Вячеслав Шишков - Емельян Пугачев. Книга 1
Зарубин-Чика понимал, что оставаться возле умета при большой дороге опасно: мало ль тут народу проезжего да прохожего бывает. Он сказал мужику:
— Мы в степь подадимся. Вон возле тех кустов крутиться станем. И заночуем там. А как батюшка пожалует, кликни нас.
Другая пара — Максим Шигаев с Караваевым, — не доехав верст трех до умета, заночевала в степи. Утром, бросив телегу в кустах, Денис Караваев погнал верхом в умет. Крестьянин Чучков сказал ему, что ни «батюшки», ни Ереминой Курицы нет еще, а вот два казака прибыли сюда. Мясников да Чика, эвот-эвот они за теми кустышками живут.
Услышать о двух незваных свидетелях Караваеву было неприятно. Ну, Мясников туда-сюда, а вот Чика — человек причинный и нахрапистый, от него всячинки можно ожидать. Вообще Караваев, да и не он один, а многие казаки побаивались друг друга «при начатии столь великих дел». А вдруг неустойка… Господи ты боже мои!.. Хорошо, ежели петля, а то — четвертовать учнут.
— А ты ничего не сказывал им про государя?
— Все обсказал… Они назвалися епутатами. Ну, я и… тово…
— Ах ты, чудак-рыбак… Пошто ж ты всякому ляпаешь? Договоришься, снимут с плеч башку, — уныло поблескивая бельмом, пенял ему Караваев. — Ну, я с товарищем по ту сторону речки буду. Когда приедут, уведомь, мальчонку пошли…
Подъезжая к «ночеве», Караваев приметил у своей телеги двух всадников, Мясникова и Чику. А Максима Шигаева, с которым он приехал, возле телеги не было. Зная отношение к себе казаков и опасаясь встречи с Чикой, грубияном и охальником, осторожный Максим Шигаев спрятался в приречных камышах.
— Здорово, Денис Иваныч! — крикнул Чика навстречу подъехавшему Караваеву. — Сайгачишек, что ли, пожаловал стрелять? А где же товарищ твой? Мы тебя самдруг видели. Кто он таков?
Караваев уставился бельмом на Чику, неохотно сказал:
— Да тут… как его… калмычонок один подсел ко мне. Сайгаков ушел промышлять, надо быть.
Зарубин-Чика на всю степь захохотал:
— Ой, да и лукавый ты, Караваев!.. Даром, что долгобородый, а лукав, лукав, брат. Ведь ты к государю, к Петру Федорычу, приехал с Шигаевым… А то-о-же — калмык, калмычонок… — И Чика снова захохотал во все горло.
— Полно врать-то тебе, болтушка, — огрызнулся Караваев. — Мы и не слыхивали этого ничего. Откудов здесь государю быть? Окстись!
2В это время «государь» прибыл в умет. От двух бессонных ночей лицо его утомлено, глаза потускнели.
Крестьянин Чучков, низко кланяясь и пособляя слезть «батюшке» с седла, спросил:
— А где же Еремина Курица?
— Курицу твою петухи затоптали в скиту у Пахомия, — грустно улыбнулся Пугачев. — А мужики из Мечетной весь хохол ей повыдергали да, поди, и во щи покрошили. Ну, а был ли кто от войска Яицкого?
— Были, были, надежа-государь. Четверо!
Афанасий Чучков вместе с племянником Ереминой Курицы, Васькой, залезли на крышу сарая, стали махать шапками.
Быстро прискакал Караваев. Простодушно осклабясь, он поздоровался с Пугачевым как с знакомым и пригласил пожаловать в свой стан, к телеге, где дожидается казак Шигаев.
Пугачев попросил Ваську подмазать свои рваные сапоги дегтем, встряхнул пропылившийся армяк, подтянулся, расчесал медным гребнем волосы на голове и бороду, сел на свежую караваевскую лошадь и поехал рысцой вперед. А Денис Караваев направился пешим вслед за ним.
Подъехав к задумчиво сидевшему на траве возле телеги Максиму Шигаеву, Пугачев слез с коня, поклонился казаку и молча сел рядом. Горбоносый, с надвое расчесанной бородой, Максим Григорьевич Шигаев показался Пугачеву степенным и заслуживающим доверия. А Шигаев, приняв Пугачева за простого человека, не обращал на него никакого внимания, он нетерпеливо посматривал на Караваева, подходившего к ним, и громко закричал ему:
— Ну как, Денис Иваныч? Не прибыл еще сам-то?
— А вот он, вот наш батюшка, — указал тот, подходя, на Пугачева.
Оторопевший Шигаев вскочил, бросил робкий взгляд на Пугачева, сорвал с головы шапку и со всем почтеньем поклонился ему:
— Ой, прости, милостивец, что по дурости своей казацкой шибко дрянно обошелся с тобой.
— Ништо, ништо, друг мой, — проговорил Пугачев. — А вот скажи-ка мне, чем закончилась ваша тяжба со старшинами, с недругами вашими?
