Нил Стивенсон - Смешенье

– Дамасскую сталь делают здесь?! – изумился Джек, проталкиваясь ближе к наковальне.

– Да. Прожилки, которые ты видел в яйце, после долгой ковки при низкой температуре образуют муаровый узор, который мы называем…

– Струйчатым булатом! – воскликнул Джек. Сейчас он был настолько близко, что различал вихристый рисунок на лезвии. Не задумываясь, он потянул из ножен янычарскую саблю, чтобы сравнить клинки. Однако Енох удержал его руку. Внезапно вся кузня наполнилась звоном, бряцаньем и скрежетом. Перед Джеком зажглось плотное созвездие обнажённых клинков: змеистых кинжалов узорчатого Дамаска, муравчатых ятаганов, булатных тальваров, бебутов и коротких ножей-китаров. Сверкала золотая насечка: стихи из Корана на мусульманских клинках, изображения богинь на индусских.

– Этот господин с клещами и молотом весьма чтим у ценителей холодного оружия по всему миру, – сказал Енох. – Они бы очень огорчились, если бы ним случилось худое.

– Ладно, ладно, я всё понял, – сказал Джек, когда при помощи Еноховой дипломатии им удалось выбраться из кузни целыми и невредимыми. – Если нам нужен ценный груз для первого плавания, нет надобности отправляться в Батавию за пряностями.

– Слитки вуца можно очень дорого продать в любом порту Персидского залива, – со знающим видом отвечал Енох. – Вы можете обменять их на жемчуг или шёлк и отправиться в любой европейский порт.

– Где нас немедля предадут мучительной казни. Отличный план, Енох.

– Не предадут, если вашим портом назначения будет Лондон или Амстердам.

– Вообще-то я думал отправиться в другую сторону.

– Да, в Маниле или Макао за вуц тоже дадут неплохую цену. – сказал Енох после минутного раздумья. – Однако в любой магометанской стране вы получите за него больше.

– Давай завтра двинемся на юго-запад в Малабар.

– Разве путь туда лежит не через земли маратхов?

– Нет, маратхи живут в высокогорных крепостях. Мы проедем через владения князей, данников Великого Могола. У меня с ними хорошие деловые отношения. Оттуда и попадём в Малабар.

– Мне казалось, малабарцы похитили ваше золото и обратили в рабство половину твоих спутников.

– Это лишь один способ смотреть на вещи.

– Каков же другой?

– Сурендранат, мсье Арланк, Вреж Исфахнян и Мойше де ла Крус – наиболее просвещённые члены нашей компании – предпочитают считать Малабар большой, расположенной на краю света, крайне воинственной златокузнечной лавкой, в которую мы поневоле сделали вклад.

– Теперь мы зовём такие учреждения банками.

– Прости, я не был в Англии почти двадцать лет.

– Продолжай, Джек, я весь внимание.

– Наше золото там. Вернуть его невозможно. Однако и малабарцам от него мало проку. Коттаккал, королева малабарских пиратов, может лишь потратить какую-то часть на починку дворца и переоснащение кораблей. Если она хочет получить от нашего золота прибыль, то должна пустить его в дело.

– И что, пустила?

– Ей принадлежат двадцать пять процентов корабля. Енох расхохотался – явление довольно редкое. Он чаще других насмешливо кривил губы, фыркал, с каменной миной отпускал ехидные замечания, но почти никогда не смеялся в голос.

– Я пытаюсь представить, как буду объяснять курфюрстине Ганноверской, наследнице английского трона, что теперь она компаньонка Коттаккал, королевы малабарских пиратов.

– Лучше представь, как будешь объяснять то же самое Коттаккал, – посоветовал Джек. – Потому что это случится раньше.

Малабар

Теперь они путешествовали как состоятельные индусы. У Джека и Еноха было по арбе, запряжённой парой буйволов. В каждой поместились бы двое пассажиров при условии, что они – близкие друзья, но из-за разнообразного оружия, тюков, винных бутылей и прочего место осталось только для одного. Это как нельзя лучше устраивало Джимми и Дэнни, которые смотрели на арбы так; будто за время своих странствий не видели ничего нелепее и не знали, дивиться им или возмущаться. Впрочем, они поумерили свой пыл, когда обнаружили, что во время долгих ночных переходов их лошади еле-еле поспевают за неспешными буйволами. Вооружённый эскорт – восемь мушкетёров и восемь лучников, позаимствованных с бесконечной осадной войны, которую Меч Божественного Огня якобы вёл против маратхов, – вынуждены были всю дорогу бежать рысцой.

