Хамза Есенжанов - Яик – светлая река

Метнув недобрый взгляд на Аблаева, Жолмукан холодно отозвался:

– Привет, господин Аблай, присаживайся. Поговорим, если у тебя дело ко мне.

Спокойный вид Жолмукана, его глухой, вызывающий голос взбесили офицера.

– Встать! Одевайся, скотина! – завопил Аблаев, притопнув в ярости ногой. – Перед офицером солдат должен вытянуться в струнку! Ишь, подлец, расселся, как на тое!

Нурым стоял, прислонившись к стене, внимательно наблюдал за Жолмуканом и Аблаевым. Он сразу понял, что Аблаев – это тот самый офицер, который приезжал в их аул, чтобы схватить Хакима. «Значит, пути наши опять встретились? Теперь он хочет схватить Жолмукана… За неподчинение приказу…» Нурым издали сверлил глазами Аблаева, будто стараясь запомнить каждое его слово, каждое движение.

Жолмукан поднялся, сделал шаг вперед и насмешливо поинтересовался:

– Куда ты меня зовешь? Может быть, ты стал сватом нашего аула и приглашаешь меня на той?

Аблаев окончательно рассвирепел.

– Связать его! Мерзавец, отказывающийся честно служить валаяту!

Заметив угрюмые лица кольцом стоявших солдат и поняв, что им не сладить с кряжистым, крутоплечим джигитом, два солдата, сопровождавших Аблаева, беспомощно переглянулись.

Нурым узнал одного из солдат – маленького, тщедушного, с бегающими трусливыми глазками. «Этот тот самый рыжий, синеглазый хлюпик. Летом он избил Сулеймена и хотел, наглец, забрать у меня коня!» Нурым стал выжидать, чем закончится стычка, и не решался приблизиться. Ему чудилось, что хмурые джигиты сейчас накинутся на Аблаева и двух солдат, а Жолмукан, не раздумывая, оторвет офицеру голову. Джигиты так просто не отдадут своего любимца Жолмукана. Ишь как разорался офицерик! Что он сделает, если сейчас его свалят и отнимут оружие?! Вслед за ним другой примчится? Пусть! Хоть целый десяток пусть прибежит, что они смогут сделать вооруженным джигитам?! Надо действовать!» – думал Нурым, еле сдерживая гнев.

– Связать, говорю! – взвизгнул Аблаев и притопнул ногой.

Маймаков быстро вцепился в левую руку Жолмукана, второй солдат кинулся на помощь, Жолмукан недобро глянул на солдат, потом на Аблаева и, коротко размахнувшись, звучно влепил Маймакову прямо в челюсть. Синеглазый, охнув, отлетел в сторону и шлепнулся в ноги дружинников. Даже не взглянув на него, Жолмукан прищурился на Аблаева.

– Бунт! Где онбасы? Где сотник? Где командиры? – завопил Аблаев, изменившись в лице. – Я покажу тебе, сволочь!..

– А ну, попробуй! – шагнул к нему Жолмукан. Офицер отступил. Жолмукан, сжав кулаки, вобрав голову в плечи, бесстрашно двинулся на него. Уже не надеясь на своих солдат, смертельно бледный офицер все пятился и пятился к двери.

Жолмукан никогда никого не трогал, если только его не задевали. А горячий, невоздержанный в подобных случаях Нурым сам не заметил, как очутился возле Аблаева. Офицер заметил, как к нему угрожающе подступил вдруг грозный, словно рассвирепевший верблюд, высокий и черный джигит. Отступать дальше было некуда. В растерянности он ухватился за кобуру. Нурым, тяжело дыша, подошел к офицеру вплотную:

– Я онбасы!

Казалось, ударили по пустой ступе – все вздрогнули от его голоса.

Как бы не веря, Аблаев взглянул на него и сказал неуверенно:

– Что за безобразие, онбасы! Этот джигит… из твоей десятки?

Чувствуя, что Аблаев струсил, Нурым сдержал себя. Если бы офицер еще раз повторил свой приказ, Нурым тут же связал бы его самого.

– Нет, он не из моей десятки… Однако не скажете ли вы, офицер-мирза, в чем он провинился? – спросил Нурым как можно вежливей. – Почему вы считаете его сволочью? Он среди нас самый тихий, мирный джигит, никогда никого не обижал, делится последним куском со своими друзьями.

Аблаев пришел в себя. Высокий черный джигит, стоявший перед ним, показался ему надежным, дисциплинированным, строгим онбасы. По всему видно, он предан валаяту и должен поддержать распоряжение офицера.

– Здесь не место перечислять все его преступления, онбасы, да и закон не разрешает. Ты помоги мне исполнить приказ правительства. Я должен арестовать Баранова. Так приказал полковник. Приказываю: обыщи его! Есть ли при нем оружие?

Нурым вспомнил, что Аблаев по приказу султана Аруна также приезжал арестовать Хакима, забрал прямо на сенокосе учителя Халена, измывался над всем аулом. «Встретился наконец мне, голубчик!» – злорадно подумал Нурым. Он покосился на наган офицера и поморщился:

– Вы оставьте эту штучку в покое, мирза, джигиты не особенно уважают такие игрушки. И в аулах ею размахивают, людей пугают, и здесь. Вот тот мирза Маймаков тоже не раз пытался палить…

– Ты, онбасы, не морочь мне голову побасенками, выполняй приказ. Обыщи Баракова!

