Страна Печалия - Вячеслав Юрьевич Софронов
— Ну, рассказывай, чего давеча о тех казаках говорил…
Тихон смутился, отвел глаза в сторону и негромко произнес:
— Лучше бы я тебе ни о чем не сказывал, а то теперь, вишь как вышло, уже и батюшке доложила, а от него дальше разнесется.
— Что разнесется, милок? — со строгостью в голосе спросил Аввакум. — Чего ты такое ведаешь, о чем другим знать не следует? Давай кайся, будто на исповеди, а там я сам решу, как быть.
Тихон сбивчиво начал рассказывать, что у них в казачьей избе прошел слух, будто бы должны приехать в город два каких-то казака, имеющих на руках грамоту, в которой писано, что православным людям не пристало отказываться от веры отцов и не следует ходить в храмы, где служба ведется по новым правилам.
Аввакум внимательно слушал его рассказ, покручивая ус, и ничего не говорил, соображая меж тем, как ему отнестись к этому известию. Получалось, не он один воспротивился Никоновым новинам, есть еще люди, что будут стоять до конца, но от старой веры не отойдут. Только уж больно круто взялись они за дело, предав смерти монастырских переписчиков, да еще и сбросив их в прорубь. И вот сейчас он должен был решить для себя непростую задачу, то ли привлечь их на свою сторону и, объединившись, начать здесь, в Сибири, бороться за праведную веру, или предать их анафеме за смертоубийство.
Что-что, а убийство, по сути дела, ни в чем неповинных людей он принять не мог. Иначе и он будет причастен к содеянному. Но с другой стороны, он не мог потерять патриарших противников, открыто выступивших против Никона, коль представился такой случай. Выходит, нужно с теми казаками срочно встречаться, чтоб узнать, что они замыслили делать дальше, попытаться урезонить их, чтоб те не губили человеческие жизни, а каким-то иным способом поднимали народ, перетягивая сибиряков на свою сторону.
Хотя… вряд ли они послушают его и подчинятся, аки агнецы Божьи, коль уже вступили на кровавую дорожку. Но другого пути у него не было… Если вдруг они завтра скроются из города, то вряд ли он сможет узнать, где они объявятся в следующий раз, а может, и здесь, в Тобольске, уже замыслили очередную расправу с переписчиками, что, как он слышал, были заняты этим делом где-то на Софийском дворе.
Аввакум несколько раз порывался выяснить, где те писцы помещаются, потолковать с ними по душам, авось да удастся переубедить их, что заняты они совсем неправедным делом, и, глядишь, послушаются они его. Но за извечной своей занятостью он так и не исполнил задуманное, откладывая со дня на день, а теперь, когда нужно их хотя бы предупредить о грозящей опасности, он не знал, где их искать.
Обращаться к Ивану Струне или Григорию Черткову, он и в мыслях не держал, поскольку истолкуют они его известие обязательно по-своему и самого обвинят в связи с теми казаками. А очередной раз попадать в подвал, где для верности его наверняка еще и на цепь прикуют, он никак не желал.
Поэтому он осторожно спросил Тихона:
— А ты, сынок, сам-то их видел, али как? Слух, он всего лишь слух, а где их найти, знаешь ли?
Тихон ответил, что свидеться с теми казаками ему пока не довелось, но старики шушукались меж собой, будто бы те остановились как раз в монастырской слободе. А будучи знакомы с кем-то из местных служилых людей, через них и связь держат с остальными.
Получалось, ведут они себя осторожно, боясь ненароком быть узнанными, и вряд ли заявятся в казачью избу для совместной открытой беседы со всеми. Скорее всего, они ищут себе помощников, чтоб не открыться властям, а потом потихоньку исчезнут.
В это время открылась дверь, и вошла Анастасия Марковна, неся под мышкой какой-то сверток.
— Вот, — заявила она. — Устинья гостинцев деткам прислала. — И она подала сверток детям, которые тут же устроили галдеж, выхватывая друг у дружки кусочки принесенного матерью пирога с брусникой.
— Гостинцы — это хорошо, — усмехнулся в бороду Аввакум, — а что про гостей ее узнать удалось?
Марковна не спеша сняла с себя тулупчик, размотала вязаную шаль и со вздохом ответила:
— Как я тебе говорила, так все и вышло: сидят в горнице двое мужичков нездешних и Фома с ними, о чем-то меж собой тихими голосами разговаривают, а о чем, то мне неизвестно… Как я вошла, они за занавеску зашли, схоронились, значит. Но потом ничего, потом поняли, что у нас бабьи разговоры, за стол вернулись обратно.
— Понятно, понятно, — кивнул протопоп. — А неужто Устинья ничего не сказала, что это за люди? — с недоверием поинтересовался он. — Совсем на нее непохоже, чтоб она не поделилась новостями своими.
— Да нет, несколько словечек молвила… Но только, похоже, она и сама не знает, откуда они взялись и зачем в город к нам пожаловали. Фома их с собой с базара, что ли, привел, сказал, будто обещают расплатиться за ночлег. Все и новости.
— И что же, она не знает, что ли, надолго ли они прибыли? — не унимался Аввакум. — Этого она тебе не сообщила?
— Обещали за несколько дней вперед заплатить, — безразличным тоном отвечала Марковна, давая понять, что разговор этот ей наскучил, и тут же переключилась на Тихона:
— Ты, поди, голоднехонек сидишь, а Маринка и не догадается поподчевать тебя чем, сейчас я тебе щи подам. Извини, что постные, другие готовить батюшка не велит, пост как-никак. — И она загремела горшками, собираясь кормить молодого казака.
Тот попытался было отнекиваться, что сыт, но по всему видно было, уходить он не спешит, а потому рад предлогу побыть подольше подле Маринки, и уж коль придется хлебать постные щи, то согласен и на это.
Маринка тут же расцвела, кинулась помогать Марковне. И как раз в это время у ворот раздался храп коней, и с улицы донеслись чьи-то зычные мужские голоса. Судя по всему, то в очередной раз пожаловали нежданные гости, желающие довести расправу над Аввакумом до конца, и коль прошлой ночью это у них не вышло, то сегодня вряд ли они от своего отступятся.
* * *
Маринка, услышав шум за окном, от страха взвизгнула и непроизвольно схватилась за руку Тихона, а Марковна едва не пролила щи из миски, которую чуть не донесла до стола. Дети на печке замерли, понимая, что происходит что-то нехорошее, страшное.
Аввакум кинулся к двери, приоткрыл ее и увидел, как по
