Валентин Пикуль - Нечистая сила
– Садись, бродяга, – сказал ему Хвостов и начал выгружать на стол пачки денег. – Это тебе… тебе… тебе, сукину сыну! – Заметив на лбу журналиста пять глубоких царапин, идущих вдоль лица одна к другой, словно четкие линии в хорошей гравюре большого мастера, он спросил:
– Боречка, кто это тебя так?
– Неудачно наступил на кошку.
– Как зовут? – спросил Хвостов.
– Кого?
– Ну, эту… кошку.
– Галина, – сознался Ржевский.
Министр начал издалека своим певучим баритоном:
– Понимаешь, куда ни поеду, куда ни пойду, везде вляпаюсь в Гришку.
Надоел, прохвост! Никак не отвязаться… Своих забот полон рот. А он барышню шлет с запиской: помоги бедненькой. Ну, дашь сотенную. Еще записка. На храм просит. Даю на храм. Теперь возмечтал он на вокзале в Тюмени создать общественный нужник – вроде Акрополя с колоннами! Дабы тюменский мещанин Забердяев, присев для отдыха, думал: сижу не где-нибудь, а в нужнике имени знаменитого Григория Распутина… Честолюбие непомерное!
Прелюдия закончилась. Пора к делу.
– Ладно, – сказал Хвостов, – скоро все это кончится. Сейчас оформим тебе поездку якобы от Суворинского клуба… за шведской мебелью. Под таким видом из Швеции махнешь в Христианию, где живет Илиодор, и скажешь ему от моего имени, чтобы поднимал на ноги своих царицынских громил. Отвезешь ему талон на сто тысяч… золотом! Убийство произойдет с той стороны, с какой его никто не ожидает. По зигзагу: Петроград – Христиания – Царицын!
Хвостов держал при себе Ржевского на роли информатора о настроениях той литературной слякоти, что вечерами толпилась возле буфетной стойки Суворинского клуба (даже швейцары не считали этих господ писателями, называя их «шушерой»). Хвостов платил Борьке аккордно. Зато Белецкий платил ему постоянно – по Шесть тысяч рублей, и Ржевский не всегда понимал, за что ему платят… Но в авантюру заговора мгновенно подключились другие силы!
* * *Инженер Гейне официально числился как «специалист клубного дела» (это и понятно, ибо он прошел выучку в притонах мафии Симановича). Сейчас он звонил в квартиру дома ј 45/7 по улице Жуковского; дверь открыла Галина с громадным синяком под глазом.
– Душечка, что с вами? – спросил инженер.
– Неудачно взяла аккорд на гитаре… ерунда!
– Боренька дома?
– Ушлялся… марафету ищет понюхать. Ржевский скоро явился в немалом возбуждении, молча вытряхивал из карманов пачку за пачкой – деньги, деньги, деньги.
– Ого! – сказала Галина. – Никак выиграл?
– Я выиграл судьбу… Вся жизнь впереди! Галина, дама очень сообразительная, сразу раскрыла свой потрепанный ридикюль, сгребла в него деньги, деньги, деньги.
– Постой, – остановил ее сожитель. – Чего это ты так заторопилась?
Допусти на одну минуту, что это деньги казенные.
– Какие б ни были, но пропить их не дам!
Буквально через секунду Гейне оказался в самом центре бурного извержения семейных страстей. Незаконные сожители умудрились каким-то непостижимым образом разбить даже люстру под потолком, и бедный инженер был осыпан, как горохом, осколками стеклянных бусин. Гейне в страхе забился под диван, но в тот же момент ножки дивана подкосились, и Гейне испытал примерно то, что испытывали русские князья, когда на них пировали Мамаевы ханы. Драка в стиле бравурного крещендо продолжалась уже поверх дивана, при этом Галина, которую Борька душил за глотку, орала:
– Инженер, мать твою так, где же ты? Разве не видишь, что несчастную женщину на твоих глазах убивают…
Потасовка кончилась удивительно мягко и лирично. Из шестидесяти тысяч хвостовского аванса пять тысяч попали в карман Гейне, успевшего подхватить их с полу. Тысяч около сорока отвоевал себе Ржевский, остальные взяла Галина, которая и закрыла дверь за мужчинами.
– Я тебя еще выведу на чистую воду! – выпалила она. – Не побоюсь сказать при образованном человеке (это она о Гейне), что я дура, что с таким поганым «бобром» связалась…
Инженер с журналистом выкатились на улицу.
– Видишь, какая у меня жизнь, – сказал Боря.
– Послушай, а откуда у тебя столько денег?
Ржевский нашептал по секрету, что Хвостов задумал непременно покончить с Распутиным, но никому уже не доверяет, и потому давить Гришку должны царицынские громилы Илиодора.
– Еду, брат, в Христианию… от Суворинского клуба.
