Еремей Парнов - Заговор против маршалов
В газете («Правда» от 24 мая) сразу увидел приветственную телеграмму покорителям Северного полюса, подписанную руководителями партии и правительства.
Его подписи не было. А ведь ее запросили по телефону!
Случайность в таком деле исключена.
И майский день померк. Теперь он знал, что чувствовали те, кто исчезал разом и невозвратно. Попытки заступиться, спасти кончались ничем. Это был путь с односторонним движением. Как по реке времени.
На закате подъехали три автомобиля.
В тот предвечерний, такой умиротворяюще тихий за городом час в Кремле шло заседание Политбюро, на которое Рудзутака не пригласили. Состоялось голосование, и он автоматически превратился в «бывшего», но еще оставался членом ВКП(б), вернее, ВКП, ибо буковка в скобках почему-то «выпала» из постановления. И еще членом Президиума ЦИК и Президиума ВЦИК, и заместителем главы правительства, и заместителем Председателя Совета Труда и Обороны.
«Суета сует — все суета!»
Он уже не принадлежал к миру живых.
«Поставить на голосование членов ЦК ВКП(б) и кандидатов в члены ЦК следующее предложение: «ЦК ВКП получил данные, изобличающие члена ЦК ВКП Рудзутака и кандидата ЦК ВКП Тухачевского в участии в антисоветском троцкистско-право-заговорщицком блоке и шпионской работе против СССР в пользу фашистской Германии. В связи с этим Политбюро ЦК ВКП ставит на голосование членов и кандидатов ЦК ВКП предложение об исключении из партии Рудзутака и Тухачевского и передаче их дела в Наркомвнудел».
Никаких дел, естественно, не передавали туда, где, как личинки в тухлом мясе, как бы сами собой зарождались дела. Был бы человек, а статья найдется.
Два дня понадобилось, чтобы разослать опросные листы, прежде чем Сталин подписал постановление. Голосовали члены ЦК Якир и Гамарник, голосовал кандидат в члены ЦК Уборевич.
Бывший маршал уже четвертые сутки поливал кровью «дело». В самом прямом смысле, прямее не бывает.
Замначальника Особого отдела Ушаков «возил» его разбитым лицом по раскрытой папке — «делу» под номером 967 581.
— Не подпишешь? Подпишешь!.. Кровью подпишешь, фашист!
Ежов, лично руководивший работой с Тухачевским, прикрепил к нему лучших «забойщиков». Всю неделю, с двадцать второго по двадцать восьмое, он ежедневно докладывал Сталину о ходе следствия. Дважды приезжал вдвоем с Фриновским.
Выправляя протоколы, вождь закладывал такие мертвые петли, что дух захватывало. Вплетал в дело о военном заговоре связи по прежним процессам, тянул нити в то, неизведанное грядущее, что прозревал он один. Отсюда непредсказуемые прыжки ненасытного «тиранозавра»: то правые, то снова троцкисты, скачок в сторону Енукидзе, молниеносный бросок на Рудзутака.
В ночь на двадцать девятое в присутствии Ежова Тухачевский подписал окончательный вариант:
«Еще в 1928 году я был втянут Енукидзе в правую организацию. В 1934 году я лично связался с Бухариным, с немцами я установил шпионскую связь с 1925 года, когда я ездил в Германию на учения и маневры... При поездке в 1936 году в Лондон Путна устроил мне свидания с Седовым... Я был связан по заговору с Фельдманом, Каменевым С. С., Якиром, Эйдеманом, Енукидзе, Бухариным, Караханом, Пятаковым, Смирновым И. Н., Ягодой, Осипяном и рядом других».
Полпреда Карахана вызвали из Анкары в связи с назначением в Соединенные Штаты — взят на вокзале в Москве. Армкомиссар второго ранга Осепян — грамотеям из О СО было не до буквенных тонкостей — сбежал из-под ареста. Отличаясь могучей силой, герой гражданской выломал доски и на полном ходу выпрыгнул из вагона. Скатившись с насыпи, он повредил ногу, но кое-как доковылял до колхозного поля и зарылся в стог. Поднятая по тревоге рота НКВД прочесала всю окрестность, но лихой богатырь так умело закопался, что, сколько не тыкай штыком, не достанешь. Отлежавшись, он добрался под утро до станции, где наткнулся на телеграфиста — бывшего красногвардейца. Тот сразу узнал своего боевого командира. Осепян велел связаться с райцентром: волновало, висят ли портреты Ленина и Сталина. Когда брали, он решил, что начался контрреволюционный переворот. Портреты оказались на месте. Тогда армкомиссар позвонил Ворошилову: как быть? «Приезжай в Москву, разберемся»,— посоветовал старый товарищ.
