Чингисхан. Пенталогия (ЛП) - Иггульден Конн
Юрта второй жены хана отличалась от других юрт огромного улуса. Стены были обтянуты китайским шелком. Войдя, Хо Са почувствовал тонкий запах жасмина. Непонятно, как за столько лет вдали от родной страны Чахэ сохранила запас духов. Дочь правителя явно не теряла времени зря. Хо Са знал, что супруги других воинов, тангутки и китаянки, часто собирались поболтать в ее юрте. Когда муж одной из них запретил жене ходить на встречи, Чахэ не побоялась рассказать об этом Чингису. Хан вроде бы ничего не сделал, однако с тех пор китаянка могла без помех посещать тангутскую принцессу. Потребовалось всего одно слово, произнесенное в подходящий момент.
Хо Са поприветствовал Чахэ поклоном и улыбнулся, ощутив на плечах проворные руки двух юных невольниц. Девушки помогли ему снять верхнюю одежду. Даже это было новшеством. Монголы одевались как попало, лишь бы не замерзнуть, и не думали о хороших манерах.
— Добро пожаловать к моему очагу, земляк, — произнесла Чахэ, поклонившись в ответ. — Я рада, что ты пришел.
Она говорила по-китайски, но с тангутским акцентом. Хо Са вздохнул, когда услышал знакомую интонацию, понимая, что Чахэ хочется его порадовать.
— Ты дочь моего государя и жена великого хана, — сказал он. — А я твой слуга.
— Хорошо, Хо Са. Но ведь мы еще и друзья. Правда?
Хо Са снова поклонился, в этот раз ниже. Выпрямившись, он принял из рук невольницы чашу темно-зеленого чая и оценивающе вдохнул его аромат.
— Конечно, моя госпожа. О Небо, что это? Я не нюхал…
Хо Са замолчал, втягивая в легкие дивный запах. Вдруг он ощутил такую сильную тоску по дому, что покачнулся.
— Отец каждый год посылает чай вместе с данью. У монголов он часто выдыхается, а этот привезли недавно.
Воин осторожно сел, обхватив чашу ладонями.
— Я не достоин твоей заботы, госпожа.
Он ничего не спрашивал, хотя и не знал, зачем его сюда позвали. Хо Са понимал, что ему нельзя видеться с Чахэ слишком часто. Каким бы естественным ни казалось желание земляков искать общества друг друга, мужчина не должен приходить к ханской жене без веской причины. За два года они встречались раз шесть, не больше.
Прежде чем Чахэ успела ответить, в юрту вошел еще один человек. Яо Шу сложил перед собой ладони и поклонился хозяйке. Хо Са удивленно смотрел, как монах, которому тоже налили чашу настоящего чая, с наслаждением вдыхает его аромат. Только после того как Яо Шу закончил приветствие, Хо Са нахмурился. Встречаться с ханской женой наедине — опасно. Еще хуже, если их троих обвинят в заговоре. Его тревога усилилась, когда обе невольницы поклонились и вышли из юрты, оставив хозяйку наедине с гостями. Хо Са хотел было встать, забыв о чае, да Чахэ не позволила.
Она положила ему на плечо руку, и он не мог подняться, не сбросив ее ладони. Хо Са неловко сел, и женщина встретилась с ним взглядом. Широко распахнутые глаза казались совсем темными на бледном лице Чахэ. Она была красива, от нее не пахло прогорклым бараньим жиром. От прикосновения холодных пальцев Хо Са невольно вздрогнул.
— Я пригласила тебя, Хо Са. Ты мой гость. Если ты сейчас уйдешь, это будет считаться оскорблением, верно? Ответь мне, ведь я еще не слишком хорошо знакома с монгольскими обычаями.
Ее слова были одновременно и упреком, и ложью. Чахэ прекрасно знала все тонкости монгольского этикета. Она дочь правителя, выросла при дворе. Ей наверняка не чужды интриги и коварство, напомнил себе Хо Са. Он сел поудобнее и заставил себя сделать глоток чая.
— Нас никто не слышит, — весело заметила Чахэ, усилив опасения воина. — Ты боишься заговора, Хо Са, там, где ничего нет. Я вторая жена хана, мать его сына и единственной дочери. Ты человек, которому он доверяет, а Яо Шу учит старших сыновей моего мужа и других мальчишек китайскому языку и боевым искусствам. Ни один человек не посмеет сказать о нас что-либо плохое. А если кто и рискнет, я велю отрезать ему язык.
Хо Са удивленно смотрел на хрупкую женщину, которая так легко бросалась угрозами. Достанет ли у нее сил выполнить их? Сколькими друзьями она обзавелась в улусе, используя свое положение? Кто эти друзья — цзиньские и тангутские рабы? От Чахэ можно ожидать чего угодно. Хо Са через силу улыбнулся, хотя внутри все похолодело.
— Прекрасно. Значит, мы, трое друзей, сидим в юрте и наслаждаемся хорошим чаем. Я допью чашку, госпожа, и уйду.
— Неужели я всегда буду одна? Неужели даже ты меня подозреваешь? — огорченно прошептала Чахэ.
Хо Са никогда бы и в голову не пришло дотронуться до члена королевской семьи, зато Яо Шу ничего не сдерживало. Монах обнял Чахэ за плечи, ее голова покоилась на его груди.
— Госпожа, ты не одна. Дело в том, что твой отец приказал мне служить твоему мужу, — мягко произнес Хо Са. — На миг мне показалось, что ты замышляешь против него недоброе. Иначе зачем было приглашать нас и отсылать невольниц?
Принцесса Западного Ся выпрямилась, поправила выбившийся из прически локон. От ее красоты у Хо Са пересохло в горле.
— Ты единственный, кто напоминает мне о доме, — произнесла она. — И среди всех только Яо Шу не воин.
Из ее глаз исчезли слезы, а голос окреп.
— Я не предам своего мужа даже ради тысячи подобных тебе, Хо Са. Но у меня есть дети, а кто, как не женщины, должны заглядывать в будущее? Неужели мы трое будем сидеть и смотреть, как Цзиньская империя погибает в пламени? Станем свидетелями уничтожения прекрасной страны и ничего не скажем?
Она повернулась к Яо Шу, который внимательно слушал.
— Где же окажется твоя буддистская вера, мой друг? Ты будешь спокойно смотреть, как она гибнет под копытами коней?
— Если бы мою веру можно было сжечь, я бы не стал верить. Моя вера переживет войну с Цзинь, даже если самих цзиньцев сотрут с лица земли. Люди стремятся к власти, хотят быть императорами и царями, только все это пустой звук. Неважно, кого и как называют. Все равно придется работать на полях. В городах по-прежнему будут процветать порок и взяточничество. — Он пожал плечами. — Людям не дано знать, что ждет их в будущем. Твой муж не против, чтобы я обучал его сыновей. Возможно, слова Будды найдут дорогу в сердце хотя бы одного из них. Впрочем, глупо заглядывать так далеко вперед.
— Он прав, госпожа, — тихо сказал Хо Са. — Я понимаю, твои речи вызваны страхом и одиночеством. Раньше я не задумывался, как тебе тяжело.
Он глубоко вздохнул, чувствуя, что играет с огнем, но близость Чахэ опьяняла его.
— Я навсегда останусь твоим другом, госпожа.
Чахэ улыбнулась, ее глаза блестели от недавних слез. Она протянула Хо Са и Яо Шу руки, каждый из них пожал холодные пальцы тангутской принцессы.
— Наверное, я просто напугана, — призналась она. — Представила, что город моего отца разрушен, а еще у меня болит душа за цзиньского императора и его семью. Как вы думаете, они смогут выжить?
— Все люди умрут, — ответил Яо Шу, опередив Хо Са. — Наша жизнь — всего лишь птичка, которая пролетает через освещенное окно и снова возвращается в темноту. Главное — никому не причинять боли. Чтобы прожить хорошую жизнь, нужно защищать слабых. Если человеку это удастся, он зажжет лампу, и она будет освещать его путь еще много жизней.
Хо Са смотрел на монаха, говорившего с серьезной торжественностью. Чисто выбритая голова Яо Шу блестела. Воин не мог согласиться со словами монаха, его передернуло от одной мысли о безрадостной жизни в трудах и заботах. Хо Са больше импонировала простая философия Хасара: Отец-небо дает силу не для того, чтобы она пропадала зря. Если человек может поднять меч, он должен его использовать, и чем слабее противник, тем лучше. По крайней мере, ему будет труднее выпустить тебе кишки, когда ты отвернешься. Впрочем, Хо Са не стал высказывать свои мысли вслух, увидев, что Чахэ успокоилась и кивнула монаху:
— Ты хороший человек, Яо Шу, я чувствую. Уверена, сыновья моего мужа многому научатся у тебя. Может, когда-нибудь и они станут буддистами.
Она неожиданно встала, и Хо Са едва не пролил остатки остывшего чая. Воин аккуратно поставил чашу рядом с собой и еще раз поклонился Чахэ, радуясь, что странная встреча подошла к концу.