– Ну, поздравляю! – сказал на это Гейне; проводив Ржевского до игорного клуба, он сразу же позвонил на квартиру Симановича:
– Аарон, надо срочно спасать нашего друга Григория…
Симанович велел инженеру отправляться обратно на Жуковскую и блокировать в квартире Галину, выпытав у нее все, что она знает о Борьке.
Затем Симанович созвонился с правлением «ФранкоРусского банка», вызвав к телефону директора – Митьку Рубинштейна. Банкир, грудью вставая на защиту Распутина, впредь ни под какие проценты (!) не оплачивал счетов, на которых было написано: «По приказу минра вн. дел»! Таким образом, сионисты сразу перекрыли для Хвостова шлюзы, ведущие к денежным фондам… Где-то на бегу Симанович перехватил МанасевичаМануйлова.
– На нашего друга замышляется убийство.
– Старо, как мир.
– На этот раз очень ново! Григория я уже предупредил, чтобы, пока все не выяснится, на улицу не высовывался…
Из рассказа ювелира Ванечка понял, что Хвостов, используя мемуары Илиодора, хотел бы устроить небывалый скандал, замешав в него императрицу, дабы потом у царской семьи не стало смелости держать Распутина в столице.
Хвостов в мемуарах Илиодора видел некий талисман, могущий избавить страну от Распутина, но вслед за падением Распутина последует падение с Олимпа всех богов земных – заодно со Штюрмером кувыркнется и он, Ванечка!
Манасевич срочно информировал о заговоре Штюрмера, на что тот отвечал: «Это фантазия… Вероятно, какие-нибудь жидовские происки и шантаж против Хвостова, который ненавидит жидов…» Ванечка никак не ожидал, что Штюрмер снимет трубку и позвонит самому Хвостову:
– Алексей Николаич, а какие у вас альянсы с Илиодором? Ответ Хвостова был крайне неожиданным:
– Ежемесячно я выплачиваю ему по пять тысяч.
– За что? – спросил глава государства.
– За то, чтобы он не печатал своих мемуаров.
– Безобразие – швырять казенные деньги в печку.
– А хорошо горят, – отвечал Хвостов. – А чтобы вам стало жарче, я сообщаю: немцы тоже замешаны в покупке мемуаров.
– Так и пускай тратят свою валюту!
– Вижу, что вам еще не жарко, – засмеялся Хвостов. – Тогда подкину дровишек… Немцы хотят выбрать из книги Илиодора самые похабные места, фрагменты будут отпечатаны на листовках, которые разбросают с аэропланов над позициями наших войск. Ну, как?
Штюрмер повесил трубку, посмотрел на Манасевича.
– Хвостов… пьян, – сказал он. – Сегодня я ночую на даче Анны Александровны и скажу ей в глаза, что дальше никак нельзя терпеть, чтобы во главе эмвэдэ стоял этот… гопник! Манасевич завел свой «бенц» на восьми цилиндрах.
– Поехали к Галочке, – сказал Симановичу. По дороге купили букет фиалок – все-таки дама!
– Этим бы букетом – да по морде ее, по морде…
Галину сторожил Гейне; женщина хвасталась, что знает Борьку как облупленного, но… не выдала. В таком деле нужен человек более опытный, вроде Ванечки; он присмотрелся к квартире, увидел немало добра, какого с писания статеек в газете не наживешь, и вдруг ему стало… дурно!
– Извините, – сказал, – где у вас ванна?
Закрывшись в ванной, моментально обнаружил тайник, в котором лежало немало денег, спичечный коробочек с необработанными алмазами и много огнестрельного оружия. Ванечка сказал Галине:
– Чуточку стало легче. Знаете, у меня диабет. Маленький сахарный заводик по обслуживанию одной персоны… Кстати, не нужны ли вам карточки на сахар? Могу. А отчего я вас раньше не видел? Вы так шикарны, мадам…
Поверьте, этот очаровательный синяк даже идет вам. Он напоминает мне солнечное пятно с картин французских импрессионистов… Ах, Париж, Париж!
Где ты?..
Между болтовней он ловко выудил из Галины, что Борька Ржевский как уполномоченный Красного Креста торгует на вокзалах столицы правом внеочередной отправки вагонов. Если фронту позарез нужны гаубицы, то фронт может подождать – вагоны отдавались под шоколад фирмы Жоржа Бормана!
Ванечка поцеловал Галине ручку.
– Мадам, вы произвели на меня впечатление…
Не отпуская от себя Симановича, он поехал на квартиру к Степану Белецкому, который прижал палец к губам, давая понять, что имя Распутина в его доме не произносится. Вкратце Манасевич обрисовал положение с замыслами министра: Хвостов сам залезал в капкан! Все эти дни шел перезвон между Белецким и царицей, между Вырубовой и Распутиным, который боялся выставить нос на улицу. Наконец внутренняя агентура доложила, что Ржевский берет в полиции фиктивный паспорт на имя Артемьева, и Белецкий почувствовал себя стоящим у финиша… Притопывая ногой и прищелкивая пальцами, он позвонил на станцию Белоостров, оттуда ему ответили, что граница Российской империи слушает.