Высокий и тонкий Максим Шигаев, сутулясь и держа руки по швам, принялся рассказывать. А Караваев, раскинув на лугу большой женин платок, как скатерть, стал готовить угощение: сотовый мед, яблоки, арбузы. Вдали, быстро приближаясь к становищу, показались два всадника. Шигаев оборвал речь, выкрикнул:
— Ишь ты! Опять Чика с Мясниковым. Боюсь этого вора Чики, человек он сорви-голова, задира. Давай, государь, схоронимся в камыши, пускай они своей дорогой правятся. А то с этим Чикой пропадешь, пожалуй.
Шигаев и Пугачев, не раздумывая, поспешили в кустарник и, отойдя немного, засели в камыши, а Караваев торопливо стал прятать в телегу угощение.
— Где государь? — еще издали закричал Чика. — На умете сказывали, что он здеся-ка.
Караваев растерялся, смотрел на подъехавшего ближе Чику озлобленно, не зная, что ответить ему.
— Чего шары-то уставил на меня? А это чья шапка? — и Чика указал кнутом на валявшуюся шапку Шигаева. — Я все равно не уеду отсель, пока своеглазно не увижу, хоть трое суток просижу. Мясников, слезай!
Оба всадника соскочили с коней.
Караваев волновался, большую бороду его шевелил легкий ветерок. Он вздыхал, бормотал себе под нос, бесцельно ходил вокруг телеги, вытащил из передка мешок. Чика смотрел на него выпуклыми черными глазами насмешливо и нагло. Караваев не выдержал, прерывающимся голосом заговорил:
— Слушай, Чика. Только ты не обидься, друг. Мы, признаться, опасаемся тебя. Сам знаешь, дело у нас затеялось, прямо скажу, страховатистое, голов лишиться можем.
— Ну?
— Поклянись, что ты зла нам не учинишь… Тогда мы тебе батюшку покажем. — Денис Караваев достал из мешка икону и водрузил ее на телегу, прислонив к арбузу. — Вот помолись-ка, брат, богу да клятву принеси. Тогда поверю тебе.
Зарубин-Чика с Мясниковым, помолясь иконе, облобызали ее и поклялись держать все в тайне.
Караваев, как живой воды хлебнул, быстро спрятал икону, залез на телегу, повернулся в сторону речки и призывно закричал:
— Максим! Шигаев!.. Выходи…
Из кустов вышел Пугачев, за ним — длинный Шигаев. Быстро и четко ступая, Пугачев приблизился к телеге.
— Здравствуй, войско Яицкое! — приподнятым тоном сказал он. — Раньше ваши отцы и деды, да и сами вы в Москву да в Питенбурх к великим государям ездили, а ныне бог внял слезам вашим — сам монарх явился к вам. Вот я тот, кого ищете, Петр Федорыч Третий, царь.
Мясников и Чика низко поклонились Пугачеву. У Чики кровь прилила к щекам и заныло сердце: он чаял увидеть царя в сиянии и славе, а пред ним простак.
— Бояре возненавидели меня: ведь я за простой люд заступник был, а бояр не миловал. Они меня престола лишили и задумали извести смертию, да бог сохранил помазанника своего. Я долго странствовал. А ныне положил в сердце своем снова на престол вступить… Окажите мне, детушки, защищение и помощь.
Голос Пугачева звучал искренно, речь выходила складной, в печальном, исхудалом лице — большая скорбь, но глаза, глядевшие в упор на Чику, горели решимостью. Казаки вперебой проговорили:
— Послужим, батюшка… Рады служить тебе…
Караваев суетливо готовил трапезу. Пугачев сел на траву. Сзади него стоял Максим Шигаев. Денис Караваев кромсал арбуз, преподносил на кончике ножа лучшие куски царю. Подошел с умета крестьянин Чучков, поклонился и, не дожидая приглашенья, сел рядом с Пугачевым, подогнув под себя ноги в трепанных лаптях. Мясников и Чика, стесняясь сесть с государем без зову, отошли к телеге, присели на оглоблю. Караваев подставил Пугачеву на блюде мед. На запах налетели из тальника осы и шмели. Шигаев отмахивал их от государя шапкой.
— Да, други мои, — говорил Пугачев, исподлобья все еще косясь на Чику. — Много я за двенадцать лет скитаний претерпел бедности. Вот и ныне, видите, какой? — он с пренебрежительной ухмылкой одернул полу армяка, вздохнул:
— А мне ли, государю, в сем непотребном платье хаживать? Ничего, терплю… Народ мой верный еще пуще терпит.
— Терпим, терпим, батюшка… Ну, да об эфтом в другой раз, в свободное времечко, а теперича, ваше величество, покажи-ка нам, батюшка, свои царские знаки, — осмелев, проговорил Денис Караваев. Он, в сущности, сказал то спроста, сгорая нетерпением, чтоб все присутствующие, особливо коварный Чика, скорей уверовали в царя новоявленного.
Пугачев вскинул голову, сдвинул грозно брови и бросил Караваеву в упор:
— Раб ты мой, а хочешь повелевать мною!..
Все враз замерло: Денис Караваев от резкого окрика «батюшки» побелел.
Чика разинул рот. Мясников привстал с оглобли. Максим Шигаев, кланяясь и желая скрасить грубость Дениса, сказал певучим голоском:
