Камиль Яшен - Хамза
Она боится отца. Это ясно. Она боится молвы, которая не пощадит ни её, ни его, Хамзу. Она боится шариата, который незримо наблюдает за ней и за сотнями молодых девушек Коканда пустыми, выцветшими, полумертвыми глазами неграмотных, отсталых, невежественных старух, стариков и прочих религиозных фанатиков.
Но ведь они с Зубейдой в тот день, когда она, будучи уже взрослой девушкой, впервые не закрылась перед ним, переступили через шариат...
Один раз переступить можно. Можно и два, и три, и четыре.
Но нельзя это делать, наверное, всё время. Это станет заметным.
И тогда...
Зубейда хотела (звезды не взойдут, пока не сядет солнце), чтобы он, Хамза, сделал какой-нибудь шаг в их отношениях. Но какой?! Что может помочь им - ей, дочери бая, и ему, сыну лекаря?
Но если это так, если он понимает своё бессилие изменить разницу в положении их отцов, зачем же он тогда писал и посылал ей газели, зачем тревожил сердце девушки, зачем возбуждал надежды и надеялся сам?
Или он стал понимать всё это только сейчас?
Нет, он не был слепым и раньше. И всё-таки писал газели, смотрел влюблёнными глазами. Заранее зная, что из их любви ничего не получится? Кто же он тогда? Подлый человек, обманщик!
Но кто! кто! кто!! кто!!! - кто может остановить руку поэта, которая выводит строку стихотворения для любимой?
Что может запретить людям любить друг друга?
Какая сила в мире сильнее любви?
...Мир держится любовью.
Жизнь держится любовью.
Люди живут на земле, чтобы любить друг друга.
Значит, те, кто против любви, кто запрещает любить, - против людей, против живого?
Значит, они хотят уничтожить жизнь, остановить её дыхание?
...В бессонные чёрные ночи, сидя на веранде отцовского дома, прислонившись затылком к холодной стене, неотступно думал он об этом, терзая свой ум и сердце вопросами, на которые у него не было ответов.
И однажды, когда, обшарив лучом своей безутешной мысли траурные просторы вселенной, он с отчаянием и ужасом увидел, что лишённый смысла мир без любви раскалывается на две несоединимые части, когда он ощутил, что разъявшая окружающее бытие трещина холодной бездной проходит через его сердце, когда он отчётливо понял, что ему, прогнавшему от себя свои стихи, нет места в этом мире без любви, тогда он вдруг почувствовал, как стихи возвращаются к нему.
Они приближались издалека - из чёрной глубины беззвёздного ночного неба.
Возвращались медленно, на ощупь, как движется по дороге бродячий поэт-певец, потерявший зрение...
Стихи стояли рядом.
Газель неощутимо возникла около него.
Он слышал её дыхание в бархате ночи.
Осязал её гордое трепетание.
Газель дотронулась до его руки... Он испуганно вскочил - рядом стоял отец.
- Ты не можешь жить без неё? - тихо спросил отец.
Хамза молчал. Тишина ночи соединяла отца и сына.
- В понедельник я пойду туда, - сказал ибн Ямин. - Он вызывает меня - его старшей жене опять стало хуже. Я буду просить его, чтобы он отдал тебе Зубейду...
Глава третья. КИНЖАЛ И ДЕНЬГИ
1
- А вот манты горячие, лагман наваристый, плов рассыпчатый!.. Подходи смело, бери больше, кушай на здоровье!
- Шашлык! Бастурма! Кебабы! Всё - первый сорт!.. Эй, мусульмане! Вынимайте кошельки, не жалейте денег, спасибо скажете!
- Самса на маслице!.. Кто увидит - слюнки потекут! Кто съест - пальчики оближет! А кто мимо пройдёт - не забудь оглянуться, два дня сытым будешь!
Из всех пригородов Коканда Айдин-булак (Лунный родник), расположенный на восточной окраине города, пожалуй, самый живописный.
Большое круглое озеро окаймлено тополиной рощей. Виднеются вдали уходящие к горизонту айвовые, фисташковые, гранатовые, абрикосовые, персиковые сады. Под сенью тенистых чинар журчит маленький водопад...
Плакучая ива серебристо уронила в голубую озёрную воду свои пушистые ветви-косы...
Ярко светит солнце, поют птицы, благоухают цветы - что ещё человеку надо для отдохновения от забот и трудов праведных?
Любая печаль забудется и развеется, когда смотришь на этот райский уголок земли.
Рядом с родником-водопадом раскинули свои лавки, жаровни, мангалы десятки шашлычников, чайханщиков, уличных поваров и прочих торговцев самыми разнообразными и лакомыми яствами. Вкусно пахнет вокруг тмином и барбарисом, поднимается ароматный пар над котлами с шурпой и пловом, покрываются поджаристой корочкой сочные куски мяса, нанизанные на шампуры, которые длинными рядами лежат на рогульках над таинственно мерцающими древесными угольками.
