Виктор Поротников - Крах проклятого Ига. Русь против Орды (сборник)
В это утро хан Ахмат ломал голову над тем, где ему раздобыть злата-серебра на содержание своего буйного войска, которое без военной добычи и постоянного ханского жалованья становилось похожим на голодного тигра. Войско являлось единственной опорой для царствующего в Орде Ахмата, но в то же время военачальники этого войска могли запросто убить Ахмата, если почувствуют его слабину и останутся без ханских подарков.
Ахмату было уже за пятьдесят, это был кривоногий узкоглазый степняк невысокого роста, жилистый и желтолицый. Он крепко сидел в седле, превосходно стрелял из лука и бросал аркан. Ахмат происходил из монгольского рода джуркин, в котором никогда не бывало своих ханов. Род джуркин находился в вассальной зависимости от монгольского племени унгиратов. После победоносного похода войска Бату-хана на Запад и образования на Волге Золотой Орды унгираты вернулись на коренные земли монголов, а род джуркин остался в донских степях вместе с прочими родами, входившими в улус Бату-хана и его сыновей.
После двухсотлетнего существования бок о бок с племенами половцев на берегах Дона монголы из рода джуркин не только позабыли свой родной язык, но и весьма существенно изменились внешне. Среди них появилось много стройных, статных, желтоволосых и светлоглазых. Половцами русичи называли живущих в степях кипчаков за цвет их волос. (Половый означает по-древнерусски «желтый».)
Пока слуги, шаркая по полу грубыми башмаками, накрывали на стол, хан Ахмат бродил по своей неуютной спальне, одолеваемый невеселыми мыслями. Вся его казна находится рядом за тонкой тростниковой перегородкой, однако почти все сундуки уже пусты. Звонкой монеты хватит едва ли на пару месяцев на содержание чиновников, слуг, гарема и телохранителей. Подходит срок для выплаты жалованья войску, а платить нечем. Правда, можно пустить в переплавку серебряную посуду, чтобы затем отчеканить деньги для выплаты войску.
Ахмат дорожил своими сокровищами, поэтому решиться на такой шаг было для него настоящим мучением.
Когда пожаловал заспанный визирь Карамурза, удостоенный чести трапезничать с ханом за одним столом, Ахмат первым делом заговорил с ним о последних поступлениях в казну и о мерах, предпринятых для выколачивания недоимок.
Карамурза с печальным вздохом принялся сетовать на то, что торговые пошлины уже не дают большого дохода в казну, как было когда-то. Обычные налоги, коими обложены ремесленники Сарая, приходится выколачивать палками.
– Качество ремесленных изделий сильно упало, так как после всех последних переворотов самых искусных мастеров либо перебили, либо угнали в рабство куда-нибудь в Казань или Крым, – молвил Карамурза, налегая на горячий плов. – По этой причине упал и спрос на ремесленные изделия. Ремесленники сидят в нужде, не имея денег для уплаты подушной подати. Земледельцев в ближней округе Сарая почти не осталось, поэтому и оброк собирать не с кого. Кочевники еще выплачивают худо-бедно налог-копчур с пасущихся стад, но это сущие крохи, поскольку истинного поголовья овец, лошадей и верблюдов никто в ханском диване не знает. Для контроля за численностью крупного и мелкого скота нужен целый штат чиновников, а где взять деньги на его содержание?
– А что же наши даньщики? – спросил Ахмат. – От ясачных людей идут какие-нибудь поступления в казну?
– Мордва больше тяготеет к Казанскому ханству и нам дань уже не платит, – невесело пояснил Карамурза. – Чувашские князья тоже находятся под покровительством Казани, как и черемисы, и камские татары. От русских князей дань не поступает с той поры, как в Москве вокняжился Иван Васильевич, сын Василия Темного.
– Что же, у ордынского хана нет даньщиков? – сердито воскликнул Ахмат, отодвинув от себя тарелку с пловом.
– Из ясачных людей у нас остались лишь донские колена кипчаков да саксины, расселившиеся вдоль реки Ахтубы, – ответил Карамурза. – И те и другие давно прозябают в бедности, так как их пастбища и зимовки находятся в ленном владении у кочевой татарской знати. Кочевые беки забирают себе львиную долю податей, поступающих от ясачных людей. Тут уж ничего не поделаешь. – Толстяк Карамурза пожал плечами, вытирая жирные пальцы льняной салфеткой.
