Константин Симонов - Товарищи по оружию
Шофер гнал автобус вовсю, боясь не поспеть к самолету, но самолет, который должен был прилететь из Монголии ночью, не прилетел. На летном поле напрасно жгли до утра костры.
Дежурный по аэродрому был хмур и озабочен. Сначала он отмалчивался, а потом угрюмо сказал, что товарищи командира должны сами понимать – у него нет причин задерживать их, раз у них на руках предписания.
– Придет самолет, заправим, получим сводку погоды – и полетите.
В три часа дня самолет наконец приземлился.
Едва он покатился по полю, как навстречу ему из авиагородка выехал санитарный автобус. Из самолета на носилках вынесли двух раненых. Артемьев заметил, что к ручкам вторых носилок был пристегнут за ремень летный шлем. Раненых быстро погрузили в санитарную машину, и она уехала. Потом из самолета вылезли летчик и штурман и, переговариваясь с дежурным, пошли через аэродром к командному пункту. Артемьев, пока они шли мимо него, услышал обрывок разговора.
– Из-за них и задержались вчера, – сказал летчик. – Связь с городом есть? Надо доложить.
– Есть, – сказал дежурный. – А как в воздухе?
– В воздухе нормально. Только быстрей заправляйте, а то я засветло до Тамцака не дойду. У вас люди только в Тамцак или и в Ундур-Хан?
– Есть и в Ундур-Хан, – сказал дежурный.
– Тем более!
Летчик и штурман ушли вместе с дежурным, а самолет сразу начали заправлять.
Он вылетел в обратный рейс, битком набитый людьми, половина которых через два часа сошла в Ундур-Хане. Самолет стоял, не выключая моторов, летчики торопились, и Артемьев даже не успел как следует проститься с Санаевым.
В предписании вслед за одним и тем же помором воинской части стояли разные дроби, за которыми скрываюсь разные моста назначения: у Санаева – Ундур-Хан, у Артемьева – Тамцак-Булак.
Когда они получили эти предписания и даже когда Санаев слезал в Ундур-Хане, Артемьеву все еще казалось, что они будут служить где-то рядом. Но теперь, когда Ундур-Хан остался позади, а самолет уже второй час все летел и летел на восток. Артемьев подумал, что на этих просторах у него, пожалуй, немногим больше шансов встретиться с Санаевым, чем с Климовичем или с уехавшим в Посьет Бондарчуком.
Начинавшая темнеть степь продолжала лететь за окном.
Артемьев посмотрел на часы и покосился на своего нового соседа, пересевшего после Ундур-Хана на место Санаева.
Сосед – единственный в самолете штатский – был худой, очкастый человек в кепке и плаще, из-под которого виднелся лацкан пестроватого пиджака и небрежно повязанный клетчатый галстук. В руках он держал книжку; время от времени он клал ее на колени, потирал длинные пальцы так, словно они зябли, и снова принимался читать.
«Что может быть нужно этому человеку в Тамцак-Булаке и кому он там нужен сейчас?» – подумал Артемьев.
– Почему не следите за воздухом? – спросил он, полуоборачиваясь к соседу.
Тот положил книжку, не спеша потер свои зябнущие пальцы и тоже повернулся к Артемьеву. За стеклами очков оказались насмешливые и твердые глаза. Он посмотрел на Артемьева так, словно хотел спросить его: «А что ж ты сам, голубчик, тут дрых только что целый час?» И наконец проговорил, показав пальцем на очки:
– Думаю, что это бесполезно.
– А кто вы по профессии, извините за нескромный вопрос?
Штатский снова потер свои зябнущие пальцы.
– Как вам сказать… В настоящее время я, видите ли, интендант, и притом даже второго ранга. – Он искоса глянул на одну шпалу на петлице Артемьева, как бы стесняясь того, что он по званию старше своего соседа. – Но это, впрочем, недавно, и даже еще не имею обмундирования. А вы, очевидно, кадровый? – И он довольно бесцеремонно оглядел Артемьева.
– Да, – подтвердил Артемьев и, чтобы избежать дальнейших вопросов, взглянув в окно, сказал, что степи здесь дикие, но красивые и с воздуха кажутся гладкими, как стол.
– Да, – сказал его сосед, – и притом не только кажутся, но такие и есть.