- Лагман! Кебабы! Самса! - оглушительно кричат хозяева палаток и лавок. - Подходи, не скупись!
Чего не пожелает душа, всё можно купить в Айдин-булаке в дни народных гуляний. Были бы деньги. Не хочешь манты, не хочешь шурпу - купи ароматную дыню "умрбокий" (вечная жизнь), разрежь ее острым ножом, выскреби до дна, и блаженством заполнится все твоё существо, и всё нехорошее уйдёт в прошлое, как будто его совсем никогда и не было.
Непрерывно движется народ по берегам озера. Люди собираются большими толпами то здесь, то там. Вот неожиданно въехал какой-то странный всадник в густое скопление гуляющих. Голова обмотана огромной красной чалмой, борода из мочалки - чуть ли не до копыт лошади. Несколько человек, одетых в рваные халаты, дурашливо толкутся и приплясывают вокруг верхового.
Один из них, схватив коня под уздцы, закричал во всё горло:
- Прочь с дороги! Прочь с дороги!.. Наш шейх пировать едет! Кто ещё не видел нашего шейха? Смотрите и запоминайте!
Привстав на стременах, "шейх" замахнулся на держащего поводья плёткой.
- Отпусти лошадь! Как ты смеешь, несчастный, прикасаться к ней, если не ходишь в мечеть и не знаешь ни одной молитвы?
Моя лошадь в тысячу раз умнее тебя, потому что я всегда привязываю её около дома муллы!
Толпа захохотала.
- Правоверные! - вскинул вверх руки всадник. - Я сейчас кое-что скажу вам по секрету, а вы, упаси аллах, никому не рассказывайте об этом!.. Я есть самый главный шейх на всём белом свете! Жертвуйте мне скорее всё, что вы можете и что не можете!..
Кто не пожертвует, того прокляну до скончания веков!.. Слушайте меня, правоверные! Я не только главный шейх, но ещё и главный разбойник, и главный судья всего славного города Коканда!..
Известность моя так велика, что если что-нибудь случается в городе, то зовут всех моих соседей слева и справа, и только меня одного никогда и никуда не зовут!
Новый взрыв хохота в толпе зрителей и слушателей.
- А если у кого-нибудь пропала тюбетейка или молитвенный коврик, - продолжал кричать верховой, - то их почему-то всегда находят во дворе моего дома, хотя я самый честный человек в Коканде!.. Хотите знать, почему так получается? Приходите завтра на площадь Исфара, где будут выступать со своим конным цирком великие наездники Юсупов и Макаров!
И, ударив лошадь ногами, всадник с длинной мочальной бородой поскакал по берегу озера. А окружавшие его танцоры в рваных халатах, улюлюкая и свистя, бросились следом за ним.
- Вы узнали? - обернулся к Хамзе Алчинбек.
- Конечно, узнал, - кивнул Хамза. - Это Юсуфджан - знаменитый цирковой клоун.
Алчинбек с утра зашёл за Хамзой, и они вместе отправились в Айдин-булак. И хотя поначалу Хамза отказывался, говоря, что ему никуда не хочется выходить из дома, Алчинбек всё-таки вытащил школьного друга на улицу. По дороге, за привычными "философскими" разговорами, настроение Хамзы начало улучшаться.
- Ловко зазывает этот Юсуфджан народ в свой цирк, - усмехнулся Алчинбек. - Завтра будут проданы все билеты, ни одного свободного места не останется.
- Кстати сказать, - заметил Хамза, - вот вам поучительный пример того, как надо разговаривать с народом. Юсуфджан высказал свои взгляды и своё отношение к сильным мира сего. И сделал это в очень оригинальной форме - люди слушали его с большим интересом.
- Юсуфджан - циркач, - нахмурился Алчинбек, - и поэтому никто всерьёз к шуткам этого юродивого не относится. Иначе они бы ему слишком дорого обошлись.
- Юсуфджан прежде всего кизикчи - народный острослов, - возразил Хамза. - В его шутках выражена мудрость и боль народа. И он хочет быть бальзамом для этой боли.
- Как вы можете называть мудрецом человека, который участвует в лошадиных представлениях в цирке? - пожал плечами Алчинбек.
- В цирке он зарабатывает себе на хлеб, - вздохнул Хамза. - Но дело не в этом. Мне понравилась скрытая форма его иронии. Он ничего не говорил впрямую, а между тем все его поняли.
- Не хотите ли вы сказать, дорогой друг, - улыбнулся Алчинбек, - что нам тоже надо привязать мочальные бороды, если мы решим обратиться сегодня к народу с нашими идеями о необходимости просвещения? А чтобы нас все поняли - ещё и залезть на лошадей?
- Нет, сегодня, после Юсуфджана, я бы, пожалуй, не стал обращаться к народу...
- Но вы же собирались когда-то использовать народные гулянья для разговора с народом о пользе грамотности.
