Борис Солоневич - Заговор красного бонапарта
Тухачевский взглянул на Уборевича и усмехнулся.
— А правильно старик рассуждает! Вот если бы у нас в Реввоенсовете такие ясные головы были… А только придется товарищ Дегтярев, штык к вашей винтовке, все-таки, предусмотреть: очень уж наши герои гражданской войны за штык, приклад и шашку держатся. Нужно им уступить будет… А как, кстати, с телескопом для снайперов?
— А вот тута, товарищ маршал. Пазы и стопоры. Телескоп сюда вот вдвигается. И рукоятка не мешает — она без поворота движется, как в старой австрийской винтовке.
И чертежи и образец были просты и понятны. Тухачевский и Уборевич, привыкшие за линиями чертежей и за образцами видеть воплощение данной идеи, уже представляли себе необозримые ряды красной пехоты, вооруженной новой винтовкой. Они ставили своей задачей обогнать в технике все армии мира и ввести новый полуавтомат во всей красной армии, дать его в руки каждому бойцу. Новая винтовка, заменившая собой старую, простую пятизарядную, давала пехоте громадное усиление огневой мощи. Только бы справилась страна с таким финансовым и техническим напряжением. Ведь нужны миллионы и миллионы нового оружия… Оба командира знали все образцы иностранного оружия подобного типа и ясно видели преимущества новой винтовки, сконструированной простым мастером. Они довольно переглянулись.
— Прекрасно, товарищ Дегтярев. А сколько нужно вам времени, чтобы изготовить первые 20 штук для производства огневых испытаний?
Мастер не спеша погладил свою окладистую бороду.
— Да, как вам сказать, товарищ маршал. Ежели не спеша, по-хорошему, без гонки — то месяца два…
Тухачевский невольно улыбнулся: очень уж в окружающей его, подтянутой, четкой военной обстановке этот старик был оригинален и даже комичен.
— Хорошо. А если сделать по-хорошему, но спеша? Тогда как?
— Ну, что ж. Парочку недель сбросить можно.
— Не выйдет. Давайте не будем торговаться. Я дам приказ ТОЗ об оказании вам всякой поддержки, но образцы винтовки должны быть готовы через месяц. Как, товарищ Дегтярев?
— Ну, что ж? Раз ежели приказ — так какой разговор? Сделаем!
Столько было спокойной и степенной уверенности в ответе старика, что командармы опять переглянулись и улыбнулись.
— Ну, вот и хорошо. Только позаботьтесь хорошенько, чтобы качество тоже был отличное. Не забудьте: эти образцы мы проведем через суровый экзамен-сравнение. Ваша новая винтовка встретит соперников со всех концов мира — Росса, Маузера, Энфильда, Арисаку, Спрингфильда, Гаранда и нашу старую винтовку. Нам нужно, чтобы новый полуавтомат не только давал большую скорострельность и был удобнее в бою. но чтобы его меткость была на нужной высоте. Ручаетесь?
Мастер опять степенно повел плечами.
— Ну, я-то что — я человек маленький. За меня 50 лет ручаются. А вот завод, чтобы не сплоховал.
— ТОЗ-то? Краснознаменный? Да, кстати, я дам распоряжение тем ударникам, которые ваши винтовки делать будут, особый паек выдать. Так им и скажите, товарищ Дегтярев. И все, конечно, в секрете держать. Для нас срочное и хорошее выполнение этого заказа имеет чрезвычайно большое политическое значение. Я хочу потом первую партию винтовок послать на настоящее боевое испытание в Испанию.
— Есть, товарищ маршал. Будет выполнено. А только…
Старик остановился в нерешительности.
— Ну, что «только»?
— А только… Разрешите, доложить, товарищ маршал, по совести, не по службе…
— Говорите, товарищ Дегтярев.
Тухачевский зажег потухшую было трубку и с любопытством поглядел на старого мастера. Тот колебался.
— Говорите откровенно, дорогой товарищ. Не бойтесь.
— Да не то, что я боюсь… А только объяснить это трудно… Вот, скажем, товарищ маршал, мои новые ружьеца. С какой такой радости будем мы наше оружие в Испанию давать? Что они, эти испанцы, нам сваты или браты?
Тухачевский весело рассмеялся. Даже на сухом лице Уборевича отблеск улыбки проскользнул яснее обычного.
— Так вам, значит, товарищ Дегтярев, жаль испанцам оружие посылать?
