Потерянные души Уиллоубрука - Эллен Мари Вайсман
Прежде чем Сейдж успела ответить, Хейзл ушла, заперев за собой дверь.
Сейдж со стоном уронила голову на матрас. Если в ближайшее время ей не позволят встать, то непонятно, что делать. Она пыталась думать, пыталась разогнать туман в голове. Через какое время хоть кто-нибудь хватится, что она пропала? Сообразят ли Хэзер и Дон, названивая ей впустую, что она уехала в Уиллоубрук? Да станут ли они вообще звонить после ее выходки? А отчим — догадается ли он, куда уехала Сейдж? Может, ему вообще до лампочки? Зачем только она поцапалась с подругами. Надо было рассказать им о решении разыскать Розмари, а она взбеленилась из-за подколов насчет Кропси. Наверняка девчонки решат, что Сейдж все еще злится. Скорее всего, посчитали, что она слишком остро отреагировала. И оказались правы.
Может быть, Ной, обнаружив ее записку, заходил к ним домой, хоть Сейдж и запретила ему. А может, он обрадовался свободе. Только и ждал шанса уйти к этой Иветт. Проблема в том, что, даже если подруги и начнут ее искать, Алан, скорее всего, выдаст по телефону обычную отговорку: Сейдж нет дома, и он не знает, где она; ни объяснений, ни извинений. А до начала занятий еще неделя, хотя Алану будет по барабану, даже если позвонит директор. Скорее всего, отчим и директору наврет, будто она переехала. По спине у нее поползли мурашки. Сколько времени пройдет, прежде чем выяснится, куда она уехала?
Нужно каким-то образом убедить врача, санитарку или медсестру позвонить Алану. И когда отчим объяснит им, что она сестра Розмари и вчера не вернулась домой, ее отпустят. Вот только Алану плевать, когда она приходит и когда уходит. Он и не знал, что иногда она тусила до утра: отчасти потому, что сам он нередко ночевал в своем грузовике возле бара или приводил домой посторонних женщин, но в основном потому, что ему было плевать. Он никогда не ходил искать Сейдж, не звонил Хэзер или Дон, чтобы узнать, с ними ли она. Так с какой стати ему волноваться сейчас? Да он наверняка только обрадуется, если в Уиллоубруке ее примут за Розмари, — лишь бы отделаться от лишней обузы.
Спустя, казалось, целую вечность в комнату вошел человек со взлохмаченными волосами мышиного цвета, в очках с толстыми стеклами и сером спортивном пиджаке. За ним следовала санитарка Хейзл. Человек остановился у стены, засунув одну руку в карман пиджака. Возможно, из-за освещения его кожа казалась бесцветной, а мясистое лицо — белым, как брюхо дохлой рыбы.
— Привет, Розмари, — сказал он. — Помнишь меня?
— Я не Розмари, — ответила Сейдж. — И я вас не помню, потому что никогда раньше не видела.
— Извини, — сказал он. — Я забыл, кто ты сегодня. Простишь меня, Сейдж?
У нее засосало под ложечкой. Он подстраивался под нее, говорил с ней как с маленькой, этаким приподнятым тоном, притворяясь, будто верит ей.
— Если ты прямо сейчас не можешь меня вспомнить, то это совершенно нормально, — продолжал он. — У людей в твоем состоянии после травмы или необычных обстоятельств довольно часто случается частичная потеря памяти. Вскоре ты вспомнишь, что я доктор Болдуин и что мы с тобой уже и раньше общались. Как ты себя чувствуешь?
Вопрос — а может, снисходительный тон врача — разозлил Сейдж, и она взорвалась.
— Как я себя чувствую? — рявкнула она. — А сами вы как думаете? Примотали меня к каталке, а когда я говорю, кто я, мне никто не верит.
Он улыбнулся ей — фальшиво и холодно.
— Я верю тебе, — заявил он. — Ты же знаешь, я верю всему, что ты мне рассказываешь.
— Тогда развяжите меня.
— Это можно, — сказал он. — Но сначала тебе придется пообещать, что будешь хорошо себя вести. Доктор Уайтхолл сообщил, что ты задала ему жару, когда вернулась. Больше никаких брыканий и криков, договорились?
Сейдж глубоко вдохнула, затем кивнула. Нужно быть спокойной и рассудительной, если есть хоть какая-то надежда убедить врача в том, что она говорит правду.
Хейзл двинулась было расстегнуть ремни, но доктор Болдуин остановил ее жестом и сурово посмотрел на Сейдж.
— Ты должна сказать это вслух, — заметил он.
— Я больше не буду, — произнесла Сейдж. — Не буду брыкаться и кричать.
— Обещаешь?
— Обещаю.
В дверь постучали, и Хейзл открыла. Вошедшая медсестра, не взглянув ни на пациентку, ни на остальных, выдвинула ящик шкафа, извлекла стеклянный пузырек и шприц, положила их на поднос и встала рядом с санитаркой, сложив в ожидании руки. Сейдж стиснула зубы. Несмотря на злость и огорчение, надо молчать и действовать в согласии с ними — по крайней мере, пока ее не развяжут.
Доктор Болдуин жестом велел Хейзл расстегнуть ремни, затем обратился к Сейдж:
— Должен признаться, я немного разочарован в тебе. Ты знаешь, что правила установлены по определенной причине. И ты знаешь, что происходит, когда ты нарушаешь правила. Мне бы не хотелось снова сажать тебя на двойную дозу торазина, но если ты и дальше будешь убегать, у меня не останется выбора.
Хейзл один за другим расстегивала ремни, улыбаясь и теплой ладонью растирая освобожденные запястья и щиколотки Сейдж, как мать, утешающая ребенка.
— Расскажи мне, пожалуйста, куда ты бежала на этот раз, — сказал доктор Болдуин. — Опять искала маму? Так ведь? И заблудилась в одном из корпусов? Я знаю, это очень даже просто, их ведь вон сколько. Хочешь верь, хочешь не верь, но я и сам там несколько раз плутал.
Хейзл ослабила ремень на груди Сейдж, и оба его конца с пронзительным металлическим лязгом упали по разные стороны каталки. Затем санитарка опустила один из поручней и отступила назад, молча, но в состоянии повышенной готовности.
— Может, на этот раз ты была в лесу? — продолжил доктор Болдуин. — Или где-нибудь в подвале пряталась?
Сейдж села, спустив ноги с каталки и растирая запястья. Помещение завертелось вокруг нее, и Сейдж, вцепившись в матрас, закрыла глаза, ожидая, когда пройдет головокружение. Ради всего святого, пожалуйста, только бы это прекратилось.
— Все в порядке? — спросил доктор Болдуин.
Она открыла глаза и кивнула, отчаянно стараясь казаться адекватной, хотя все было совсем наоборот.
— В порядке, — подтвердила она и попыталась встать. Но еще до того, как ее ноги коснулись пола, Хейзл шагнула вперед, придержала ее за плечо и покачала головой.
— Подожди, — сказал доктор Болдуин. — Не стоит торопиться с возвращением в палату. Сначала давай поговорим.
— Но я…
Он прервал ее, подняв руку:
— Я хочу, чтобы ты
