Тень за правым плечом - Александр Львович Соболев

в систему и, вывернувшись, пошла, как выражаются местные, вкругаля. Я, естественно, отправилась по ней и, не успев пройти и нескольких метров, услышала это. Довольно много лет назад мне пришлось объяснять профессору Корсакову, с чем можно сравнить то, что он упрямо называл зовом (этот эпизод моей здешней жизни не принадлежит к числу приятных). Он — толстый, бородатый, самоуверенный — предполагал, что я слышу голоса, указывающие мне на следующего подопечного. Конечно, если максимально грубо представлять себе эту ситуацию, то можно сказать и так: но слышит ли голоса стрелка компаса, указывающая на север? Наверное, нет — а даже если и слышит, то мы об этом никогда не узнаем. Слышит ли голоса почтовый голубь, который, сделав круг над местом, где его выпустили, берет курс точно на родную голубятню? (Между прочим, люди до сих пор не выяснили, как он это делает: точно не по магнитным линиям земли, не по звездам, не по памяти, а как? Догадайтесь.) Слышит ли голоса лосось, плывущий на нерест в верховья родной реки? Нет, наверное. Вот примерно так же чувствую себя и я. Сначала — легкое дуновение воздуха, как будто вы сидите где-нибудь на берегу моря, на юге: воздух пахнет лавром и лимоном, и вдруг ваших разгоряченных щек касается легкий бриз. Потом как будто тихая торжественная музыка, вроде арфы, где-то далеко-далеко. Затем голова начинает кружиться, причем так сильно, как будто вы сейчас упадете в обморок: помнится, в этот раз я даже схватилась рукой за какой-то пахнущий керосином фонарный столбик, но сразу отпустила его. А потом вы точно понимаете, что нужно делать, — вернее, куда идти.

Внутренний мой компас указал на церковь, которую едва было видно из-за густо разросшихся вокруг деревьев: только золотой каплевидный купол с крестом. В такие минуты, кажется, нужно сосредоточиться на внутреннем чувстве и двигаться как будто в трансе, прислушиваясь… ну ладно, к зову. На самом деле все обстоит прямо противоположным образом: действительно, в эту секунду понимаешь говор древесных листов и чувствуешь прозябание трав (если воспользоваться готовой формулой). Эта кривая дорожка, окружающая пятачок, где стоят почти рядом две церкви, была вымощена грубым булыжником: помнится, я подумала, как тут, должно быть, скользко после дождя. Потом сразу, без перерыва: отчего здесь именно две церкви, как так получилось? Как местный житель решает, в которую идти, и считается ли изменой переход из одного прихода в другой? Сама же я тем временем медленно приближалась к церкви, и внутренний шум мой все нарастал. Кстати, игра в «горячо-холодно», о которой я, кажется, писала в предыдущей тетрадке (или уже в позапрошлой? стопка слева растет, стопка справа тает), немного похожа на то, что мы чувствуем. Даже лучше вот как: представьте, что вы заблудились в лесу. Добавим к этому ночь, а пожалуй что и холод. И вот вы видите вдалеке отблески костра и слышите голоса. Вы не знаете точно, кто там — группа скаутов под руководством улыбчивого педагога с рекламного плаката или парочка беглых каторжников. Но вы ведь все равно туда пойдете, правильно? И по мере того как вы будете приближаться к этому месту, свет и звук будут нарастать.

Против обыкновения, хотя и вполне в соответствии с моей ролью, светом был огонь сотен свечей, а звуком — голос священника. Мне пришлось зайти в церковь, причем это стоило изрядного труда: только что закончилась служба, так что народ валом валил прочь. Судя по его количеству, в богобоязненной Вологде хватило бы прихожан не только для двух этих храмов, а, может быть, еще и для десятка новых: даже если бы губернатор в пароксизме рвения задумал снести окружающие домики и понастроить вместо них еще церквей, в них все равно было бы многолюдно. Сперва я решила, что мой следующий подопечный будет среди тех, кто не без мирского облегчения покидал душную церковь, но нет: почти все уже вышли, а мой сокровенный почтовый голубь столь же истово стремился внутрь. Я вошла и огляделась: священник — низенький, толстенький, уютного и какого-то располагающего вида вполголоса беседовал с маленькой группой прихожан: двое мужчин, две женщины, причем одна из них держала на руках младенца. Разглядывая иконы и медленно приближаясь к ним, я пыталась расслышать, о чем они говорят, когда одна из женщин вдруг всплеснула руками и со словами «ну какой вы, батюшка, недогадливый» приступила к священнику, чтобы что-то прошептать ему на ухо (для этого ей пришлось нагнуться). Через секунду он оторвался и, проговорив «да, это нельзя», отступил на шаг. Я почувствовала, что все они, кроме, пожалуй, младенца, смотрят на меня. Та, которая приставала к батюшке, вдруг оставила свою компанию и направилась ко мне.

— Вы говорите по-русски?

Я привыкла, что меня принимают за иностранку, причем, что любопытно, везде, в любой стране — но все равно это выглядело нелепо. В Вологде бывали, конечно, иноземцы: в основном европейские мастера, приглашенные налаживать какие-то хитроумные машины на местных фабриках, — но, во-первых, они все-таки были мужчинами, а во-вторых, в разгар рабочего дня не шастали по церквям. Впрочем, судовой колокол в моей голове громыхал так, что мне трудно было говорить. (Любопытно, кстати, что ни на долю секунды у меня не возникло мысли, что эта костлявая говорунья может быть тем человеком, которого я ищу.)

— Да, вполне.

— Вы крещеная?

Час от часу не легче. «Если бы ты, голубушка, знала, при каких обстоятельствах я была крещена, ты бы не спрашивала», — хотела я сказать, но не могла. Впрочем, то, что заменяет нам крещение, не идет — в том числе и по переносимой боли — ни в какое сравнение с теплохладным земным ритуалом, но смысл от этого не меняется. Вы можете арендовать вагон-люкс или, как какой-нибудь Поляков, купить железную дорогу, а можете ехать зайцем, спрятавшись под грузовой платформой: вы все равно едете, а это главное.

— Да.

— Не могли бы вы нам помочь?

— С удовольствием, а что нужно сделать?

— Видите, это моя подруга… нет, не так. Мы сегодня собрались крестить дочку моей подруги, я должна была быть крестной матерью, а я не могу.

Я чуть было не спросила «почему», но вовремя вспомнила — и не стала уточнять, чтобы не нарваться на неаппетитные подробности, какая из возможных причин ей помешала. Долго размышлять мне не пришлось: судьба явно вела меня к одному из людей, составлявших эту группу, — и, конечно, отказавшись сейчас поучаствовать в их таинстве,