Граница - Станислава Радецкая
- О! – Вяземский почтительно приложил руку к сердцу. - Подумать только, ни минуты покоя, одни труды. Уверен, что вы будете относиться к заключенным… гуманней, чем было с нами.
- Не помешало бы, - поддержал его Честер. – Хотя скорей на холме свистнет краб, чем сердце тюремщика екнет ради заключенных.
- Это был ваш слуга, князь, - Мароци, похоже, решительно не желал замечать англичанина. – Тот самый, который сбежал в день вашего ареста.
- Не напоминайте мне о нем, - Вяземский погрустнел, и его темные глаза заволокло тоской. – Я опять обманулся в людях. Но за это время он мог добежать до Вены, если не дальше. Что ему делать здесь?
- Говорить он теперь не может, - без обиняков сказал Мароци, и на Йохана вновь дохнуло воспоминанием о дыбе. – Но он пытался подкупить местных охотников, искать ему какие-то сокровища.
- Глупо, если у него были краденые драгоценности, - протянула Роксана.
- Ваше счастье, баронесса., вы не знаете, на что может подтолкнуть людей алчность. Не знайте и дальше, - буркнул он невежливо, но Роксана лишь одобряюще ему улыбнулась. – Ради быстрой наживы такие люди зарежут родную мать. Хотите увидеться с ним, князь?
- Зачем? – вопросом на вопрос ответил Андрей Павлович. Он дружески дотронулся до плеча лейтенанта. – Поверьте, я вовсе не сентиментален, чтобы лить слезы над грехами бывших слуг. Мои вещи он наверняка давно сбыл с рук, а видеть его мне противно и мерзко. Он ничуть не отличается от тех, кто травил меня в детстве по приказу дяди…
Вяземский вздохнул и подпер узкий подбородок ладонью.
- Хм… - Мароци растерялся. Похоже, он не ждал такого ответа. – Вы могли бы остаться и забрать после суда его пожитки.
- Я – князь, - мягко заметил ему Вяземский, еле заметно приседая на звуке «р». – Ждать суда ради ветхого платья? Увольте. Я могу бросать из окна кошельки с золотом, но не побираться. У нас, у русских дворян, принято жить привольно. Делайте с ним что хотите – справедливость его настигла.
Йохан приподнял бровь: он не мог себе представить Андрея Павловича, разбрасывающегося деньгами. Слуга был ему больше чем слуга, если вспомнить тот вечер в кофейне, и все же Вяземский оставил его.
- Ваше право, - сухо отозвался лейтенант. – Барон, могу я попросить вас на пару слов?
За мутным окном Камила распоряжалась худым влахом, который носил в карету съестное в дорогу, и Йохан глядел на ее скромную, тонкую фигурку. Служанка баронессы усердно избегала внимания солдат, что вывели связанного заключенного из погреба, и теперь жадно глядели в ее сторону, раскурив самодельные трубки. Подбородок у бывшего слуги и подельника князя был заляпан кровью, и в сумраке навеса казался черным.
Йохан кивнул, и Мароци поднялся, неловко раскланиваясь с Роксаной. Та протянула ему маленькую ладонь, и со всей осторожностью лейтенант приложился к ее тыльной стороне губами.
- Прощайте, господа, - сказал он, когда выпрямился. – Мое почтение, баронесса. Надеюсь, дорога не причинит вам тревог.
- Если бы я был вежливым человеком, - весело заметил Честер, - я бы выразил сожаление, что нам приходится расставаться, господин Секу-Всех-Подряд-Без-Жалости. Но я отнюдь не вежлив, поэтому рад буду, когда вы уберетесь прочь.
- К сожалению, не могу не поддержать моего доброго друга, - с сожалением сказал Вяземский, хотя он глядел на лейтенанта так милостиво, словно собирался одарить Мароци пресловутым кошельком с золотом. – Вы были весьма… негостеприимны. Прощайте, лейтенант. Мои пальцы запомнят застенок крепости надолго.
Он красноречиво показал большие пальцы рук; потемневшие ногти росли на них криво, и побледневшие шрамы цвета высохшего вина пересекали фаланги там, где поработали тиски.
- Я заставил бы вас взглянуть на мой истерзанный зад, если бы не баронесса, - поддержал его Честер. – Надеюсь, мы никогда не встретимся, лейтенант.
Мароци сравнялся цветом лица со шрамами Вяземского, но ровно ответил:
- Я исполнял свой долг.
Он забрал со стола шляпу и, не оглядываясь, пошел к выходу. Йохан взглянул на Роксану, и баронесса кротко ему улыбнулась – «я согласна ждать, сколько тебе заблагорассудится».
Толстый шмель задержался на мгновение перед Лисицей, преграждая ему путь, а потом залетел в приоткрытую дверь. Пестрые курицы с блеклыми цыплятами, копошившиеся в пыли, гурьбой бросились прочь из-под сапог Мароци, за конуру, где дремал лохматый пес с изъеденным боком. Лейтенант холодно взглянул на солдат, мгновенно затушивших свои трубки, и отвел Йохана подальше, к кривой плетеной изгороди.
- Не думайте, что я поверил в ваши сказки про императорского ревизора, - начал он, и Лисица нахмурился. – Но с вами можно говорить напрямик.
- О чем же? – с интересом спросил Йохан.
Мароци отвернулся от него и поддел носком сапога гладкий камешек.
- Правда, что у Софии фон Виссен были амуры с этим… англичанином? – неприветливо задал он вопрос.
- Почему я должен отвечать вам?
- Какое вам дело, если вы уезжаете отсюда? - с досадой отмахнулся от него Мароци, но все же счел нужным пояснить: - Я питаю к ней симпатию.
- Спросите у нее, лейтенант. Я не похож на Купидона.