– Не надо его трогать, он хороший джигит.

– Молчать! Как твоя фамилия?

– А зачем тебе, мирза добрый, моя фамилия? Джигиты хотят знать, в чем провинился Бараков! Кроме того, до нас доходят слухи, будто нас отправляют к казакам за Уральск. Верно?

– Молчать, не твоего ума дело!

– Я спрашиваю у вас, мирза, а не у себя!

– Я тебя в Сибирь загоню за такие слова…

– Значит, вы хотите арестовать Жолмукана? – скрипнув зубами, спросил Нурым.

– Место бунтовщика – в тюрьме. Другого места для него нет.

– Ах, вон ка-а-а-ак… – протянул Нурым, бледнея. – Значит, ты хочешь поступить с ним, как с Каримгали?!

Длинными руками Нурым схватил Аблаева за ворот, тряхнул его, швырнул от себя, а Жолмукан пнул офицера ногой в живот.

– Вяжите! – сказал Нурым обступившим джигитам. – Пусть узнает, каково быть связанным по рукам и ногам!

Несколько джигитов набросились на Аблаева, придавили его коленями, другие чуть не раздавили Маймакова, извивавшегося на полу, точно червь.

– Ойбой, а третий удрал…

– Держите его! – победно загалдели в казарме.

Но третий солдат исчез в суматохе, и о нем, пошумев немного, забыли.

– Может быть, эту собаку привязать к двери, пусть сторожит? Как вы думаете? – спросил Жолмукан, указывая на связанного Аблаева.

– Убить его надо, – сказал кто-то сзади, за спинами.

Никто не стал выяснять, кто это сказал, но все как-то потупились, почувствовав жестокость такой кары. Некоторое время стояла тишина. Первым ее нарушил Жолмукан:

– Слушай, певец, говорят, один казах, хорошенько отхлестав своего бодливого быка, сказал: «Катись, пучеглазый! И впредь будь осторожен, знай, с кем имеешь дело!» Может быть, с этой шавкой сделаем то же? Пусть прижмет свой хвост и уходит восвояси. А? – спросил Жолмукан хмуро молчавшего Нурыма.

В разговор вклинился рыжий джигит, который предлагал Жолмукану поменяться местами.

– Убить надо было Кириллова, но Мамбет подарил ему жизнь. Правильно говорит Жолмукан. Надо знать меру. Аблай не сам все затеял, нашандык[113] его заставил. Пусть он передаст своему нашандыку: «Джигиты своего силача Жолмукана в обиду не дадут. Лучше его не трогать». Вот и все. Зачем нам лишние хлопоты, мы за справедливость.

– Верно, надо было прибить Кириллова. Это он устроил суд. Чтоб он корчился в аду, подлец, за невинно пролитую кровь Каримгали! – поддержал рыжего еще один из джигитов.

– Эй, джигиты, а где Мамбет? Вот бы с кем посоветоваться!

– Я бы тоже хотел увидеть его, но где его сыщешь? Мамбет уже не вернется… – со вздохом произнес Нурым и обратился к Жолмукану: – Мне надо срочно сходить к родственникам. А с офицером что хочешь, то и делай. Хочешь – привяжи к двери. Не хочешь мараться из-за этой собаки – отпусти.

Нурым вышел из казармы, а Жолмукан сразу же после ухода товарища развязал Аблаева.

Ораз проснулся, поднял голову и, выглянув в маленькое окошко, прислушался. Сегодня он допоздна сидел в канцелярии над снабженческими документами и вернулся на квартиру, когда город уже спал. Сейчас Ораз не мог сразу определить, который час и скоро ли утро. На улице было совершенно темно, луна еще не взошла. Зыбкое мерцание редких фонарей на большой улице почти не освещало комнату; казалось, лачуга портного нарочно запряталась в ночной темени подальше от чужих глаз. До рези в глазах всматривался Ораз в темень, но ничего не увидел и не услышал ни единого шороха. Только в передней, возле печки, зашевелился вдруг хозяин дома. В темноте он поискал свои кибисы, не нашел и босиком пошлепал к двери. Ораз отчетливо слышал его шаги. «До ветру понадобилось хозяину», – подумал Ораз, но тут в дверь тихо постучали.

– Кто? – шепотом спросил портной, боясь разбудить жену и ребенка.

– Это дом Жарке?

– Да. Кто это?

– Откройте дверь, дело есть…

Портной отошел от двери, принялся зажигать лампу. Ораз слышал, как он шарил руками возле печки, чиркнул спичкой. «Кто там пришел?» – недоуменно подумал Ораз, но, не найдя ответа, снова улегся, чутко прислушиваясь к каждому шороху в прихожей.

От лампы-пятилинейки без пузыря потянулась к потолку тонкая струнка дыма. Потом желтоватое пятно на потолке поплыло к двери. Из-за печки Ораз не видел самого портного, его уродливая тень дрожала на потолке, ночного гостя Ораз тоже не разглядел. Нежданный пришелец вошел на кухню, поздоровался молодым высоким голосом. Возможно, путник не хотел разбудить спящих, возможно, он пришел с опасным и тайным поручением, поэтому говорил приглушенно: