Маргарет Джордж - Тайная история Марии Магдалины
— Иосиф знал меня еще по прежним временам, ведь моя семья имела дело с двором Каиафы, поэтому он и доверился мне, — добавил Иоанн. — Но это следует держать в тайне, мы не должны выдавать его.
Марии, однако, было не до Иосифа.
— Пилат! — простонала она. — Ведь это он убил моего мужа. Подумать только, этот человек будет разбирать дело Иисуса. Он известен своей жестокостью!
— Он известен своей деспотичной капризностью, — уточнил Иоанн, — Предсказывать трудно, но этот человек вполне способен разочаровать обвинителей и не встать на их сторону. В принципе он может оправдать Иисуса, не вникая в суть дела, просто им назло. В конце концов, что ему синедрион?
Старшая Мария пристально посмотрела на Иоанна. Казалось, переживания лишили ее последних сил, однако держалась она прямо и не пыталась ни на кого опереться.
— Выходит, — промолвила мать Иисуса, — мой сын должен уповать на милость римского правителя? Он наша последняя надежда?
— Нет, — возразил Иоанн, — он должен не уповать, а защищать себя перед лицом римского правителя. Синедрион уже признал Иисуса виновным. Но удастся ли им убедить Пилата в том, что «преступление» Иисуса угрожает власти римского императора?
— Да как вообще можно обвинять моего Иисуса в каком-то преступлении? — воскликнула старшая Мария. — Как он мог оказаться перед судом?
— Иисус сам объяснил это, сказал, что ныне настала власть тьмы, — с печалью напомнила Мария. — Это единственное объяснение.
Наступив рассвет. Солнце разгоняло мрак на улицах, но рассеет ли оно тьму в сердцах судей?
— Да будет ли вообще Пилат рассматривать дело в такую рань? — выразила сомнение мать Иисуса.
Казалось невероятным, чтобы он занялся этим прямо сейчас.
— Они потребовали, чтобы Пилат заслушал обвинение прежде, чем приступит к своим обычным занятиям. И настроены на то, чтобы решение, каким бы оно ни стало, было принято к полудню.
— О Боже!
Между тем из толпы вокруг доносились обрывки фраз.
— Да, этот человек… этот нечестивый отступник Иисус предстал перед Пилатом. Туда ему и дорога.
— Да, уж Пилат ему спуску не даст. Припомнит и то, что он выдавал себя за Мессию, и всю эту болтовню о каком-то грядущем царстве, и предсказания близкого конца света. Смутьяну и возмутителю общественного спокойствия прощения не будет. Пилат с такими не нянчится.
Долгое, казавшееся бесконечным время они ждали у ворог дворца, и, хотя чиновники и служители без конца сновали туда-сюда, никаких объявлений не делалось. Потом неожиданно на стену вышла группа людей во главе с должностным лицом в тоге с пурпурной каймой.
— Пилат! — шепнул узнавший его Иоанн.
Свиту прокуратора составляли писцы, законники и римские солдаты, которые вывели связанного, окровавленного Иисуса. Все они поднялись на судейскую трибуну, воздвигнутую на стене.
Пилат выступил вперед и обозрел толпившихся внизу людей. Взгляд его задержался на членах синедриона тесной группой стоявших в передних рядах.
— Принимая во внимание, хм… своеобразие вашей религии, я вышел к вам, чтобы принять окончательное решение, — провозгласил Пилат резким, неприятным голосом. — Я вовсе не обязан зто делать, однако снисхожу к вам, дабы соблюсти ваш обычай. — На его губах появилась глумливая ухмылка. — Поскольку этого человека обвинили в осквернении ваших святынь, я ныне обращаюсь к вам… — Пилат прокашлялся и сморщился, всем своим видом давая понять, что для себя лично он считает осквернением даже обращение к ним со стены. — Итак, слушайте. — Прокуратор кивнул солдатам, и те вытолкнули вперед Иисуса. — Вот человек, зовущийся Иисусом из Назарета. Я не понимаю, зачем его вообще ко мне притащили. Если он чем-то оскорбил вашего бога, то это ваше внутреннее дело, не подпадающее под римские законы и не затрагивающее интересов Рима.
Пилат бросил обвиняющий взгляд на еврейских старейшин.
В каждом его слове, похожем на плевок, в каждом кивке головы сквозило презрение. Марии оставалось лишь беспомощно взирать на человека, обрекшего на смерть ее мужа. От его решения теперь всецело зависела жизнь Иисуса.
Пилат был темноволосым, коротко стриженным мужчиной среднего роста и средних лет, широкоплечим и мускулистым, чего не могло скрыть даже просторное официальное одеяние. Но при всем своем высокомерии держался он скованно. На самом деле в нем было что-то от статуи, как будто бы он не умел совершать естественные телодвижения, а только стоять столбом либо резко и нервно жестикулировать.
