Владимир Владимиров - Повесть о школяре Иве
Между рыцарем Жоффруа и хозяином замка восседала Клошэт. Рыцарь Ожье выбирал для нее из мясных блюд самые маленькие косточки и серди лся на рыцаря Жоффруа, который, вместо того чтобы следовать его примеру, обсосав кости, бросал их обратно в общую миску. Клошэт вырывала угощение из руки хозяина и жадно грызла кости, возя их по своей шелковой подушке.
С другой стороны барона сидела жена рыцаря Жоффруа, а рядом с ней — рыцарь Оливье со своей супругой.
Этот рыцарь приходился хозяину замка двоюродным братом. Прозвища у него не было: это был скромный человек, не принимавший участия в рыцарских играх и поединках, ссылаясь на больную грудь. Вместо подвигов на путях рыцарской чести и тайных молитв рыцарь Оливье всецело отдался птицеловству. Комнаты его замка были наполнены клетками с малиновками, дроздами, чижами, соловьями, сойками. Куда бы ни ехал рыцарь Оливье, он вез с собой принадлежности птицеловства. Так и теперь он захватил с собой двух лучших своих птицеловов, силки для ловли птиц, клетки и целый набор свистулек–манков. Одет рыцарь Оливье был скромно, в кожаную безрукавку, длинных волос своих не обвязывал и бороду не стриг. Жена его — худая, чопорная и молчаливая. Волосы ее, расчесанные на прямой пробор, были распущены. На голове серебристая лента с розетками сдерживала тончайшую павийскую[22] вуаль, ниспадающую прозрачными складками до полу. Дама эта была настолько богомольной, что, даже сидя за столом, держала в руке с висящими на ней четками Псалтырь[23], куда заглядывала время от времени, хотя злые язычки рыцарских жен и утверждали, что она совсем безграмотная.
Жена рыцаря Жоффруа, худая, высокая, седая, с горбатым носом и длинной жилистой шеей, в длинном черном платье с открытым круглым воротником, была похожа на грифа. Говорила она громко, хриплым голосом, то и дело макая куски хлеба в миску с соусом, и отпивала вино из большой чаши. И, как перед хищной птицей, перед ней лежала горка обглоданных костей. Когда разговор зашел о намерении короля выдать некоторым городам коммунальные хартии на самоуправление, жена рыцаря Жоффруа ударила кулаком по столу, воскликнув:
— Клянусь святым Лаврентием, Людовик Толстый возится с этими малыми людьми[24] потому, что у них мешки полны золота, и отбирает у нас наши жалкие фьефы…
— Что малые люди! Он с вилланами заигрывать стал! — вакричал рыцарь Жоффруа, дожевывая кусок оленины, отчего слова его походили на рычание. — С мерзкими сервами[25]. Они точат на нас зубы. На нас, своих сеньоров, поставленных над ними самим господом богом! Они покорны, когда голодны и раздеты. Нищими их надо делать, а не заигрывать с этими гадинами!
Глаза рыцаря Жоффруа налились кровью, лицо и шея были красны то ли от злобы на короля и вилланов, то ли от вина.
Маршал, суетившийся за спиной барона, нашел минуту подходящей, чтобы предложить позвать жонглера: это Отвлечет гостей от разговоров, и без того наскучивших всем. Так он и Шепнул на ухо рыцарю Ожье.
— Налить еще вина рыцарю Жоффруа, — крикнул барон, — и позвать жонглера!
У столов раздались возгласы одобрения, хотя и не очень восторженные: всем заранее было известно, какие фокусы покажет жонглер, какие он споет песни.
Госелен явился в ту самую минуту, когда в зал одно за другим были внесены любимые всеми кушанья — жареные павлины с имбирем и лебеди с перцем. Нарезанные куски птичьего мяса были прикрыты перьями этих птиц, положены были и их головы, так что, высоко поднятые несущими, они, как живые, плыли над головами гостей. Принесли и пироги с угрями. Все это и вызвало восторженные замечания присутствующих, которые Госелен принял на свой счет и тотчас принялся отвешивать самые изящные поклоны, сперва почетному столу, потом всем остальным, то закидывая полу плаща на плечо, то отбрасывая ее ногой Назад. Этот выцветший зеленый плащ он выпросил у шамбеллана, ведающего баронским гардеробом. Став в соответствующую позу, Госелен приложил виолу к груди и, округлым жестом взмахнув смычком, извлек из инструмента визгливый, дрожащий звук, потЬм запел, или, вернее, ваговорвл нараспев. Решив сделать приятное владельцу Еамка, Госелен отступил от обычной темы жонглерского Пения — боевых подвигов рыцарей или благочестивого жития князей церкви — и спел запомнившуюся ему пастореллу[26] — одного трубадура из Арля[27], заменив имя героини именем «Агнесса» в угоду рыцарю Ожье.