Хан Ахмат нахмурился еще больше, понимая смысл последней реплики визиря. Такое положение сложилось в Большой Орде еще до хана Кичи-Мухаммада, свергнутого Ахматом. При сыновьях и внуках Тохтамыша, боровшихся за ханский трон с потомками Едигея и Бердибека, вошло в практику превращать ханские временные земельные дарения татарской знати в наследственные владения. Таким образом, ханы, рвавшие друг у друга ордынский трон, стремились перетянуть на свою сторону кочевую татарскую знать.
Хан Ахмат понимал, что отнимать у кочевых беков их ленные владения чревато для него потерей трона. Именно кочевые беки и зависимые от них кипчаки и саксины составляют основное ядро его войска.
– Можно увеличить чеканку медной монеты и выдать, скажем, половину жалованья войску медными деньгами, – сказал Карамурза. – Другую половину жалованья можно выдать маленькими серебряными монетами, которых очень много в обращении на рынках Сарая.
Полновесная серебряная монета называлась теньге и высоко ценилась среди купцов и ростовщиков. В пору смут, когда всякая торговля была нарушена, ордынские ханы стали чеканить в огромных количествах мелкие серебряные деньги, которые по весу были втрое легче теньге. Называлась маленькая серебряная монета теньгача, но чаще – акча, то есть «беленькая».
Иноземные купцы очень неохотно брали за свои привезенные в Сарай товары мелкие серебряные деньги и тем более медные деньги, которыми власти Сарая пытались покрыть огромную нехватку в золоте и серебре.
– Мне, как хану, недостойно расплачиваться с войском медными деньгами! – с видом оскорбленного достоинства промолвил Ахмат. – Нужно где-нибудь раздобыть побольше серебра, Карамурза. Это не просьба, а приказ!
Визирь покинул ханскую трапезную с унылым лицом.
«Зачем честолюбцы рвутся к власти, если, сидя на троне, они не могут не то что довести государство до процветания, но даже не в состоянии свести концы с концами!» – думал он, направляясь по пыльным коридорам и залам в ханскую канцелярию.
* * *Чтобы отвлечься от тягостных дум, хан Ахмат поднялся по винтовой каменной лестнице на верхнюю площадку круглой дворцовой башни. С высоты тридцати локтей взору хана открылся Гулистан, центральный квартал Сарая, обнесенный высокой желтой стеной из сырцового кирпича. Среди стройных кипарисов и пирамидальных серебристых тополей теснятся одна к другой плоские черепичные и глинобитные крыши домов, иные из которых имеют два и три этажа. Узкие тенистые улочки, стиснутые высокими дувалами, напоминают извилистые ущелья, по ним можно ходить пешком и проехать верхом, но повозка здесь нигде не проедет.
Повозки проезжают только по главной улице Гулистана, ведущей от Южных ворот до базарной площади. Ширина этой улицы такова, что по ней могут проехать в ряд двадцать всадников.
В Гулистане проживает оседлая татарская знать, а также купцы и ростовщики.
Вокруг Гулистана раскинулись утопающие в зелени деревьев ремесленные кварталы, пыльные и грязные. Дома здесь в основном одноэтажные, рядом соседствуют жалкие лачуги из жердей и прутьев, шалаши из досок и неглубокие землянки.
В лучшие времена в Сарае проживало около ста тысяч человек, не считая приезжих торговцев. Ныне в столице Большой Орды население не превышало тридцати тысяч жителей. Отсюда давно разъехались почти все иудеи и армяне, некогда главные воротилы здешней торговли. Разбежались из неспокойного Сарая греки и фряги, обосновавшись в Крыму. Когда-то богатые подворья греческих и генуэзских купцов ныне пребывали в полнейшем запустении, здесь обитали лишь бездомные собаки и нищие.
Весна только началась. В необъятной небесной синеве с юга на север тянулись стаи диких гусей и журавлиные клинья.
Задрав голову, хан Ахмат, как мальчишка, загляделся на далекие птичьи косяки. Давно ему не доводилось охотиться с соколом на перелетных птиц, нескончаемые заботы совсем задавили его!
Неожиданно на вершину башни прибежал ханский нукер, сообщивший хану Ахмату, что в Сарае объявился мурза Тулунбек со множеством своих людей. Тулунбек ушел из Казани, разругавшись с тамошним ханом.
– Тулунбек готов припасть к твоим ногам, повелитель, – сказал нукер, прижав ладонь к груди.
Заинтригованный Ахмат чуть ли не бегом устремился в зал приемов.
Облачаясь с помощью услужливых слуг в расшитый золотом чапан, навешивая на шею золотые ожерелья, Ахмат пребывал в радостном волнении. Такого прежде не бывало, чтобы к нему в обедневший Сарай бежали, ища здесь покровительства, знатные вельможи из процветающей Казани. Обычно приближенные Ахмата уходили от него в Казань и Ас-Тархан.