— А вестимо жалко. Не такие уж мы богатеи, чтобы чужим свое добро выбрасывать. Ведь для новой винтовки сколько миллионов пудов металла понадобится. Это же наше богатство. Народное, кровное, расейское… Верите, товарищ маршал, в деревнях сковород, пил, топоров — ничего такого нет. А тут наш металл — пожалте — каким-то испанцам. Да. почему это такое? Разве ж это справедливо? Мы тут надрываемся, новую жизнь строим, а тут?.. Ведь и без того нам не так уж легко… Ведь все на войну, да на войну. И силы, и металл, и время, и труд. Разрешите мне по совести, по-стариковски, сказать вам, товарищ маршал. Право, пролетарии и в деревне, и в городе сумлеваются. Неужто в самделе для войны так много нужно? Нам бы ведь теперя спокойно жить начать, бедность нашу превозмочь, а не все к войне, да к войне готовить. Вы уж простите, что я так прямо, по-стариковски, сказал, да только наболело все это…
Тухачевский взглянул на Уборевича и оба поняли старика. — А видите ли, товарищ Дегтярев… Как вас по имени, отчеству? — Платон Евсеич.
— Да, Платон Евсеевич… Нам тоже все это нелегко для всех объяснить. Военное дело, сами знаете, молчаливое дело. Не можем мы кричать, что враги и какие именно на нас броситься собираются… Вы — человек старый, бывалый. Помните, как ни в японскую, ни в великую войну Россия не была готова. И сколько из-за этой неготовности зря положили людей… Ну, так вот, теперь нам грозит война еще более страшная. Это я вам лично говорю, Платон Евсеевич. Как старому, опытному человеку, нашему конструктору. И не для пересказа дальше… Так вот и думаем все мы, — кого страна поставила защиту подготовить, — что лучше уж быть сильнее, чем слабее. Так ведь?
Внимательно слушавший старик, медленно кивнул головой.
— Это точно. Такого позора, как под Цусимой, да в Восточной Пруссии, да под Карпатами нам более не надоть.
— Вот вы и сами это чувствуете. А теперь ведь война изменилась. Не по-суворовски: «пуля дура, штык молодец». И не заваливать колючую проволоку телами… Теперь нужно воевать не столько кровью, сколько металлом… И если крестьянину теперь кос не хватает, зато в будущей войне он не будет вынужден с голыми руками на пулеметы лезть. А насчет Испании вы не беспокойтесь — много мы туда не даем: самим нужно. Для нас Испания вроде военного полигона: проверка нашего нового оружия. И если на той войне, на чужой крови, выяснятся недостатки наших самолетов, танков, оружия — мы тогда заблаговременно до нашей войны сумеем все нужное исправить и наладить. Мы туда не столько ребят, сколько свои машины посылаем. Товарищ Сталин дал ясную директиву, утверждая план помощи Испании — «подальше от артиллерийского огня»… Так что, для нас Испания это только проверка нашей подготовленности. Вы, как старый, бывалый человек, знаете, что недостаток подготовки в мирное время — на войне кровью оплачивается… А мы хотим народную молодую кровь сохранить. Ведь и без того ее много за эти 25 лет пролилось. Пусть лучше теперь пот и даже слезы льются, чем потом кровь. Вот поэтому мы теперь и не боимся напряжения, и хлеб и нефть запасаем. Потом поздно будет… Конечно, простой народ этого понять, не может. Ему, — как говорится, — «вынь, да положь». Ну, мы все о будущем думать должны. Спасибо вам, Платон Евсеевич, что вы мне откровенно про ваши сомнения сказали. Я вам тоже так же откровенно отвечаю. Если вам случится, — потолкуйте обо всем этом с вашими рабочими. Вам ведь теперь ясно, почему такое напряжение необходимо для страны.
Старый мастер с чувством уважения и благодарности поглядел на серьезное, твердое лицо Тухачевского.
— Чего ж тут не понять? Все понятно, Ваше Превосходительство, товарищ маршал (Тухачевский и Уборевич переглянулись, скрывая улыбки), а только… вправду ли война так близко?
Тухачевский поглядел на стенные часы и стал выбивать трубку.
— Ох, Платон Евсеевич, — вздохнул он. — Рад бы вам сказать в этом отношении что-либо утешительное, да совесть не позволяет. Хорошо, если еще лет пяток спокойно проживем, да и то вряд ли. Вернее, что много меньше… Понимаете теперь, почему я прошу вас ускорить изготовление вашей прекрасной винтовки?
Старик свернул свои чертежи, застегнул чехол, выпрямился и сурово ответил:
— Ежели надо, об чем тут речь. Заверяю вас, товарищ маршал, все будет, как вы приказали…
Когда за старым мастером закрылась дверь, военные поглядели друг на друга.
— Каков старик? Золото!.. Надо поскорее в ТОЗ телеграмму дать.
Маршал направился к своему письменному столу и, смеясь, сказал, указывая на свою автоматическую ручку.
— Это вот мой меч, которым я воюю… Крови он пролил больше, чем все мечи мира… Да, кстати, Иероним. Сегодня в 12 большой полет «Максима Горького». Хочешь поедем туда вместе?
