они собираются их изменить только потому, что еврейский эстет с даром написания фельетонов протолкнул себя на должность премьер-министра Франции на несколько недель или месяцев!

Наконец, зазвонил телефон, и Ланни бросился к нему. Голос Труди теперь звучал по-французски с неунывающим акцентом. Она сидела в небольшом кафе в районе Пасси, и была бы счастлива разделить с ним компанию, и он ответил: «Tout de suite, Mademoiselle».

Прошло немного времени, как она сидела у него в машине, а он накручивал углы малолюдных улиц, желая убедиться в отсутствии слежки. В то же время она рассказывала свою историю. В течение нескольких дней она замечала, что ее место находится под наблюдением. Через дорогу был табачный киоск, естественное место для скопления мужчин. И, конечно, тот факт, что за красивой женщиной следует мужчина, не обязательно означает, что это гестапо. Особенно если женщина имеет привычку смотреть, кто за ней ходит. Но когда это была женщина, которая шла за ней, и повернула полдюжины последовательных углов у нее за спиной, задерживаясь смотреть в витрины всякий раз, когда Труди смотрела в витрины, то она пришла к выводу, что ее враги взяли её на заметку. То, что послужило причиной ее тревоги сегодня утром, было трое мужчин, глядевшихся немцами, в автомобиле. Она вспомнила, как они убили Хьюго Бэра в Мюнхене и похитили Ланни по тому же поводу.