Золотой век - Евгений Игоревич Токтаев
Но это не важно. Он не хотел гибели своих дневников. Ведь эти ублюдки обязательно разобьют хрупкие глиняные таблички, а деревянные спалят. Зачем? Да просто потому, что смогут. Иных мотивов он и не собирался выдумывать. Давно уже чувствовал, что тупеет на глазах. Не может сосредоточиться. Временами подолгу смотрит в одну точку, проговаривает про себя одну и ту же фразу, чаще всего какую-нибудь бредовую.
Надо спрятать архив. Как только это сделать так, чтобы аххиява не добрались, а хетты когда-нибудь нашли, он не придумал. Если никто не найдёт, что ж, на всё воля богов.
Хастияр достал мешок с табличками и положил внутрь две печати из лазурита, удостоверявших его статус царского посланника. Не стал дожидаться утра, взял факел и пошёл к подземному источнику. Ход к нему вёл из башни на восточной стене.
В колодце было темно и сыро. Свет факела выхватывал из темноты серые стены, воду, стекавшую по камням и жертвенник. Хетт поднёс к нему факел. Ничего примечательного. Грубо вытесанный камень, а на нём цветные нитки и лоскуты.
Троянцы молились подземному источнику, как божеству.
Странные они люди, подумал Хастияр. Ведь система подземных колодцев — явно дело человеческих рук. Её построили несколько поколений назад жители Вилусы.
Это, конечно, замечательно, что благодаря подземному источнику нет недостатка в воде, но поклоняться ему, как богу? Это необъяснимо.
Слышал бы его сейчас почтенный Пентесарис, наверняка разразился бы гневной тирадой о вреде учения, если это, конечно, не запоминание божественных гимнов. Наездятся по миру, насмотрятся всякого, а потом рассказывают, что, мол, не боги горшки обжигают. Горшки-то может и не боги, а, скажем зиккураты «черноголовых» тоже смертные что-ли строили? Или пирамиды мицрим?
Под ногами задрожала земля. Хастияр успел подумать, что вот и немедленная кара за крамольные богохульные мысли.
Толчок сбил хетта с ног, и он приложился головой о жертвенник. В глазах потемнело. Чудом факел в воду не выронил. Очухался, стоя на четвереньках, огляделся. И с удивлением разглядел в глубокой нише, на которую прежде не обращал внимания, дверь.
Пламя факела мерцало, осыпаясь искрами. Они падали в темноту и тут же гасли.
Дверь? Она была здесь раньше?
Ниша точно была. Почему же он раньше туда не заглядывал с его-то любознательностью?
Хастияр подошёл к двери, потянул за ручку. Она, неожиданно, открылась.
Он стоял на пороге необычайно длинного коридора. Тот уходил вперёд на полсотни шагов, и освещался не факелами, а... непонятно чем. Прерывистый мерцающий свет странных светильников с трудом разгонял темноту.
В коридоре было сыро и холодно, как будто на улице стояла зима, а не лето. Причём очень холодная зима, какой не бывает даже в Хаттусе.
Хастияр огляделся по сторонам. Здесь он был не один. Рядом со стенами стояли скамьи, на них сидели люди. Их было примерно два десятка, в основном пожилые, закутанные в одеяла. Дремали или тихо разговаривали между собой. Они смотрели сквозь него, не видя. Словно Хастияр стал призраком. Или призраками были они.
Стены вдруг задрожали. Штукатурка начала осыпаться со стен и потолка, крошась на мелкие песчинки. Похоже, началось землетрясение. Хетт понял, что коридор находится внизу большого здания, которое от землетрясения могло сложиться и завалить их.
Но это было не землетрясение. Он видел их несколько раз, но подобного не испытывал никогда. Одновременно началось что-то совершенно невообразимое. Будто снаружи вселенную сотрясал гнев Бога Грозы и его хенапи[164] сокрушала крепостные стены.
Люди смотрели вверх на потолок, на противоположную сторону коридора, а он смотрел на их лица и вдруг понял, что происходит вокруг. Подобное он видел в глазах троянцев на протяжении уже многих месяцев. Страх, гнев и чувство собственного бессилия. Он находился не в Вилусе, но точно мог сказать, что происходило снаружи этого странного коридора.
Там шла война. И эти старики, мужчины и женщины, прятались сейчас от неё.
«Вот так, значит, с ума сходят?»
Он заметил, что одна из женщин смотрит прямо на него. Другие скользили взглядами мимо и только одна смотрела прямо ему в глаза. Будто видела.
Она молчала.
Буря наверху не утихала, земля тоже ходила ходуном и очередной толчок снова сбил Хастияра с ног.
Поднявшись, он обнаружил себя стоящим возле закрытой двери. Попятился, позабыв свой мешок с табличками.
Наверху забрезжил рассвет. Атанору обходил дозорных на стенах. Хастияр направился к советнику. Вернее, уже царю, новому приаму Трои.
— Там дверь, — сказал Хастияр, — возле источника. Я, почему-то, раньше не обращал внимания. А за ней коридор. Что это?
— Подземный ход, — ответил Атанору.
— Подземный ход? Куда он ведёт?
— Сейчас никуда. Раньше выходил шагах в ста за восточной стеной. А сейчас он завален. Давно уже. Ещё до царя Кукунниса.
— Зачем его завалили?
— Кто ж знает? — пожал плечами Атанору, — один бог дал, другой бог взял.
— Бог?
— Ну да. Некоторые рассказывают, что строить Трою Богу Врат помогал Колебатель Земли, но как-то так получилось, что смертные в Вилусе его не чтят. Он бог аххиява, а мы с ними с незапамятных времён враждуем. Боги аххиява ревнивы, вот он и мстит. Бьёт своим трезубцем изредка.
— Землетрясение? — догадался Хастияр, — сейчас ведь тоже оно было?
Атанору медленно кивнул.
— Я же говорю, злится бог аххиява. Не иначе как на то, что смертные не могут стены Апаллиуны разрушить. А может наоборот, что они на них посягают. Кто их, богов, разберёт.
— Но этот грохот наверху. Будто с неба кто-то камни огромные кидал. Откуда он?
Атанору взглянул на хетта с удивлением.
— Ты там у колодца головой что ли приложился?
— Ну да, есть немного, — смущённо улыбнулся Хастияр и ощупал лоб и затылок.
— Иди, приляг. С этим шутки плохи. Сейчас тут многим видится... всякое.
Вновь потянулись дни.
Люди просто встречали утро, которое ничем не отличалось от утра прошедшего дня. День проходил, а завтра было то же самое. Бесконечное и бессмысленное ожидание конца.
Хастияр постоянно осматривал окрестности. Пусто. Аххиява не шли на штурм. Их колесницы время от времени появлялись на равнине. Одна-две. Огибая город, катились на восток и обратно. Чем они занимались? Кто знает. Тут уже и грабить-то, скорее всего нечего, на много дней пути.
В какой-то день в проливе вновь показались паруса и скрылись так же
