Кир-завоеватель - Владимир Максимович Ераносян
– Мама… – шептал он. Мандана, конечно, приревновала, но не подала и звука. А Митридат получил из ее рук сундучок с золотом для покупки дома в Каппадокии.
– Вы можете отправиться на родину, вольные ваши с печатью царя там же, в сундуке, вместе с золотом, – сообщила Мандана. – В Птерии купите дом, этого хватит на целую виллу. И на коня. Гнедую кобылу или на мерина дивной породы. Каппадокия славится не только погонщиками, но и лошадьми.
– Спасибо, царевна. Живы остались со Спако, царю благодарность. Это ведь я пощадил малыша в отместку Гарпагу. Очередь мстить за ним.
– Не в силах Гарпаг. Не бойся его. Хотя… Лучше вам все же уехать отсюда. Здесь убивают детей по прихоти страха.
– Хорошо, мы уедем.
Спако стояла. Она молчала, но слезы ее выдавали. Ребенок… Солнцеподобный Кир! Боги опять забирают дитя. Она видела эти глаза, гладила волосы сына и думала, что не вынесет расставания.
Перед ней стояла царевна Мандана в роскошных нарядах. Что может бедная каппадокийка противопоставить царской дочери? К тому же настоящей матери мальчика… Она не винила мужа за десять лет счастья. Она сжимала руку Митридата, он был рядом, и только он понимал всю ее боль, чувствовал эту боль как свою.
– Посох возьми мой. Пророк его дал мне, сказав, что поможет мне посох вернуться домой, где я спасу невинное дитя. Пусть тебе этот посох напомнит обо мне и о маме. Может, вернешься проведать когда-нибудь. – Митридат вручил свой посох приемному сыну.
– Спасибо, отец… – прошептал Кир и принял дар. – Я найду вас. Не на век я прощаюсь.
Камбис не мешал. Дождался, когда прощание завершится. Трогательные моменты его не волновали. Впереди был путь в Персию. Там мальчика должны были принять как полагается. Он наследник престола, единственный сын у царя Пасаргад и царевны мидийской Манданы. Главное – жив.
Оскорбление, нанесенное Астиагом, должно быть забыто его народом. А ведь жрецы Ахура-Мазды, верховного божества пантеона персидских идолов, обвиняли Камбиса в малодушии за то, что стерпел тогда убийство ребенка.
Десять лет прошло с тех пор. Повода для войны больше нет! Да и не справились бы разрозненные персы с войском мидян и их союзников. Хорошо, что все обернулось именно так.
По дороге Кир задал Камбису и Мандане вопрос:
– Дед и вправду хотел убить меня?
– Хотел, – ответила мать. – Но не убил.
– Случайно? – спросил Кир.
– Случай – это божественное предопределение. Любая вещь наделена смыслом, – вмешался Камбис.
– И посох? – проявил любознательность Кир. – Какой смысл в нем?
– Перс с разбавленной кровью и посохом иудейского пророка – чудеса, да и только! – выпалил Камбис и пустился вскачь к началу каравана.
Глава 11. Нечистая кровь
Персы были многочисленны, но разобщены. Каждый племенной вождь мнил себя будущим царем всех персов, но вряд ли подозревал, что истинным царем персов может стать лишь тот, кто выскользнет за рамки персидской идентичности, отвергнет изоляцию и обратит свой взор на всю Азию.
Ибо враг был силен. Никто извне не хотел единения сильного народа. Поэтому объединить все персидские племена смогли бы только завоевательные походы или защита от нападения.
Камбис, отец Кира из рода Ахемена, укрепил свой статус среди пасаргадов. Марафии и маспии входили в союз, но он не был прочен в силу амбиций вождей.
Мирное время после войн персов на стороне Ассирии против Элама, а затем на стороне Мидии против Ассирии, дало возможность приступить к строительству столицы. Для этого требовалось золото, которого Камбису не хватало.
Блуждающие вокруг столицы в пустынных степях кочевые племена киртииев, мардов и сагартииев были слишком свободолюбивы, но все же присматривались к Союзу племен, хоть и не верили в силу династии Ахеменов. А вот оседлые племена карманиев, панфиалеев и дерушей уже обживались на пастбищах у крепостной стены и предпочли платить дань, которая при этом освобождала их от воинской повинности, делегируя функции защиты пасаргадам.
Кир считался завидным женихом. Царевич из рода Ахеменов слыл красавцем. Многие девушки Персии мечтали о нем. Однако время для заключения брака пришло неожиданно.
Киру еще не исполнилось и двадцати лет, когда отец тяжело заболел. Лекарь из Элама вместо лечения прописал пить больше хаомы. У скромного дворца Камбиса образовались стога из тысяч стеблей, которые приволокли со всех окрестностей. В покои кувшинами несли выжатый из стеблей наркотик. Жрецы Ахура-Мазды разжигали костры и отгоняли духов. Но не прошло и трех недель, как Камбис оставил этот мир.
После смерти мужа в Мандане проявился злой характер отца – она казнила лекаря. Затем мать позвала сына и потребовала, чтобы он без промедления женился.
– Твой отец оставил нас! – сообщила Мандана Киру. – Ты должен жениться, иначе в глазах Союза племен ты не будешь считаться полноценным мужчиной. Это надо сделать как можно быстрее, пока марафии не выдвинули своего вождя на престол персов.
– Но я никого не люблю! – ответил Кир.
– Это пастухи любят своих баранов. Ты – царевич, который должен стать царем не по прихоти матери, а по праву наследия. Так защити нас.
– Хорошо, на ком я должен жениться? – внял совету матери Кир.
– Касандана. Слияние с ней нас обезопасит, – решительно отрезала мать.
– Она очень красива и горда. Она не согласится, – засомневался Кир.
– А говоришь, что ни в кого не влюблен, – понимающе закивала мать. – С ее родичами я договорюсь сама. А ты не теряй времени, иди и прояви все свое обаяние, завоюй ее сердце.
Кир поцеловал руку отца, лежащего на сотканном из шерсти ковре. Он хотел побыть рядом, но мать торопила, словно от этой свадьбы действительно зависела их жизнь.
Перед тем как выйти, Кир спросил:
– Мама, но ведь Касандана из нашего рода, из рода Ахеменов, не правильнее бы было слиться с родом вождя марафиев, раз их племя равно нашему по силе?
– Ты царь всех персов. Марафии твердят, что твоя кровь не достаточно чиста. В ней только половина крови Ахеменов. Все называют тебя полуперсом. Что ж, они свое получат – ты женишься на дальней родственнице из царского рода! Если бы мы пришли к ним за невестой – они приняли бы это за слабость, а так – подчинятся.
Кир встретил Касандану на похоронах отца. Она стояла в траурном платье, сверкая ожерельями и бусами, которые были такого же цвета, как ее глаза – синие, как водопад в горах.
Голову покрывала шаль, на ней был обруч из лидийских монет. Казалось, родные достали из своих закромов все драгоценности,
