Юзеф Крашевский - Маслав
Человек этот, крепкий и ловкий, – был словно вырублен секирой.
Сквозь панскую внешность в нем ясно проглядывала холопская кровь. Лицо у него было румяное, обветренное и самое обыкновенное; в маленьких, юрких глазках и рыжей бородке не было ровно ничего княжеского, но он был силен и хорошо сложен, к так как ему, видимо, везло в жизни, то он возомнил о себе и держался с людьми надменно и свысока. Его светлые брови непрерывно морщились и даже, когда он молчал, казалось, что он обдумывает новые приказания, чтобы ни на минуту не сойти с того пьедестала, на который ему удалось взобраться. С первого взгляда в нем чувствовалась сильная и предприимчивая натура, которая ни перед чем не останавливалась. Когда ладьи приблизились к берегу, и всадники подъехали ближе, Маслав, окинув взглядом их серые сермяги, хотел с пренебрежением отвернуться от них, но что-то в лице Вшебора поразило его. Он не узнал его сразу и, строго нахмурив брови, стал пристально всматриваться в него. В это время Вшебор, не спеша, снял меховой колпак и поклонился ему.
Как раз в эту минуту Маслав, одетый совсем не по охотничьему, а так, как будто собирался принимать у себя послов, – и в рыцарском поясе, с которым он никогда не расставался, – готовился выйти на берег.
За ним шли его приближенные, одетые так же неуместно, как и он сам, в колпаки с султанами, пояса и нарядные плащи.
Вшебор едва не рассмеялся при виде этой ненужной пышности, но во время сдержался, принужденный думать о своей безопасности. Маслав, заметил его поклон, вздрогнул и, взглянул на окружающих, по-видимому, собирался отдать приказанье схватить его, но Вшебор, приблизившись к нему, сказал вполголоса.
– Я к вашей милости, – пришел к вам с поклоном.
Маслав уже не сомневался, что видит перед собой прежнего знакомого. Тревога снова овладела им, – он не знал, как отнестись к нему, и недоумевал, что могло его сюда привести.
В нерешимости он отступил назад, присматриваясь к Вшебору.
Видя его колебания, Долива быстро распахнул сермягу и показал ему, что кроме небольшого меча, у него не было больше никакого оружия. Топор остался привязанным к седлу коня, с которого Долива сошел, оставляя его на попечение Собка.
– Что вас сюда привело? Что вы хотите от меня? – заговорил Маслав, стараясь придать своему голосу гневный и строгий тон. – Говори, да поскорее, у меня нет времени!
Проговорив это, Маслав подступил к Вшебору, словно желая показать, что он его не боится, а когда тот не сразу ответил, Маслав отошел от своих людей, принудив и Вшебора следовать за собою.
– Милостивый пан! – начал Вшебор, – не так это легко рассказать в двух словах свое дело. Вы знаете, что у нас теперь делается, и только вы можете нам сказать, что будет с нами завтра. К вам и надо идти – спрашивать, что делать дальше.
Маславу, видимо, польстило, что ему приписывают власть над будущим. Его мужественное и энергичное лицо, обнаруживавшее в нем присутствие большой звериной силы, – приняло выражение еще большей гордости и самомнения, и он вымолвил без гнева уже.
– Что делать? Все, кто хочет сохранить голову на плечах, должен мне повиноваться. Кроме меня, ни у кого здесь нет силы.
– Скоро мы освободимся от немецкого и чешского гнета, и я буду править!
Говоря это, он оглянулся, чтобы проверить впечатление, которое производили эти слова, и засмеялся диким, насильственным и не искренним смехом.
Вшебор молчал, не поднимая головы. Маслав ударил рукой по мечу, который висел у него за поясом.
– Спроси меня, по какому праву я буду править, – прибавил он. – Вот мое право! Кто силен – тот и должен править, а у кого есть ум – у того есть и сила, если же нет ума, – то и сила не поможет, потеряют ее, как они там потеряли! – Он указал рукой на запад. – Обленившееся, ни к чему не годное, онемеченное племя надо было выбросить за дверь, а крестьянам – вернуть старую свободу и прежнюю веру. Мы должны жить по своему, а не перенимать чужих обычаев. Не нужно нам ни чужих богов, ни чужих князей. Пясты продавали нас императорам и папам. От немецких матерей рождались онемеченные дети. – Казимир, мать, которого записалась в монахини, – пусть себе сидит у дяди в Хольне и поет в хоре, – там его место, а не здесь на царстве. Мы ведь не монахи!
Говоря это он шел вперед и бросал пытливые взгляды на Доливу, подзадоривая себя собственными словами.
– Мазурская земля – моя, а со мной найдут пруссаки и литовцы; все те, которые привязаны к своей старой вере. Нас – множество, а вас – горсть, да и той скоро не станет. Земля без государя достанется тому, у кого сила. А сила – у меня! У меня!