— Не понимаю, что происходит? — в Лефортово его поместили в одну камеру с Путной.
— Станут нарезать на спине ремни, сразу поймешь.
На заседании Политбюро Сталин коротко проинформировал о поступивших из за рубежа документах. Заговорщики планировали во взаимодействии с германским генеральным штабом и гестапо свергнуть Сталина и Советское правительство, а также все органы партии и Советской власти и установить военную диктатуру. Это должно было быть произведено с помощью связанного с Германией антикоммунистического национального правительства, имевшего целью осуществить убийство Сталина и его ведущих соратников, а затем предоставить Германии за ее помощь особые привилегии внутри Советского Союза и сделать территориальные уступки на Украине.
Формулировки были почти такие же, как на процессах, но с характерным для перевода с иных языков акцентом: «Это должно было произойти под лозунгом национальной России, которая находилась бы под сильной военной властью».
ГЕРМАНСКИЙ ПОСЛАННИК ФРАНЦ ФОН ПАПЕНАДОЛЬФУ ГИТЛЕРУ
Чрезвычайный посланник и полномочный министр по особым поручениям
Вена, 27.5.37 Совершенно секретно
Содержание: директива Политбюро
В приложении я пересылаю поступившую мне известным путем директиву Политбюро Советского Союза своим внешнеполитическим представительствам от 24 мая 1937 года.
Фюреру и рейхсканцлеру
Берлин Папен
56
В Киеве открылся съезд Компартии Украины. Член Политбюро КП(б)У Якир сидел на сцене рядом с Постышевым и Косиором.
На городскую квартиру, где ждал отправки багаж, он почти не заглядывал. Жена с сыном доживали последние дни на даче в Святошине. После заседания Иона Эммануилович каждый вечер отправлялся за город.
Как упоительно-горько пахла полынь! И дорожная пыль, врываясь в приспущенное стекло «ЗИСа», щекотала в ноздрях. И взбаламученные потемки над дикой степью полыхали ветвистыми трещинами.
Господи боже мой, до чего быстро все пролетело!
На застекленной веранде уютно светила настольная лампа. Петя штудировал алгебру — экзамены на носу. Здорово вырос. За спиной семилетка. Рубеж!
— Дай-ка я проверю,— Иона Эммануилович взял учебник.
В доме, сразу заставив насторожиться, тренькнул и после короткой паузы требовательно задребезжал звонок.
— Междугородная.
— Москва, папа?
Звонил Ворошилов.
— Назначено срочное заседание Военного совета. Немедленно выезжайте. Очень важный вопрос.
— Поздно уже, Климент Ефремович. Я завтра с утра самолетом.
— Нет, только поездом... В Москве плохая погода. Берите свой вагон.
На перроне было тесно от провожающих. Приехали сослуживцы, старые друзья, выкроили минутку и делегаты съезда. Последние рукопожатия, вечные слова прощания, что сами срываются с губ и проносятся мимо.
— Петя, будь мужчиной!
Двадцать девятого мая в тринадцать часов пятнадцать минут он видел отца в последний раз.
Вечером нагрянули с обыском.
Рано утром поезд остановился в Брянске. После того как салон-вагон отцепили, по железным ступеням поднялись работники НКВД. Войдя в купе, где командарм досматривал последний сон, не отравленный вонью параши, они первым делом нашли оружие.
Пистолет лежал под подушкой. Где же еще ему быть?
Один резко рванул занавески, другой сдернул одеяло.
— Вставайте! Вы арестованы.
Якир вынырнул из сна, как боксер из нокдауна. Сперва встрепенулось сердце — оно уже все знало, и только потом сквозь головокружительную муть просочилось понимание. Он содрогнулся от ледяного озноба: в довершение всего они застали его врасплох, голого. Омерзительно!
— Вот постановление,— ему сунули под нос какую- то бумажку с фиолетовой ядовитой печатью.— Одевайтесь.