Под палящим дневным солнцем такой темп убил бы их в первые же часы. Поэтому просыпались на закате, выжидали, пока жар впитается в землю, трогались около полуночи и ехали до рассвета. Джек совершал это путешествие не в первый раз и знал, как разбить его на ночные переходы, каждый из которых заканчивался бы в роще кокосов или манго у стен какого-нибудь города. На утренней заре разбивали лагерь, после чего нескольких посыльных (подростков из джагира, получавших за свои труды вполне приличное вознаграждение) отряжали в город. Те ждали, пока откроют ворота, шли на базар и закупали снедь, пока остальные спали в тени деревьев. Еду раздавали после заката, когда отряд готовился к новому переходу.

Двигались быстро и целеустремлённо. Джимми и Дэнни, привыкшим в путешествии с Енохом Роотом сворачивать в стороны и глазеть на разнообразные диковинки сколько душе угодно, пришлось свыкаться с совершенно иной жизнью. Время оставалось лишь на переходы и подготовку к переходам. Даже разговаривать было некогда.

Как только Джеков скудный джагир остался позади, местность стала более приятной, хоть и несколько однообразной: орошаемые поля чередовались с рощами плодовых деревьев; лощины, холмы и прочие непригодные для земледелия участки заросли джунглями. Их проезжали с величайшей осторожностью; ночью заросли обступали путников, словно стремясь их поглотить; с каждой ветки мог спрыгнуть душитель, за любым кустом мог притаиться тигр. Несколько раз переходили вброд кишащие крокодилами реки. На одной из переправ Дэнни заметил, как две огромные бурые ноздри приближаются к отставшему от спутников мальчишке, и разрядил в ту сторону пистолет. Крокодил, надо думать, не пострадал, но мальчишка с перепугу догнал товарищей. На другой переправе огромный крокодил утащил осла.

На следующий день – точнее, на следующий вечер, – они проснулись и увидели вокруг чёрную землю, населённую чёрными людьми. После долгого ночного перехода тело по-прежнему хотело спать, но мозг уже окончательно пробудился. Лежа на кошме, они слышали похожий на сердцебиение гул, потому что этот чёрный край был куда богаче селитрой, чем Джеков джагир, и в ямах вокруг города люди дни напролёт долбили землю деревянными инструментами.

Если земля полнилась гулом, то воздух полнился странными возгласами – каждый работник на поле примерно раз в минуту выкрикивал: «Попо!» Джек, Енох, Джимми, Дэн ни сидели поддеревом, ели манго, буквально падавшие им на голову, и наблюдали за жизнью чернокожих индусов. Западный ветерок нёс прохладу и запах моря – они пересекли Индостан с востока на запад и приближались к Аравийскому морю.

– Все эти батраки принадлежат к касте черуманов – настолько низкой, что черуман оскверняет найяра на расстоянии шестьдесят четыре фута, – объяснил Джек. – В таком случае найяр обязан его убить, а затем пройти бесконечные очистительные обряды. Чтобы сберечь себе жизнь, а найярам – время, черуманы постоянно кричат: «Попо!», чтобы никто к ним нечаянно не приблизился.

– Ну ты и загнёшь, – сказал Дэнни с равной долей презрения и нежности.

Из-за поворота дороги раздался другой крик: «Кикуйя! Кикуйя!» Заслышав его, черуманы похватали мотыги и отбежали от дороги, оставив безлюдными полосы по шестьдесят четыре фуга с каждой стороны дороги. Вскоре показался небольшой отряд: впереди ехала на белом коне чернокожая, голая по пояс женщина в золотых украшениях, за ней бежали несколько слуг.

– Если найяры такие, то едем к ним! – воскликнул Джимми.

– А чем, по-твоему, мы занимаемся последнюю неделю?

– Там, куда мы едем, ещё такие будут?

– Да, они там заправляют. Это воинская каста. Представь, что ты отправился в Сент-Джеймский дворец поглазеть на знать – красивых дам и господ, которые носят шпаги и, чуть тронь, пускают их в ход.

Когда зашло солнце, Джек отправил эскорт назад – продолжать необременительную осаду. Остальные до утра продремали в лагере. На рассвете их разбудила перекличка между черуманом, стоящим за камнем в шестидесятичетырёхфутовой черте от города, и баньяном на городской стене. Черуман высыпал на камень мешок наличности: персидского горького миндаля и каури, среди которых затесались несколько чёрных медяков. – затем удалился. Через минуту вышел баньян, положил на камень свёрток с товаром, отсчитал несколько раковин, миндалин и монет, после чего возвратился в город. Черуман вернулся и забрал покупку вместе со сдачей.