Франсин Риверс - Руфь. Непреклонная
И женщины говорили между собой…
«Ты видишь, мужчины срезают колосья и бросают ей?»
«Когда девушка хорошенькая, мужчины становятся услужливыми».
«Вооз разговаривал с ними, прежде чем уехать с поля. Наверное, это он велел им оставлять ей побольше зерна».
«Даже господин интересуется ею. Посмотри туда. Ты видишь?»
«Что?»
«Шимей опять смотрит на нее».
«Ну, если бы ты не глазела на Шимея, то не знала бы этого».
«Она мне не нравится».
«Почему?»
«Для этого нужна причина?»
«А мне она нравится».
«Чем же?»
«В отличие от некоторых эта девушка усердно работает и занимается своим делом».
* * *— Так много! — воскликнула Ноеминь, поднимаясь навстречу Руфи, которая вошла в их жилище и сняла со спины узел. Девушка светилась улыбкой, глаза ее сверкали.
— Где ты собрала все это зерно? Да благословит Господь того, кто помог тебе!
— Все время, пока я шла домой, я возносила Богу молитву благодарения за то, что Он послал мне встречу с этим человеком. Его поле довольно далеко от города.
Увидев синяк на ее лице, Ноеминь не стала спрашивать, почему Руфь отважилась уйти так далеко от города. Она боялась услышать ответ.
— Как зовут владельца того поля?
— Имя хозяина поля, на котором я сегодня работала, Вооз.
Ноеминь схватилась за горло:
— Вооз?
— Да, Вооз, — Руфь взяла хлеб, который она припасла для свекрови, и дала ей. — Он пригласил меня в хижину, где в полдень обедают его служанки и работники, и дал мне двойную порцию хлеба! — она взяла кусок хлеба. — Я никогда не слышала, чтобы человек его положения снизошел до того, чтобы подавать еду своим работникам.
Дрожащими пальцами Ноеминь взяла хлеб. Она даже не вспомнила о Воозе, когда вернулась в Вифлеем. Она совсем забыла о нем. Или, может быть, правда заключалась в том, что она умышленно выбросила его из головы. Одна мысль о нем заставляла ее съеживаться от стыда. Много лет назад Вооз приходил к ее отцу и предлагал ей выйти за него замуж. Как она повела себя, как только он вышел за дверь! Как она плакала и умоляла отца принять предложение Елимелеха, а не Вооза.
— Но он даже не предлагал тебе выйти за него замуж! — возражал отец, покраснев от гнева.
— Он предложит. Его сестра сказала мне, что он уже говорил об этом со своим отцом.
— Вооз — человек бесспорно добродетельный, дочь моя.
Да, он был таким, но он был не из тех, кто заставляет сильнее забиться девичье сердце. Ноеминь хотела мужа красивого, высокого, обаятельного, со смеющимися глазами. Она хотела Елимелеха. Его имя означало «мой бог, царь». Безусловно, это свидетельствовало и о его характере. Любовь, которую она видела в глазах Вооза, смущала ее. Ее стесняло и раздражало его внимание. Почему бы ему не отойти в сторону? Почему бы ему не поискать какую-нибудь другую девушку, такую же некрасивую, как и он сам?
Ноеминь знала, что ни одно из этих рассуждений не настроит ее отца против Вооза. Однако было одно обстоятельство, которое могло этому способствовать, — обстоятельство, которое отец, кажется, забыл.
— Вооз обладает несомненными добродетелями, отец, но происхождение у него сомнительное.
Его мать была хананеянкой. И блудницей.
Ноеминь опустила голову и крепко закрыла глаза. О, Господи, и этот самый Вооз среди всех людей оказался самым добрым! Какой пустой, ограниченной показала она себя перед этим мужчиной. Презирать его мать, которая обладала такой сильной верой! Немыслимо! Непростительно! Однако, несмотря на обиду, причиненную ему Ноеминью, Вооз принял Руфь и излил на нее двойное благословение.
— Прославь Бога за этого человека! Да благословит его Господь! — сказала она дрожащим от слез голосом.
Ноеминь заслужила его осуждение, а встретила сострадание. В молодости она не оценила его по достоинству, но жизнь преподала ей жестокий урок. Теперь она постарела и стала значительно умнее.
В ее сердце зажглась искорка надежды.
Медленно подняв голову, Ноеминь посмотрела на Руфь.
— Он проявляет доброту и к тебе, и к твоему умершему мужу.
Она увидела смущение в глазах девушки. Многого Руфь еще не знала о еврейских обычаях и о законе ее народа. Какова будет ее реакция, когда Ноеминь объяснит ей все обязанности Вооза по отношению к ним? Она не знала человека, который старался бы вести жизнь, угодную Богу, больше, чем Вооз. К сожалению, нечасто сердце молодой женщины может быть покорено нравственными достоинствами мужчины.
— Этот человек один из самых близких наших родственников, один из тех, кто должен спасти наш род, Руфь.