«Наверное, какой-нибудь ветеринар, – подумал Артемьев. – Нет, тогда он был бы не интендантом, а военврачом. Или какой-нибудь бывший внешторговец, специалист по шерсти…»
«Внешторговец» вновь, не обращая внимания на Артемьева, углубился в книжку.
Заглянув через его плечо, Артемьев увидел, что это были какие-то стихи.
– Внимание! – сказал штурман, выходя из кабины. – Через пять минут посадка – Тамцак-Булак.
Когда самолет начал разворачиваться, ложась на одно крыло, Артемьев в своем окне увидел совсем близко летящую землю с круглыми крышами юрт, а в противоположном – почти черное небо.
Солнце уже закатилось; они сели на землю за несколько минут до наступления полной темноты.
Сойдя с самолета, Артемьев еще успел окинуть глазом окружающую картину. Аэродромом служило просто гладкое травянистое поле, на котором сейчас стоял их самолет. Точно такое же ровное поле тянулось и дальше, до горизонта. На восток уходила тоненькая цепочка телеграфных столбов, а к западу от летного поля был расположен, как его называли в Чите, город Тамцак-Булак – поселок из нескольких глинобитных зданий и полусотни юрт.
Стояла тишина. Только над головами поющей тучей висели комары да где-то в Тамцак-Булаке тихо, по отчетливо постукивал движок.
Все остальные пассажиры, кроме «внешторговца» и Артемьева, были летчиками – лейтенантами и старшими лейтенантами. Они гурьбой высыпали из самолета и окружили человека с летными петлицами, вылезшего им навстречу из кабины полуторки.
– Значит, прилетели, ребята? – сказал он, с довольным видом оглядывая их.
– Выходит, что прилетели, товарищ военный инженер, – ответил один из них. – Летный состав на месте. А вот как с материальной частью?
– Матчасть есть, – ответил инженер.
– Есть или будет? – спросил летчик.
– Для кого есть, а для кого будет. Перегоняют. Давайте, ребята, помогите мотор сгрузить, да поедем.
Летчики быстро выгрузили два самолетных винта и по доскам спустили с самолета в кузов подъехавшей полуторки авиационный мотор.
– Ну, рассаживайтесь, – сказал инженер. – Задний борт закройте, а то высыплетесь. Мы поехали, – повернулся он к авиационному старшине, принимавшему самолет, и полуторка быстро покатила в степь, к уже совсем черному горизонту.
– А вы куда? – спросил старшина у Артемьева и «внешторговца».
– Мне в политотдел, – сказал «внешторговец».
– Мне к оперативному дежурному, – сказал Артемьев.
– Тогда вам обоим вон в этот дом, видите? – показал старшина. – Ближний отсюда.
Было уже совсем темно, и Артемьев не видел дома, но примерно помнил, где он его видел, когда смотрел в ту сторону пять минут назад.
– Вижу, – сказал он.
– Оперативный дежурный ближе с этой стороны, – сказал старшина, – а политотдел – с той или обойти дом.
– Пойдемте, – сказал «внешторговец», – у меня есть фонарик.
– Особенно-то не светите – вдогонку ему крикнул старшина. – Пока по ночам не летают, но все-таки…
Однако им пришлось светить себе под ноги, потому что темнота стала непроглядной. Наконец они добрались до низкого, одноэтажного здания с занавешенными изнутри окнами.
– Вам, кажется, сюда, – сказал «внешторговец» и, продолжая светить себе под ноги, пошел дальше.
Артемьев на ощупь толкнул дверь, сбитую из неструганых досок, и вошел.
– Дверь закрывайте! – раздался голос. – Комары!
Артемьев захлопнул за собой дверь, поставил на пол чемодан и огляделся.
В комнате стояли топчан и три стола со стульями, за одним из них сидел старший лейтенант, приподнявшийся навстречу Артемьеву. Над столом был зацеплен за гвоздик провод с маленькой, тусклой лампочкой.
– Слушаю вас, товарищ капитан.
– Вы оперативный дежурный? – спросил Артемьев.
– Так точно. Попрошу ваши документы.
Артемьев предъявил предписание и командирское удостоверение. Оперативный дежурный стоял долго и внимательно рассматривал их.
– Да вы садитесь, – сказал он, словно спохватившись и, однако, все еще продолжая разглядывать предписание. Потом сел, сделал одну отметку на предписании, вторую – у себя в лежавшей рядом с телефоном книге дежурств и наконец вернул документы Артемьеву. – Значит, вы в 113/4…