Страна Печалия - Вячеслав Юрьевич Софронов
— Да мало ли что там сказывают, — отмахивалась Дарья, не переставая мешать угли в печи, — не нашего то ума дело: паны дерутся, а у хлопцев чубы трещат, и нам соваться туда недосуг. Ты вон лучше проверь, не пригорела ли каша, а то, чую, попахивать начинает…
Тетки ненадолго смолкали, а через какое-то время вновь начинали перемывать косточки высокому начальству, не доступному им в обращении, а потому вдвойне приятно было припоминать разные их огрехи и каверзы, оставшиеся по недогляду владыки безнаказанными.
— Я бы на месте Семушки лучше батюшку Аввакума за делами и хозяйством всем глядеть оставила. Он бы спуску не дал всей этой дворне приблудной, — высказала свое мнение на этот счет Дарья, чем тут же вызвала шуточки от своих зубастых помощниц.
— Знаю я тебя, ты бы его еще подле себя посадила…
— А то и рядышком положила, — слышался чей-то голос из кухонных глубин, и тетки дружно начали хохотать, радуясь, что могут, страха не боясь, посмеяться над управителями своими.
— Хватит ржать, как кобылы на лугу, а то услышит кто, мне ж в первую голову нагорит, а от меня и вам достанется, — пыталась урезонить их Дарья, хотя сама была, если не полностью, то хотя бы отчасти согласна с ними. Но, занимая должность главной кухарки, показать того не могла и вынуждена была мнение свое держать за крепким запором, дабы оставаться поваренной начальницей и дальше.
Какое-то время кухонный народ молча суетился вокруг печей, пока кто-нибудь не менял тему их пересудов.
— А Лукерья-то наша на глазах вширь растет, — шепнула на ухо Дарье одна из ее помощниц. — Так, глядишь, к Пасхе совсем раздастся, ни к какой работе годна не будет.
— Помолчи, без тебя то мне ведомо, — отвечала ей так же негромко Дарья, давно заметившая, что скромница Лушка, словно на дрожжах, наливается живительными соками материнства, но всячески пытается это скрыть, утягивая растущий живот намотанными под одеждой платками. — Самой, поди, завидно, вот и наговариваешь на девку.
— Да уж какие там завидки… Я вон, небось, замужем, а она все еще в девках ходит. Вот как наш Семушка вернется да глянет на нее, то-то скандал будет, призовет Спиридона и запрет в дальний монастырь, а ее — в другой.
— Не имеет он на то никакого права, — заступалась за своего любимца Дарья. — Может, то вовсе не Спиридонова работа. Тебе, остроглазая, откуда сие знать?
— О том не только мне, но и всем другим известно. Сколь раз их сообща видели. Ручками друг за дружку уцепятся и стоят, лыбятся, будто блинов объелись. Срам-то какой, а им ничего. Всяческий стыд потеряли…
— Мало ли кого где видели, всех теперь слушать, что ли…
Дарью и впрямь беспокоило, как сложится судьба одинокой Лукерьи, которая, как ни крути, нагуляла дитятко, носимое ею сейчас в чреве, ни от кого другого, а именно от келейника Спиридона. При этом оба, будучи сиротами, словно дети малые, не знали, как им быть, и речи о венчании пока не заводили.
«Нет, нельзя это дело на самотек пускать, — думала про себя Дарья. — Эдак все добром не кончится, владыка наш, хоть он человек души добрейший, но сгоряча может и впрямь разослать их в разные монастыри, а дитятку, коль здоровеньким родится, отдать кому из бездетных богатеев на воспитание. Надо с кем из батюшек пошептаться, а потом привести к нему молодых, чтоб обвенчал быстрехонько, пока Семушка обратно не вернулся. Неужто он не поймет? Должен понять…»
…Иван Струна, которому в один прекрасный день не столько надоели Дарьины жалобы на дворника и истопника, сколько захотелось показать власть и призвать тех к ответу за безделье. Мало того, что дорожки в архиерейском дворе оставались нечищенными, чуть ли не со дня отъезда архиепископа, но еще и печи исправно истопник Пантелей топить перестал, а потому в покоях стало промозгло и сыро, и, чтоб не застудиться, приходилось не снимать верхнюю одежду.
Сам Иван Струна появлялся здесь редко, больше занятый делами с торговым людом, выискивал привозимые на продажу товары и скупал их по дешевке, чтоб потом переправить родственникам и знакомым в Москву или Малороссию, где те продавали их с тройной выгодой. На все это уходила масса сил и времени. Но в один прекрасный день он все же твердо решил навести порядок и вызвал к себе келейника владыки Спиридона, повелев тому во что бы то ни стало доставить под его светлые очи истопника и дворника.
Спиридон, чьи мысли, как всегда, были заняты чем-то никому неведомым, молча выслушал дьяково приказание, повернулся и отправился на поиски. Его не было час, а то и больше. Тут уже не выдержал Струна и тогда сам отправился на розыски. Он обошел весь двор, но поиски его не увенчались успехом. И лишь когда он направился в сторону конюшни, то наткнулся на Ивана Смирного и истопника Пантелея, шествующих в обнимку, слегка покачиваясь и бормочущих при этом какую-то немудреную песню.
— Где вы, мать вашу, пропадаете, что найти вас нет никакой возможности? — грозно спросил их Иван Васильевич. Но те, видно, не разобрав, кто перед ними находится, обошли его сторонкой и поплелись дальше. Струна не стал с ними связываться и бросился обратно к себе, где наткнулся на Спиридона, дремлющего возле двери. Дьяк со всей мочи отвесил ему оплеуху, хотел схватить за волосы, но у него это не вышло, а Спиридон со страху завизжал, подхватил оброненную шапку и кинулся прямиком на кухню. Там он наскочил на младшую кухарку, несущую горшок с каким-то варевом, и та со страху брякнула свою ношу об пол. Горшок разлетелся вдребезги, варево густо разлилось по полу и все застыли в страхе, ожидая от Спиридона хоть какого-то объяснения. Но тут следом влетел Струна, пытаясь догнать сбежавшего от него келейника, но поскользнулся на пролитом, и бухнулся об пол, больно ударившись головой о край печи. Кухонные тетки тут же заголосили, Лукерья, по давней своей привычке начала со страху икать, а Спиридон спрятался за Дарью, искренно надеясь, что там его никто не найдет.
На шум прибежали архиерейские приставы и ближние дьяковы помощники, подхватили его и понесли наверх, гадая меж собой, что такое могло случиться с их начальником.
Вскоре потребовали, чтоб Дарья принесла крепкого уксусу для приведения в чувство пострадавшего дьяка, что она незамедлительно и исполнила. Тем временем Спиридон, пользуясь всеобщим замешательством, успел шепнуть Лукерье, чтоб она заглянула в его