— Неудивительно, что он так добр ко мне.
— Нет, — торопливо откликнулась Ноеминь, не желая, чтобы невестка неправильно поняла ее. — Вооз не из тех людей, которые добры только к своим родственникам. Он всегда был добр ко всем нуждающимся.
— Даже к чужеземцам?
— Его мать была хананеянкой. По правде сказать, она была блудницей, которая жила в Иерихоне, — Руфь от удивления широко открыла глаза, и Ноеминь поторопилась объяснить:
— Она была женщина большой веры, но многие с презрением смотрели на Вооза, когда он был молодым человеком, потому что в его жилах текла смешанная кровь. Еврейская от отца, и ханаанская от матери. До того как наш народ овладел землей, обещанной нам Богом, Раав укрыла в своем доме двух соглядатаев, посланных в Иерихон Иисусом. Она исповедала свою веру в Яхве и спасла мужчинам жизнь, позволив им спуститься по веревке из окна своего дома. Когда город был разрушен, они вернулись за ней и вывели ее из города, с тех пор она стала жить среди нашего народа. Один из тех соглядатаев взял ее в жены.
— Тогда, возможно, Вооз был добр ко мне ради своей матери.
Ноеминь была уверена, что это была не единственная причина.
— Вооз лучше других понимает, что Бог призывает того, кого Он избирает.
Если Бог призвал Раав, чтобы она жила среди Его народа, то Он так же может призвать и молодую вдову-моавитянку. Ноеминь наклонилась вперед.
— Он говорил тебе еще что-нибудь?
Вспоминал ли Вооз ее?
— Вооз даже сказал мне, чтобы я снова приходила на его поля и оставалась с его жнецами до конца жатвы.
Ноеминь почувствовала большое облегчение. Конечно, Вооз не поддержал бы Руфь, если бы в его сердце все еще жило недоброе чувство отвергнутого поклонника.
— Это замечательно! Делай, как он сказал, Руфь. Оставайся с его работниками до самого конца жатвы. Там ты будешь в безопасности, не то что на других полях.
Ноеминь улыбалась сама себе, когда ела хлеб Вооза, принесенный Руфью. Она наблюдала, как невестка аккуратно, чтобы не обронить ни одного зернышка, пересыпала зерно в корзину. Кажется, для них не все потеряно. Им оставлена дверь, которую они должны открыть, чтобы через нее Руфь вошла в будущее и обрела надежду. И, если Богу будет угодно, эта дверь останется открытой и для Ноемини.
* * *Ноеминь проснулась от доносившегося снаружи шума падающих камней. Солнце едва встало, а Руфь уже поднималась по склону, неся большой мех воды.
— Ты рано проснулась, — с улыбкой произнесла Руфь.
— Я решила сегодня сходить в Вифлеем, поболтать со своими старыми подругами.
Руфь перелила воду из меха в объемистый глиняный кувшин.
— Хорошо. Я уверена, они соскучились по тебе, и у них есть о чем поговорить с тобой, — она повесила мех и набросила на голову платок. — Я постараюсь вернуться до темноты.
— Господь с тобой, Руфь.
Улыбка осветила лицо Руфи.
— И с тобой, матушка.
Ноеминь встала. Натянув на плечи одеяло, она подошла к выходу из пещеры и стала наблюдать за спускавшейся по дороге Руфью. Удивительно, что Бог благословил ее такой невесткой. Руфь отказалась от заманчивых планов на будущее и возможности осуществить их, последовав за Ноеминью. Она отказалась от обеспеченной жизни в Кирхарешете ради того, чтобы прийти в Вифлеем и жить в этой пещере с усталой, отчаявшейся, ноющей старухой. Ее невестка в любое время могла бы вернуться в дом своих богатых родителей, но вместо этого она каждое утро шла работать, как самая бедная из бедных. Ни разу Ноеминь не слышала от нее ни слова жалобы. Каждый вечер Руфь возвращалась с улыбкой, радостными вестями, исполненным благодарностью сердцем.
Человек с проницательностью Вооза оценит молодую женщину с добродетелями Руфи, независимо от того, моавитянка она или нет.
Ноеминь остановила себя, прежде чем позволила своим мыслям умчаться в безудержном полете фантазии. Она не будет строить планы относительно будущего Руфи, пока не узнает достоверные факты. У Ноемини не было намерения нестись сломя голову в Вифлеем, разыскивать старейшин и что-то доказывать. Нет, она пойдет спокойно, не спеша. Теперь, когда она и Руфь имеют крышу над головой и хлеб, нет нужды торопиться. Необходимо время, чтобы понаблюдать, дать людям возможность получше узнать Руфь… ибо кто, узнав ее, не проникнется к ней уважением? Была ли женщина более прекрасная, чем ее драгоценная Руфь? И, прежде всего, Ноемини было необходимо время, чтобы просить у Бога Его водительства, хотя, конечно же, Сам Бог заронил в ее душу это семя надежды.
