Интродукция: от Патриарших до Воронцово - Владимир Алексеевич Колганов
— Я договорилась с Сушкиным, владельцем «Центрполисада», мы когда-то тусовались в одной компании. Он сам посмотрит, что там у тебя получилось, а потом сообщит своё решение. Не исключено, что предложит всё переделать, так что ты не подкачай.
— А как мне представиться ему? Может быть, литературным агентом?
— Да я уже объяснила, что ты «литературный негр». В случае чего, все претензии к тебе, ну а слава… — тут Ксюша изобразила одну из своих незабываемых улыбок. — Ты и сам всё понимаешь. Короче, отправишь ему рукопись и жди, он позвонит.
Звонок раздался раньше, чем я предполагал. Обычно автора маринуют по полгода, и это в лучшем случае, а тут всего два дня и сразу «приговор». Так я предположил, но оказалось, всё совсем не просто:
— Даже и не знаю, что сказать, — в трубке раздалось сопение. — В общем, это не телефонный разговор. Вы подъезжайте сегодня вечером часам к восьми ко мне домой. Адрес я вам эсэмэской скину.
Оказалось, что Сушкин почти что мой сосед — обитает в жилом комплексе «Воронцово-миллениум». И то ладно — не пришлось тащиться на другой конец Москвы. Процедура проникновения в эту обитель мало чем отличалась от того, что было на Большом Козихинском, но я к этим предосторожностям со стороны «умелых и находчивых» уже привык.
Для начала Сушкин пояснил, что роман не вполне соответствует профилю его издательства:
— Мы специализируемся на книгах в жанре фэнтези, мелодрамах и детективах с незатейливым сюжетом в стиле Ксении Марининой. Всё определяет спрос, а уж мы стараемся быть в тренде, иначе прогорим. Однако, если у автора раскрученное имя, можем сделать исключение. Вот и с Ксенией Антоновной примерно то же самое. Мало того, что известная тусовщица, так ещё её отец… — тут он, видимо, счёл, что нет необходимости более подробно разъяснять позицию издательства, и перешёл прямо к делу: — Я так понимаю, княгиня ваше творение даже не читала.
— Ну да. То есть в законченном виде не осилила.
— Вот так всегда! — всплеснул руками Сушкин. — Чуть что, все шишки посыпятся на издателя, но автору хоть бы что, ему скандал только на пользу, — а потом, уже пристально глядя мне в глаза, задал вопрос, что называется, на засыпку: — Вы хоть понимаете, что это бомба?
Не мог же я сказать, мол, так всё и задумано, поэтому только пожал плечами, словно бы недоумевая и надеясь получить разъяснения на этот счёт. Решил подождать, пусть Сушкин сам всё по полочкам разложит.
— В общем, так. Роман написан хорошо, стиль изложения вполне приемлемый, сюжет занимательный, характеры персонажей впечатляют. Можно хоть сейчас отдавать в печать, но вот какая закавыка, — тут он сделал паузу, подбирая нужные слова. — Проблема в том, что из всех щелей вылезает убойная сатира. Это напоминает «аурус» последней модели, который мчится по Тверской, а из окна то и дело высовывается некий гражданин и строит рожи, одна омерзительней другой. Взгляды прохожих устремлены на это чудо отечественного автопрома, и только некоторые из них способны сообразить, что одно с другим не сходится. Это как при первом чтении «Мастера и Маргариты», когда большинство воспринимает роман как занимательное чтиво, потом наиболее вдумчивые читатели понимают, что всё гораздо глубже, и только считанные единицы в состоянии уразуметь, что это сатира на существующий строй. Вот так примерно и у вас.
Он замолчал, ожидая возражений, но что я мог ему сказать — покаяться, мол, не судите строго? Впрочем, если «шьют статью», без пояснений никак не обойтись:
— Про существующий строй это вы слегка загнули. Я его не трогал.
— Но ведь блогеры и прочая шушера — плоть от плоти его. Прежде ничего такого не было.
— Пусть плоть, но обязанность художника показать её во всей красе.
— Да показывайте, сколько душеньке угодно, к вашим услугам интернет, но зачем же подставлять меня?
— А, по-моему, вам скандал пойдёт на пользу. Книга разойдётся миллионным тиражом, и никто даже пикнуть не посмеет.
— Так-то оно так, но она же не простит… Бывшие коллеги и подруги с потрохами слопают Ксению Антоновну!
— Ничего страшного, она и не в таких переделках побывала.
— Вы откуда знаете?
— Хотел когда-то книгу написать о Ксюше, пардон, о Ксении Антоновне и её отце…
— И что?
— Понял, что одно с другим никак не совмещается.
— Жаль, такую книгу мы могли бы опубликовать. Само собой, если удастся совместить… Но это как-нибудь потом. А вот что будет с нашей Ксюшей после выхода романа в свет?
— Я думаю, соберёт чемоданы и на время уедет за границу.
— Полагаете, что всё скоро вернётся на круги своя? — а потом, даже не позволив ответить на вопрос, перешёл к анализу моей личности: — Послушайте, я всё никак не могу понять, зачем вам это нужно. Ну высмеяли вы их, ну потешите народ… А дальше что?
— Не знаю.
— Вот то-то и оно! Никто не знает, что будет завтра, поэтому и стремятся заработать побольше денег любым способом. А вы их в этом обвиняете. Нехорошо!
Пришла пора задуматься — вдруг издатель прав, то есть время изменилось, а я застрял где-то в далёком прошлом, где всё было по-другому? «Товарищ и брат» теперь превратился в конкурента, «доблестный труд во славу Родины» — в отбывание повинности, ну а стремление внести посильный вклад в «научно-техническую революцию» — в поиск способов, как бы побольше урвать, не заплатив налогов. Тогда зачем я всё это пишу? Вряд ли что-нибудь изменится.
Однако пора подводить итог:
— Так вы опубликуете роман?
— Конечно! — Сушкин ответил без раздумий, а в придачу ещё и одарил меня радостной улыбкой.
— Тогда зачем все эти упрёки и сомнения?
— Для очистки совести.
— Без этого никак нельзя?
— А вы сядьте на моё место, тогда узнаете, каково это управлять издательством в наше непростое время.
Садиться на его место я не хотел — мы же находимся не в офисе, а в квартире. Тут дети и жена, да ещё собака без намордника — так и норовит лицо мне облизать. В общем, хлопотное это дело — заниматься бизнесом.
— Так я пойду?
— Буду держать вас в курсе. А Ксении Антоновне — сердечный привет и наилучшие пожелания!
Всё-таки прижимистые эти нувориши — ну что за разговор без закуски и вина? Но, может быть, оно и к лучшему, поскольку ещё не ясно, чем всё обернётся. Вот книгу опубликуют, тогда и выпью — либо на радостях, либо за упокой.