Он разгорячался все более, поглядывая на Вшебора. Но не дождавшись от него никакого ответа, стал перед ним и повелительно сказал:
– Говори же мне, кто тебя послал?
К Доливе, в виду грозящей опасности, ввернулись мужество и хладнокровие. Он равнодушно пожал плечами.
– Кто же у нас может послать? – сказал он. – Из старого рыцарства, шляхты и магнатов немногие уцелели – на паству волкам. Мы, двое братьев, спаслись от чехов и черни. Может быть найдется еще несколько человек спасшихся и укрывшихся в лесах. Кто бы мог меня послать? Вы были когда-то мне другом, теперь могли бы взять меня хоть в слуги! Моя жизнь не имеет для вас никакой цены, но, может быть, я вам на что-нибудь пригожусь. Маслав задумался. Речь Вшебора понравилась ему.
– Ой! Знаю я вас! – выговорил он насмешливо. – Если бы вы только могли мной завладеть, вы охотно отдали бы меня в руки Казимира или еще кого-нибудь. Много их там шляется у немцев. Вы, все окрестившиеся и видавшие другие времена, – не многого стоите.
– А вы разве не были крещены? – смело спросил Вшебор.
Маслав запылал мгновенным гневом и оглянулся назад на своих, – не слышали ли они этих слов. Но те стояли далеко, и не могли слышать из разговора. Он промолчал и опять задумался.
– Слушай, Долива, – заговорил он после молчания, взявшись за бока и отойдя несколько шагов назад. – Правда, я дружил с тобой на том песьем дворе, хочу быть для тебя теперь добрым паном, но смотри, береги голову на плечах, она тебе нужнее, чем мне. Я возьму тебя одного, брата твоего не хочу и никого больше не хочу, пусть чернь вырежет из без остатка. Я себе наделаю магнатов из тех крестьян, которые будут мне благодарны, а бояться их – мне нечего. Если хочешь служить мне, – я возьму тебя!
Вшебор поклонился, потом поднял голову и смело взглянул ему в глаза. – Почему же мне не служить тебе, если я умираю с голоду и не имею пристанища? Но что будет с братом?
– Да где ты его оставил? – спросил Маслав.
– В лесу, на поляне, два дня пути отсюда, – он занемог.
– Пусть его там волки съедят, – смеясь и похлопывая Вшебора по плечу, сказал новый князь. – Ты останешься у меня, а больше я знать никого не хочу.
Вшебор промолчал и не настаивал больше. Ссылка на брата была только лазейкой, которую он оставил себе для того, чтобы иметь предлог уйти от Маслава. Но он все же надеялся с помощью Собка уйти тем или иным способом. Маслав, как бы не доверяя ему, продолжал пытливо поглядывать на него, но выражение его лица прояснилось.
– Это мне будет очень кстати, – сказал он, – мне как раз надо устроить себе двор. Я назначу тебя охмистром. Эти мои мужички во всем хороши, но беда в том, что они не знают панских и королевских обычаев. У меня должен быть свой двор, как у всех королей и князей. Вот ты мне подберешь людей и обучишь их. Я хочу, чтобы у меня были такие же порядки, как при дворе старого Мешка и Болька.
Вшебор, делая вид, что он вполне разделяет эту мысль и, не обнаруживая отвращения, с готовностью подхватил:
– Вот и отлично! Но пока я научу людей, пройдет не мало времени.
– Пустое! – нахмурив брови, возразил Маслав. – Я умею скоро учить. Надо построже, – тогда все пойдет хорошо.
И снова похлопал его по плечу.
– Я беру тебя, – повторил он, – но помни, я – добр и щедр, но и грозен в то же время.
На этом разговор окончился. Маслав обернулся к своей свите, стоявшей поодаль, и крикнул:
– Пустить сокольничьих псов! Если что-нибудь попадется – спустить соколов!
Он дал знак и сам медленно пошел к своим людям, сопровождаемый Вшебором. Услышав за собой его шаги, князь как будто одумался.
– Подождите здесь при ладьях, – вернетесь вместе со мной!
Долива послушно остановился, а псы, соколы, мальчики, слуги и Маслав со своим двором потянулись вдоль берега реки. Долива вернулся к Собку, который стоял в стороне с конями.
Иначе невозможно было спасать свою голову и присматриваться к Маславу, как только принять то предложение, которое милостиво сделал ему Маслав.
Охотники удалились, а Вшебор подошел к Собку, который заглядывал ему в глаза, стараясь отгадать, какие вести он принес с собой.
– Едем ко двору, – тихо проговорил Долива. – Я приехал в добрый час, если голова моя осталась еще на плечах. Мы пробудем здесь некоторое время, но вы и кони должны быть каждую минуту готовы к отъезду, когда настанет время.