Честь Рима - Саймон Скэрроу
— Языки! — Порция протянула руку и зажала ему ухо. — Следи за своим языком, парень. Здесь присутствуют уважаемые матроны.
Макрон выпрямился и тщательно осмотрел помещение.
— Где?
Петронелла рассмеялась и импульсивно поцеловала его в щеку.
— Ах ты собака!
Он обнял ее и прижал к себе, прежде чем снова заговорить с матерью.
— Есть еще одна вещь. Мы подобрали молодого парня. Он на улице, во дворе. Я думаю, он поживет у нас некоторое время. Нам нужно место для него.
Порция в отчаянии вскинула руки.
— Я думала, что приглашу сына в семейное дело, а он заявляется с небольшой оравой нахлебников. Что же делать бедной женщине? Вы двое можете занять комнату. Мальчик пусть спит на кухне, если вы не хотите, чтобы он жил с вами в одной комнате.
— Ах, конечно нет, — ответил Макрон. — Мужчине и его жене нужно порой уединиться. Кухня подойдет.
— Вот тебе и благодарность, — сказала Петронелла, поднимаясь со скамейки. — Я пойду и приведу его.
— Почему бы и нет? — сказала Порция. — С таким же успехом можно устроить банкет для всех бездомных и бродячих животных, которых мой сын захочет взять под свое крыло.
Как только Петронелла вышла из комнаты, Макрон наклонился вперед и устремил на мать пристальный взгляд.
— Ну, что ты думаешь о ней? Постарайся сдержать свою ожесточенную натуру и будь честна со мной.
— Честно? — Порция изящно взяла отбивную между кончиками пальцев и большим пальцем. — Я думаю, она слишком хороша для тебя.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Рано утром следующего дня Макрон надел свою лучшую тунику и застегнул пояс с мечом. Петронелла промыла рану на его голове и наложила небольшую повязку, прежде чем вручить ему плащ. Когда он надел его, она отошла в сторону, чтобы осмотреть его, а затем шагнула вперед, чтобы слегка поправить плащ.
— Вот так. Настолько презентабельно, насколько это возможно.
Мальчик сидел и наблюдал за ними, с жадностью поглощая кашу, которую Петронелла приготовила для них троих. Он улыбнулся, заметив взгляд Макрона.
— Чего ты ухмыляешься? — прорычал Макрон. — Я полагаю, ты думаешь, что это Петронелла тут носит штаны, а?
Мальчик усмехнулся.
— Хммхнх…
Макрон на мгновение нахмурился.
— Нам придется придумать тебе имя, парень. «Мальчик» не подходит. Что скажешь, любовь моя?
Петронелла пожала плечами.
— Одно имя ничем не хуже другого. — Она повернулась, чтобы посмотреть на ребенка. — Бедняжка, — размышляла она.
— Значит, Парвий, — решил Макрон. — Эй, парень, отныне тебя зовут Парвий. Если оно тебя не устраивает, так и скажи.
Мальчик с трудом проглотил полный рот каши, затем ответил.
— Хммхнх!
— Я приму этот беспорядочный бред как «да».
Петронелла положила руки на бедра и бросила на мужа презрительный взгляд.
— У тебя иногда очень жестокое чувство юмора, любовь моя. — Она встала над мальчиком и погладила его по щеке. — Бедный мальчик. Если бы я могла добраться до свиньи, которая отрезала тебе язык…
Макрон взъерошил волосы Парвия.
— Я ненадолго. Нужно только доложить командиру гарнизона. Потом мы осмотрим город и сориентируемся. Может, купим тебе мехов, чтобы согреться, и что-нибудь взамен тех тряпок, что есть у Парвия.
Петронелла кивнула, и Макрон, подхватив трость центуриона из лозы, повернулся и шагнул через дверь трактира на улицу.
Солнце еще не поднялось над крышами окружающих зданий, и свет имел голубой оттенок на грязной улице. В этот час на улице было мало людей и повозок. Макрон вышел из-за угла на вторую из главных городских улиц. Он получил указания относительно административного квартала Лондиниума от Денубия, когда тот появился из комнаты Порции перед самым рассветом. Возникла неловкая пауза, прежде чем Макрон прочистил горло и изложил свою просьбу. Другой мужчина рассказал все подробности, а затем, оправдываясь тем, что ему нужно расколоть поленья для кухни и мангала, поспешил прочь.
Макрон наморщил лоб, пробираясь по улице. Если его мать взяла Денубия в любовники, почему она не упомянула об этом накануне? Возможно, ей было стыдно за свое лицемерие. Ругая сына за женитьбу на бывшей рабыне, она, похоже, спала с наемным работником. Макрон не был уверен, как он к этому относится. Пока он не узнает этого человека получше. Он планировал позаботиться о своей матери в старости, когда они с Петронеллой доберутся до Лондиниума, но, похоже, она была достаточно выносливой и успешной и почти не нуждалась в помощи. Тем не менее, оставался вопрос о бандах, о которых она упоминала. Если они доставляли ей неприятности, Макрон был не тем человеком, который будет стоять в стороне и позволять этому происходить, несмотря на ее наставления оставить все как есть.
Пройдя около двухсот шагов по улице, он заметил кузницу на углу перекрестка, который описал ему Денубий, и повернул на север к частично обнесенному стеной участку, где в самом начале вторжения был построен первоначальный форт для прикрытия брода через Тамесис. Приблизившись к сторожке, он увидел, что ворота были сняты, а в башне не было видно ни одного человека, стоявшего на страже. Он последовал за человеком, ведущим вереницу мулов, и увидел, что большая часть открытого пространства за воротами заполнена рыночными прилавками, многие из которых были открыты, готовясь к началу рабочего дня. Люди раскладывали свои товары и продукты, а другие потирали руки или топали ногами, чтобы согреться.
Хотя чисто военное назначение форта уже давно утратило свою актуальность в результате усмирения низовых племен острова, большинство зданий сохранилось и теперь служило местом расположения магистратуры города и всей провинции. Штабной корпус был окружен новой стеной, заполнившей четверть пространства, которое занимал первоначальный вал. Оставшиеся казармы на огороженной территории все еще использовались для транзитных солдат, а также для небольшого гарнизона, охранявшего порядок в городе. Однако новая стена была возведена наспех, и часть вала уже разрушилась, оставив груды обломков. Кроме того, участки рва были завалены мусором. Макрону было ясно, что первоначальные оборонительные сооружения не давали особой защиты, если бы враг обрушился на Лондиниум. Но теперь, когда Каратак[2] — самый грозный военачальник бриттов — был захвачен в плен, казалось, что опасность такого нападения невелика. Последние воины, которыми он когда-то руководил, были загнаны в горы далеко на