Он пел о том, как она прекрасна, какое белое у нее тело, как похожа она на распустившийся цветок; он пел о том, что очаровательное лицо ее цвета роз и улыбка сладостны тому, кто смотрит на нее; он пел, что ясные глаза ее излучают дивный свет, проникающий в сердце глядящему в них. Он пел, и песня его больше всего нравилась ему самому. Тишина, наступившая в зале, казалась Госелену признаком восхищения слушателей. Любуясь самим собой и стараясь принять позу покрасивее, он даже закрыл глаза, чем помешал себе увидеть людей, задремавших от обилия съеденного и выпитого, от духоты и надвигавшихся сумерек, от однообразия медленного ритма песни с обычными повторами.
Один рыцарь Рамбер, довольный «своим» Госеленом и предвкушавший благодарность барона за добытого жонглера, благодушно потягивал душистый кларет[28], поданный вместе с вафлями, тортами, винными ягодами, гранатами. Голова рыцаря Рамбера кружилась, но не настолько, чтобы он впал в дремоту. Наоборот, в ней зародился новый план, как угодить своему сюзерену, и план этот удачно вязался с предстоящим объявлением барона о его поединке. Отличный план! И, слегка покачиваясь, рыцарь Рамбер подошел к барону и наклонился к его уху Слушая нашептывания маршала, рыцарь Ожье стал заплетать в косички топорщившиеся волосы старика, что свидетельствовало о хорошем расположении духа барона. Кончив шептать, маршал еще некоторое время не поднимал головы, чтобы дать барону доплести косички.
…Я все сказал! —
Этими словами Госелен кончил песню и замер в низком, чрезвычайно замысловатом поклоне, обращенном к почетному столу, ожидая бурного одобрения. Вместо этого при общем молчании раздалась громкая икота рыцаря Жоффруа, а за ней замечание рыцаря Рауля:
— Я бы не сделал его своим менестрелем[29].
Рыцарь Ожье, будто ничего не слыша, сказал:
— Благодарю тебя, Госелен! — И, смеясь, добавил: — Твой плащ сильно выцвел от солнца больших дорог и ярмарок Сир шамбеллан, выдайте ему один из моих плащей поновее, А вы, сир депансье, отсыпьте ему мешочек серебряных денье[30].
Госелен склонился еще ниже и, не разгибаясь, стал пятиться к двери. Со всех сторон поднялся гул голосрв, восхваляющих «щедрость» барона.
Рыцарь Ожье встал и поднял руку. Все умолкли.
— Мессиры рыцари и благородные дамы! Вы знаете моего давнишнего врага и злодея Черного Рыцаря…
— Клянусь нежным сыном Марии[31], кто же не знает втого труса! — воскликнула жена рыцаря Жоффруа.
Тот, в свою очередь, крикнул:
— Давно пора воткнуть железо в его бараньи почки!
— Ты угадал мое желание, Жоффруа, — продолжал рыцарь Ожье, — вчера вечером я послал дю Крюзье вызов на поединок!..
Эти слова рыцаря Ожье потонули в общем крике яростного восторга. Зал гудел от грубой брани и пьяных выкриков: «Бешеный пес!», «Изменник!», «Предатель!», «Отрубить нос!», «Выколоть глаза!», «Сжечь его деревни!», «Затоптать посевы!» Один колотил кулаком по столу, другой встал на скамью и, потеряв равновесие, грохнулся на пол.
Рыцарю Раулю не нравился пьяный крик, и он, брезгливо морщась, заткнул пальцем ухо. Сильно пьяный рыцарь Жоффруа воспринял это как оскорбление, наносимое его родственнику и владельцу замка Понфор, и, ухватив рыцаря Рауля за волосы, окунул его лицом в миску с чесночным соусом, потом в густой крем торта. Отдуваясь и отплевываясь, рыцарь Рауль пытался отбиться и выкрикивал такие ругательства, какие и не снились его оскорбителю. Все шесть дамуазо с оглушительным визгом бросились на рыцаря Жоффруа, освободили своего господина и, подхватив, вынесли из зала, сопровождаемые общим хохотом.
Воспользовавшись этой суетой, рыцарь Ожье подозвал маршала и сказал, что то, о чем тот шептал ему во время пения жонглера, ему по душе и что сейчас очень кстати привести сюда заложника.
— Пусть все убедятся, какие меры я принял по отношению к дю Крюзье. А кроме того, это вообще позабавит моих гостей. Возьми у сенешала ключ и сам приведи подлого школяра. Мы тут над ним позабавимся!
Рыцарь Рамбер был в восторге: вот когда он дождется наконец милостей от барона. «Берегись, сенешал! Кое–кого могут назначить на твое место!»
Сенешала в зале не оказалось. Экюйе сказал, что сенешал ушел на верхний двор для каких‑то распоряжений, и рыцарь Рамбер поспешил за ним.