— Господин, — подал голос Каиафа, — мы признали этого человека виновным не только в кощунстве, но и в нарушении общественного спокойствия. Он выступал против уплаты дани кесарю, а себя провозглашал Мессией, царем.
Пилат повернулся к Иисусу, пристально оглядел его с голову до ног и с выражением лица, отдаленно напоминавшим улыбку, спросил:
— Так ты царь Иудейский?
— Ты так сказал, — ответил Иисус.
Пилат рассмеялся.
— Он подрывает наши устои! — закричал Каиафа.
— Его проповеди смущают народ! — поддержали его другие члены синедриона.
Пилат воззрился на обвинителей, потом на Иисуса.
— Ну, что ты можешь ответить им? Ты слышал обвинения, которые выдвигаются против тебя?
Иисус стоял молча. Некоторое время Пилат смотрел на него с удивлением, а потом снова рассмеялся и повернулся к толпе.
— Этот человек невиновен.
У Марии словно гора с плеч свалилась. Вот все и кончилось. Пилат высказался, враги Иисуса посрамлены.
— Слава Тебе! Слава Тебе! — прошептала она вознося благодарность Господу.
— Нет! Нет! Он преступник!
— Распни его!
Толпа неистовствовала, тысяча голосов призывала Пилата казнить Иисуса. Этот общий рев потряс Марию. Наверняка враги Иисуса собрали в этой толпе своих прихвостней, чтобы потребовать казни якобы от имени всего народа.
— Он уже стал причиной беспорядков в Галилее, — выкрикнул стоявший впереди толпы Каиафа, — а потом еще и сюда явился со своими подстрекательствами! Он опасен!..
— Галилея? — перебил его Пилат и обернулся к Иисусу. — Ты что, из Галилеи?
Иисус промолчал и на сей раз, но слегка кивнул.
— В таком случае ты подпадаешь под юрисдикцию Ирода Антипы. Вот пусть Антипа тебя и судит! — заявил Пилат, явно радуясь возможности спихнуть это дурно пахнущее дело на Антипу.
По его сигналу солдаты схватили Иисуса, стащили с помоста и вывели за ворота. Они направились прямо сквозь расталкиваемую стражей толпу.
Когда он проходил невдалеке от нее, Мария почувствовала, что Иисус знает: они здесь. Это придавало им сил. Хотя сами они, увы, не могли поддержать его и что-либо для него сделать. Ученикам лишь оставалось снова брести за конвоем по узким улицам, через центральную площадь, где к этому часу уже вовсю развернулся торг. Вскоре впереди показался дворец, громоздкое строение в обрамлении колоннад и портиков, к воротам которого вела величественная, широкая лестница. Они с Иоанной приходили сюда другим путем, и теперь Мария впервые увидела парадный вход во дворец. Иисус и его конвой поднялись по ступеням и вошли внутрь, Каиафа со старейшинами проследовал за ними. Массивные створы захлопнулись. Сегодня здесь не собирались пользоваться тайным ходом.
По прошествии времени, которое показалось бесконечным Иисус появился снова, по-прежнему со связанными руками, с темными пятнами уже запекшейся крови на лице, но на сей раз обряженный в роскошную багряницу.
— Куда его опять ведут? — выкрикнул кто-то из не попавших внутрь членов синедриона, — Какое принято решение?
— Никакого, — ворчливо ответил начальник стражи, — Вердикт не вынесен. Он отказался отвечать на обвинения, не захотел угодить Антипе, когда тот потребовал явить ему чудо, и Антипа отослал его обратно к Пилату.
Семенивший за командиром Каиафа выглядел расстроенным и разозленным.
Пилат, конечно же, давно ушел во дворец, но когда у ворот снова собралась толпа, опять взошел на трибуну и жестом повелел подвести к нему Иисуса. Вид обвиняемого, на которого потехи ради кое-как натянули нелепо болтавшееся на нем роскошное пурпурное одеяние, вызвал у него смех.
— Ecce home! — вскричал Пилат, широким жестом указывая на пленника. — Се человек!
Толпа загоготала. Многие хлопали в ладоши, другие свистели.
— Подарочек от Антипы, да? — промолвил Пилат. — Но это придется снять, негоже тебе стоять здесь в заимствованном платье.
Солдаты сорвали с Иисуса багряницу и вручили Пилату, который тяжело опустился в стоявшее на помосте кресло.
— Итак, Антипа прислал его назад. Жаль, — Он махнул рукой Каиафе, — Ага, ты здесь. И твои приятели из вашего религиозного судилища, как оно там называется. Ну-ка подойди.
