Граница - Станислава Радецкая
Ночью прошел сильный дождь, дорогу местами подмыло, потому карета еле-еле плелась, и Йохан то и дело возвращал коня назад, чтобы перекинуться парой слов с Роксаной и князем Вяземским, которые предпочли верховому путешествию – удобство. Андрей Павлович держался со скромным достоинством, лишь изредка упоминая, как тяжело ему пришлось в застенке и клял людей, готовых поверить в любую клевету и чушь. Йохан заплатил за него залог из разбойничьих денег, который позволил князю беспрепятственно выехать из города, и Вяземский, кем бы он ни был, всячески старался ему угодить. После выхода из застенка Андрея Павловича свалила жестокая лихорадка, и Честер добровольно вызвался быть ему сиделкой, пока Лисица устраивал дела маленького османа – отдал ему оставшиеся деньги, договорился с господином фон Бокком, чтобы тот присмотрел за ним и помог наладить хозяйство. Диджле долго не соглашался на разговор с католическим священником, но все же сломался после того, как Роксана передала ему слова его возлюбленной, что та готова его ждать сколько угодно, и спешно покрестился в местной церкви под именем Франциска. Фамилию ему дали в честь его происхождения; так и вышло, что в приходской книге появился новый прихожанин – Франц по фамилии Турок. Вопреки всем обычаям через несколько дней была сыграна скромная свадьба, где молодожены стеснялись и гостей, и друг друга, но все же счастье и довольство сияло на их лицах, когда они держались за руки, сидя за старым столом в своем новом маленьком доме. Диджле и его жена не поленились встать посреди ночи, чтобы проводить названного брата и благодетеля, и маленький осман пообещал, что Йохану всегда будет приготовлено почетное место за его скромным столом. Он уважительно обращался и к Роксане и желал счастья на свадьбе, низко кланяясь, а в подарок поднес Лисице свой кинжал, сказав, что в дороге пригодится любое оружие против лихих людей. Спорить Йохан не стал и с благодарностью принял подарок – новых разбойников стоило ждать с наступлением весны, тем более, что прошел слух, будто в эти края императрица намеревается этапировать каторжников. Так или иначе, но они с Уивером были хорошо вооружены и надеялись дать отпор любым негодяям, отказавшись от предложения лейтенанта Мароци выделить им солдат в провожатые.
Перед отъездом Лисица навестил могилу Анны-Марии; надгробный камень с вырезанным крестом уже продавил землю, и на серой, тесаной верхушке лежал веночек из первых полевых цветов. Его уже растрепал ветер, и лепестки осыпались желтой трухой на черную землю, где не росла трава – ничто здесь не напоминало о доброй дочери торговца тканями, кроме имени, словно и память о ней была так же непрочна, как весенний цветок. Йохан хотел попросить у нее прощения, но слова на язык не шли – потому он опустился на колени и дотронулся пальцами до ее имени: «Анна-Мария». Ниже шли ее годы жизни, а потом - цитата из Послания к Коринфянам, которую наверняка распорядился высечь истово верующий господин Дом: «Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся вдруг…; ибо вострубит, и мертвые воскреснут нетленными». Сердце у Йохана сжалось, и прежде чем горечь потери вновь поглотила его, белая бабочка поднялась из травы и неожиданно присела ему на палец, замерев на мгновение – словно прощение, словно благословение от Анны-Марии.
Когда солнце достигло зенита, немногословный кучер предложил остановиться в следующем влашском селе, чтобы пообедать, отдохнуть и накормить лошадей, и в ленивой, звенящей полуденной тишине путешественники остановились у корчмы, под навесом которой чинил кожаные постолы бородатый, смуглый старик. Он низко поклонился всадникам, сняв высокую шапку с белых космочек, и принял лошадей у Йохана и Честера, опасливо зыркая на приезжих. У кадки с водой мальчишка поил одного из коней, принадлежащих гарнизону Фугрештмаркта, и Йохан ничуть не удивился, когда в полутьме корчмы увидел Яноша Мароци, грузно развалившегося за столом в компании трех солдат; глаза у него были прикрыты, как у смертельно уставшего человека. Он оживился, когда увидел Роксану, выпрямился, поднялся и коротко приказал одному из солдат нести на стол все самое лучшее, что только может найтись в занюханной влашской харчевне. Красный, как медный таз, хозяин растерянно захлопотал вокруг важных гостей, не зная, куда их усадить достойно чину, и баронесса разрешила его сомнения – просто, точно в салоне господина фон Бокка, присев на лавку, не гнушаясь запачкать платье.
- Удивительная встреча, - заметил Лисица, когда с приветствиями было покончено, и хозяйка подала на стол скромную трапезу из прошлогодних слив, каши и лепешек. – Мы словно обречены встречаться с вами на здешних дорогах, лейтенант.
- Капитан с завтрашнего дня, - поправил Мароци, но радости в его голосе не было. – Я получил патент от его императорского величества.
- Гляжу, вы будто этому не рады, милый лейтенант? – спросила Роксана. Андрей Павлович и Уивер наперебой ухаживали за ней, но она будто не замечала их стараний.
- Я слишком долго этого ждал, - отрезал Мароци, но тут же опомнился, извинился и приказал солдатам забрать вино и убираться. – А пока ждал, - продолжил он, когда те ушли, - забыл, как держаться с важными персонами. С последним доходягой мне легче столковаться, чем с господином казначеем. Капитан фон Рейне избавлял меня от таких переговоров, а теперь я будто вышел на открытую равнину, и в ро… В лицо мне бьет ледяной ветер.
- Да вы поэт, - насмешливо сказал Уивер; он нарочито изысканно ковырял кашу, будто принц в изгнании. Мароци нехорошо взглянул на него и замолчал.
- Что вас привело сюда? – поинтересовался Йохан. – На вашем месте я бы праздновал назначение.
- Успеется, - неохотно отозвался
