От Руси к России - Александр Петрович Торопцев
Через день Ходкевич атаковал и казаков Трубецкого, и ополченцев Пожарского, который перед боем получил записку от одного польского пана: «Лучше ты, Пожарский, отпусти к сохам людей своих». Воевода прочитал записку и сказал: «Обязательно отпущу, но сначала вас всех отправлю по домам. Либо в русские могилы».
Интервентов было около пятнадцати тысяч. У русских – около десяти тысяч. Кроме того, изменник Орлов в ночь на 23 августа провел отряд гайдуков к церкви Георгия на Яндове. Это позволило чужеземцам закрепиться в важном районе, откуда они могли нанести неожиданный удар. Крупные силы интервенты сосредоточили в Донском монастыре. Ополченцы перегруппировались, дабы не быть застигнутыми врасплох.
Утром 24 августа Ходкевич бросил в бой личную дружину, конных венгров, запорожцев. Они отбросили русских к Земляному валу. Здесь битва продолжалась более пяти часов. Русские защищались храбро, но интервенты наседали. Пожарский сражался на валу, успевая руководить ходом сражения. Ополченцы и казаки Трубецкого сделали все, что могли, но отступили от Земляного вала. Враг ворвался в Замоскворечье. Пехотинцы – венгры и запорожцы – подошли к Клементовскому острожку, к ним пришло подкрепление из Кремля и Китай-города. Поляки смяли русских, порубили всех до единого, заняли острожек.
Ходкевич, уверенный в победе, ввел в Замоскворечье огромный обоз, который так ждали осажденные в Кремле поляки. Победа интервентов была близка. Но вдруг казаки Трубецкого, получив подкрепление, нанесли неожиданный контрудар по Клементовскому острожку. Противник потерял 700 человек убитыми, замешкался. Пожарский отправил Авраамия Палицына к казакам, которые, обвинив ополченцев в отступлении, начали рассыпаться в разные стороны. Их нужно было уговорить продолжить бой. Палицын это сделал. Пожарский придерживал пехоту, затевал вместе с Мининым всеобщее наступление. Минин собрал несколько сотен конников. Прозвучал сигнал. Русские пошли в наступление.
Оно было неожиданным и стремительным. Войско Ходкевича подалось назад. Но тут ударила по врагу русская конница, и поляки со своими союзниками бежали к Донскому монастырю. Потери у них были большие. На следующий день они бежали из Москвы в сторону Можайска и Вязьмы.
Ополченцы окружили Китай-город, где окопались оккупанты, через два месяца вытеснили их в Кремль. 27 октября (по старому стилю) поляки сдали Кремль.
Двоевластие
После посвящения в патриархи Филарета Михаил Федорович заявил, что его отцу должна быть оказываема такая же честь, как и ему, и в стране наступило «двоевластие». Полный государь в церковных делах, патриарх стал не только первым советником и наставником царя, но и фактическим соправителем Русского государства; все грамоты они подписывали оба: впереди стояла подпись Михаила Федоровича, затем – Филарета, которому, как и царю, присвоили титул «великого государя».
Жесткую политику патриарха быстро почувствовали все. Царя оставили в покое «временщики», присосавшиеся к кремлевским богатствам как вампиры.
«В новом великом государе Москва, – по мнению С. Ф. Платонова, – сделала большое приобретение, она получила то, в чем более всего нуждалась: умного администратора с определенными целями. Даже в сфере церковной Филарет был скорее администратором, чем учителем и наставником церкви»[150].
Уже в июне 1619 года Земский собор разрешает поставленный Филаретом вопрос о путанице в финансовых делах. В приговоре собора «резко выделяются две черты: прямо рисуется неудовлетворительное экономическое положение податных классов и уклонение от податей, а затем неудовлетворительное же состояние администрации с ее злоупотреблениями, о которых свидетельствовали столь частые челобитные про «обиды сильных людей». Все последующие внутренние распоряжения правительства Михаила Федоровича и клонились именно к тому, чтобы 1) улучшить администрацию и 2) поднять платежные и служебные силы страны»[151].
Следует напомнить, что Русское государство еще со времен Ивана IV Грозного фактически стало превращаться в державу имперского типа, в империю. Это болезненное для любого государства превращение не могло быть остановлено Смутой, она лишь приостановила, замедлила процесс. Цари XVII века, хотели они того или нет, просто обязаны были в своих административных решениях исходить именно из упрямого движения страны Московии в Российскую империю, что очень хорошо прослеживается на примере организации центрального управления при Михаиле Федоровиче.
В Москве восстанавливались, казалось бы, старые институты власти, унаследованные Романовыми от Ивана III и от Ивана IV: приказы. Но ведь появились-то они в XVI веке, то есть именно в тот момент, когда и началось движение страны к империи! Приказы исполняли функции, весьма схожие с теми функциями, которые (конечно, в неизмеримо более крупных масштабах) выполняли в XX веке советские министерства.
Романовым ничего не нужно было придумывать, изобретать, они и не изобретали, занимаясь конкретикой жизни державы… Не спеша, надо сказать.
Некоторые историки даже обвиняют их в том, что в XVII веке русские люди слишком уж увлеклись этой стариной, подчас забывая о некоторых печальных фактах истории своей же собственной страны. Старина, безусловно, мудра. И забывать ее не следует. Приказы восстановить, как некую систему центрального правления, нужно было, в этом вряд ли кто сомневается.
Но есть и другой аспект, напрямую связанный с русской стариной. О нем не думали первые цари династии Романовых, увлекшись административными задачами и по силе возможности решая проблему повышения благосостояния народа. Старина. В далекую старину, еще во времена Владима I Святославовича, на Русь прибывали из Византийской империи мастера: зодчие, иконописцы и так далее. Русские люди быстро переняли у них все секреты и стали создавать свои великие творения. После нашествия Батыя и последующих десятилетий русское искусство пришло в упадок. Строительством церкви Николы на Липне в Новгороде в 1292 году началось русское возрождение. Оно невозможно было без… иностранных мастеров! И дело тут не в степени гениальности новгородцев или константинопольцев, а в технологических (!) секретах мастерства. Забыли русские люди к XIV веку очень многое. Баскаки им выбили память. Но лишить русский народ способности мыслить и, мысля, восстанавливать свою память им было не под силу. На рубеже XIV–XV веков у русских людей появилась-таки возможность вспомнить самих себя, но уже Иван III без иностранных мастеров построить родной Кремль не смог. Опять понадобились иностранцы, чтобы научить русских возводить Успенские соборы. Только-только обрели русские мастера уверенность в своих силах, как вдруг Смута нагрянула – опять все они позабыли. Напрочь.
Почему же так часто русские люди забывали самих себя, своих гениев, всегда готовых (их бы подучить малость) удивить и порадовать мир? А потому, что у них, у русских, издревле какое-то странное отношение к старине было.
Любили они жить по старине. Не желая при этом понимать, что все хорошее в той самой
