Саратовские игрушечники с 18 века по наши дни - Пётр Петрович Африкантов
– Командир первого казачьего эскадрона лейтенант Чуб,– отрекомендовался офицер и козырнул.
Барин тоже отрекомендовался, но не как положено – дворянин такой-то, а по военному: «Капитан от артиллерии в отставке …» и так далее. Офицер Чуб Петру Никитичу ещё раз честь отдал, уже как старшему по званию и говорит:
– Вы бы поостереглись дальше ехать, господин капитан, французы вокруг шалят, как бы вам на их интендантов не наскочить, или с авангардом маршала Даво не встретиться. Они за нами следом идут… Тю, чёрт, разыгрался!..– урезонил он донца.
– А что, это опасно? – спросил барин.
– Не знаю, – уклончиво ответил казачий офицер. – Драгуны Даво может быть и не тронут, а вот в лапы к лессепским мародёрам попадаться не советую.
– А кто этот Лессепс? Что-то я о таком французском главнокомандующем не слышал. Маршала Даво – знаю, про Мюрата слышал, а Лессепса… не припомню, не было такого главнокомандующего под Аустерлицем.
Услышав про Аустерлиц, казачий офицер, проникся особым уважением к боевому капитану и пояснил:
– Лессепс у Банопарта руководит снабжением московского гарнизона. Мародёры из мародёров. Шныряют по деревням вокруг Москвы и отбирают всё съестное…– и вдруг спросил. – Вам беженцы по дороге встречались?
– Попадались люди с котомками и с детьми малыми.
– Их работа. Люди из ограбленных деревень уходят, зачастую идут без корки хлеба в кармане. Берут лессеповцы всё подчистую…. А за своё кровное вступишься, то и красного петуха получай, а то и круче обойдутся. Сворачивать вам с дороги надо, пока не поздно. А лучше вообще в такое время никуда не ездить. Можете без кареты и без своих лошадей остаться или вообще без головы.
–Так сестру жалко. Я за сестрой еду…– произнёс Пётр Никитич сокрушённо.
– Жалко – не жалко, только время неподходящее. Смотрите сами…
– Нет, мы поедем,– твёрдо сказал барин.
– Я приказа «заворачивать встречных» не получал,– сказал казачий офицер и улыбнулся,– затем, немного подумав, добавил. – Встретятся французы, то…– Чуб многозначительно возвысил голос на последнем слове и произнёс его протяжно с подтекстом, дескать, догадывайтесь сами.
– Понятно, не говорить, что вас видели…– перебил его барин. На что офицер улыбнулся и этак ещё более загадочно сказал:
– Этого как раз скрывать не надо, если остановят и спрашивать про нас будут, вы не скрывайте, а говорите как есть, видели мол, только не полк, а гораздо больше. – Затем, немного подумав, уточнил. – Лучше притворитесь, что вы в воинских формированиях ничего не смыслите и скажите просто «много»… Вот и всё.
– Думаете, что французы как узнают, что вас много – преследовать не будут, струсят? – спросил Пётр Никитич.
На эти слова офицер опять улыбнулся и, пожав руку барину, сказал:
– Честь имею, капитан! – и, оглянувшись назад, приложил руку к головному убору, поднял на дыбы донца и поскакал за своим эскадроном.
– Час от часу не лучше,– проговорил встревоженно барин.– Трогай, Африкант… Чего стоишь!?
– А как же французы?.. Он же говорил…– и Африкант кивнул в сторону удалявшихся казаков.
– Трогай давай!.. дальше поедем. Француза что ли испугался? Откуда ему здесь взяться. В Москве он. Перепугался казачёк малость.
Не поверил Африкант барину. Не увидел он испуга в глазах казачьего офицера. Эскадрон боевой. Рука вон на перевязи, у многих одежда в крови, да головы забинтованы. Тут и своя кровь и вражья тоже. Эти не испугаются, рубаки видать отчаянные. Похоже, задание какое-то выполняют, а не от французов бегут. Со страха бегут совсем не так… торопятся…ни на что внимания не обращают. А они, нет. Вон с ними остановились, предупредили. Когда бегут – не останавливаются. Только вот почему он велел сказать французам, если спросят, что их гораздо больше, чем есть на самом деле? Этого Африкант понять никак не мог. «Может быть, действительно хотел попугать француза?» – вспомнил он слова, сказанные барином.
– Трогай, трогай … чего медлишь?! – донёсся голос Пётра Никитича.
Африкант дёрнул вожжами, причмокнул и лошади послушно тронулись. Впереди был довольно длинный спуск с горы. Африкант до самого конца спуска придерживал лошадей, не давая им разогнать карету. Только они спустились и начали уже подниматься, как впереди что-то на дороге зачернело, задвигалось, при приближении вырастая в большую массу всадников, скачущих во всю ширину дороги. Не прошло и десяти минут, как масса кавалеристов в незнакомой форме окружила карету. Это были французы. Французский офицер подъехал к карете и что-то сказал Петру Никитичу. Барин вышел из кареты и заговорил с французским офицером на их языке. Француз говорил быстро, показывая шпагой, то в сторону Тулы, то в сторону Москвы. Он чего-то явно пытался узнать у барина. Пётр Никитич, в свою очередь, показывал рукой в сторону Тулы, кивал головой и что-то говорил французу. Затем французский офицер подошёл к Африканту и по- русски, почти без акцента, спросил:
– Так большое войско недавно вам встретилось?
– Устали ждать, когда пройдут, – выпалил Африкант, никак не ожидая от себя такой прыти. Хотя он и не говорил с казачьим офицером, но мысль, им высказанную в разговоре с барином уловил. «Пытается узнать сколько встретилось наших войск и куда идут»,– подумал Африкант, глядя на француза.
– Ну-ну. – Француз пощипал усы и спросил Африканта снова. – Значит много, говоришь, войска прошло?…
– В жисть столько не видал.– Опять, не моргнув глазом, сказал Африкант.
И что на него в это время такое нашло неизвестно, только врать он никогда не умел, не принято это было не только в семье, но и в деревне. Побалагурить – всегда, пожалуйста, на вечеринке небывальщину рассказать – тоже, а вот чтоб на прямой вопрос незнакомому человеку ответить неправдой – такого никогда не было. Африканту было лучше собственного языка лишиться, чем пойти на враньё, а тут!
Подошёл ещё один офицер, показал на барских лошадей. Что-то сказал по-французски. Африкант понял, что советует их коней забрать. На что первый офицер поморщился и что-то резко сказал подошедшему. Тот попытался ему противиться, но первый офицер, глядя прямо и жёстко ему в глаза, медленно и врастяжку проговорил весьма длинную фразу. Отчего второй офицер, всё же не согласный с первым, но вынужденный подчиниться, что-то ответил. Между французскими офицерами вспыхнул, как показалось Африканту, неприятный разговор. После этого разговора оба наполеоновских офицера не
