Лейтенант Хорнблауэр. Рука судьбы - Сесил Скотт Форестер
Французы проснулись на заре и теперь болтали, как стая сорок. Мэтьюз и Карсон рядом с Хорнблауэром зашевелились, разминая затекшие ноги.
— Завтрак, сэр? — спросил Мэтьюз.
Все это напоминало игры, в которые одинокий мальчик Горацио Хорнблауэр играл в детстве. Он садился в пустое корыто и воображал себя потерпевшим кораблекрушение. Тогда он делил раздобытый на кухне кусок хлеба или какую-нибудь другую еду на двенадцать частей и тщательно их пересчитывал. Каждой порции должно было хватить на день, но из-за здорового мальчишеского аппетита дни получались очень короткими, минут по пять каждый, — достаточно было постоять в корыте, посмотреть из-под руки, не идет ли помощь, потом, не обнаружив ее, сесть обратно, посетовать на тяжелую жизнь потерпевшего кораблекрушение и решить, что прошла еще одна ночь и пора съесть кусочек быстро тающего запаса. Так и сейчас под наблюдением Хорнблауэра французский капитан и его помощник раздали всем по жесткому сухарю, потом каждому по очереди налили кружку воды из небольшого бочонка под банкой. Но, сидя в корыте, маленький Хорнблауэр при всем своем живом воображении даже не подозревал ни о мучительной морской болезни, ни о холоде, ни о тесноте. Не знал, как больно без движения сидеть тощим задом на жестких досках кормовой банки; никогда в своей детской самоуверенности не думал, как тяжело лежит бремя ответственности на плечах старшего морского офицера в возрасте семнадцати лет.
Хорнблауэр стряхнул с себя воспоминания недавнего детства, чтобы заняться более насущными проблемами. Серое небо, насколько мог судить его неопытный глаз, не предвещало перемены погоды. Он послюнявил и поднял палец, глядя на компас, чтобы определить направление ветра.
— Ветер отходит чуток позападнее, сэр, — сказал Мэтьюз, повторявший его движения.
— Именно, — согласился Хорнблауэр, поспешно вспоминая недавние уроки обращения с компасом.
Курс, чтобы пройти Уэссан на ветре, был норд-ост-тень-норд, это он помнил. Как бы круто они ни положили шлюпку, круче чем восемь румбов к ветру она не пойдет. Всю ночь они дрейфовали на плавучем якоре, потому что слишком северный ветер не позволял взять курс на Англию. Восемь румбов от норд-ост-тень-норд будет норд-вест-тень-вест, а сейчас ветер был даже чуть западнее. В крутой бейдевинд они пройдут Уэссан на ветре, даже с некоторым запасом на случай непредвиденных обстоятельств, держась подальше от подветренного берега, как и подсказывали Хорнблауэру книги по навигации и собственный здравый смысл.
— Мы поставим парус, Мэтьюз, — сказал Хорнблауэр.
Рука его по-прежнему сжимала сухарь, который отказывался принимать непокорный желудок.
— Есть, сэр.
Хорнблауэр окликнул французов, сгрудившихся на носу. Им и без его ломаного французского было ясно, что надо поднимать плавучий якорь, но в тесной, перегруженной шлюпке это не так просто. Мачта была уже установлена, и люгерный парус готов к подъему. Два француза, осторожно балансируя, выбрали фал, и парус поднялся на мачту.
— Хантер, берите шкот, — скомандовал Хорнблауэр. — Мэтьюз, к румпелю. Положите шлюпку в крутой бейдевинд на левый галс.
— Есть в крутой бейдевинд на левый галс, сэр.
Французский капитан со своего места на середине судна внимательно наблюдал за происходящим. Он не понял последнего, решающего приказа, но смысл дошел до него достаточно быстро, когда шлюпка развернулась и установилась на левом галсе, направляясь в сторону Англии. Он вскочил, громко протестуя.
— Ветер в сторону Бордо, — произнес он, размахивая руками. — Мы добрались бы туда завтра же. Почему мы идем на север?
— Мы идем в Англию, — сказал Хорнблауэр.
— Но… но мы будем добираться неделю! Неделю, если ветер останется попутным. Шлюпка… она слишком перегружена. Мы не выдержим шторма. Вы сошли с ума.
Хорнблауэр знал, что капитан скажет, уже когда тот вскочил, и потому не трудился вникать в его доводы. Он слишком устал и слишком страдал от морской болезни, чтобы вступать в споры на чужом языке. Он попросту не обращал на капитана внимания. Ни за что на свете он не повернет шлюпку к Франции. Его морская карьера только началась, и пускай она подпорчена уже гибелью «Мари Галант», Хорнблауэр не собирался долгие годы гнить во французской тюрьме.
— Сэр! — сказал капитан.
Помощник присоединился к его протестам, потом они обернулись к команде и объяснили, что происходит. Матросы сердито зашевелились.
— Сэр! — начал капитан снова. — Я требую взять курс на Бордо.
Он двинулся было в сторону Хорнблауэра, кто-то из французов начал вытаскивать отпорный крюк — оружие, достаточно опасное. Хорнблауэр вынул из-за пояса пистолет и направил на капитана. Тот, увидев дуло в четырех футах от своей груди, отпрянул назад. Хорнблауэр левой рукой вытащил второй пистолет.
— Возьмите, Мэтьюз, — сказал он.
— Есть, сэр, — послушно отвечал Мэтьюз, затем, выдержав почтительную паузу, добавил: — Прошу прощения, сэр, может, вам стоит взвести курок?
— Да, — отвечал Хорнблауэр в отчаянии от своей забывчивости.
Он со щелчком взвел курок. Угрожающий звук заставил капитана еще острее ощутить опасность: в качающейся шлюпке взведенный и заряженный пистолет смотрел ему в живот. Он в отчаянии замахал руками.
— Пожалуйста, — взмолился он, — направьте пистолет в другую сторону.
— Эй, ты, отставить! — громко закричал Мэтьюз: французский моряк пытался незаметно отдать фал.
— Стреляйте в каждого, кто покажется вам опасным, Мэтьюз, — сказал Хорнблауэр.
Он так стремился принудить их к повиновению, так отчаянно хотел сохранить свободу, что лицо его исказил звериный оскал. Никто, глядя на этого молодого офицера, не усомнился бы в его решимости. Он не остановится ни перед чем. Третий пистолет оставался у Хорнблауэра за поясом, и французы понимали, что при попытке мятежа не меньше четверти их погибнет прежде, чем удастся одолеть англичан, и капитан знал, что погибнет первым. Выразительно размахивая руками — он не мог отвести глаз от пистолета, — капитан велел своим людям прекратить сопротивление. Ропот стих, и француз стал молить.
— Пять лет я провел в английской тюрьме во время прошлой войны, — говорил он. — Давайте договоримся. Поплывем во Францию. Когда мы доберемся до берега — где вы захотите, сэр, — мы высадимся, а вы сможете продолжать путь. Или высадимся все вместе, а я употреблю все мое влияние, чтобы вас и ваших людей отправили в Англию по картели, без обмена или выкупа. Клянусь.
— Нет, — сказал Хорнблауэр.
До Англии проще добраться отсюда, чем от Бискайского побережья Франции, что же до остального, Хорнблауэр достаточно слышал о новом французском правительстве, вынесенном революцией на вершину власти, чтобы не сомневаться: они не отпустят пленных по ходатайству капитана
