Беатриса в Венеции. Ее величество королева - Макс Пембертон
Фердинанд призадумался, он предвидел немалую для себя тревогу. Этот проект не особенно ему нравился.
— Хорошо... только, как ни говори, это предательство, ловушка, — бормотал он.
— А разве все ее замыслы не предательские? — вскричала герцогиня, раздосадованная, что король сдавался не так легко, как она ожидала. — Разве она не старается ставить на каждом шагу западни тем, кто сюда пришел для защиты и ее супруга, и ее самой.
— Но пойми ты, — воскликнул король, открывая настоящие причины своего противодействия, — пойми, что я не хочу оскорблений, не хочу мучительных, тревожных забот! Мне нужен покой. Потому-то я и управление государством передал сыну, потому-то не протестовал, когда англичане удалили от меня моего лучшего друга, бедного д’Асколи, когда они фактически урезали мои прерогативы.
— Но вашему величеству в этом деле никаких забот не предстоит. Ваши вернейшие друзья все устроят, нимало вас не тревожа. У них одна цель — торжество истины и справедливости.
Король, подумав, согласился наконец.
— Так я, пожалуй, готов. Значит, моего вмешательства совсем не потребуется?
— До некоторой степени оно будет нужно, только не причинит вам ни малейшего беспокойства.
— Это все вам так кажется, милая ты моя девочка. Вы воображаете, что так легко заманить ее в западню, накрыть на месте преступления. Вы хотите бороться лукавством с ее ухищрениями — и жестоко ошибетесь в ваших расчетах. Ведь вы не знаете ее. У нее душа не человеческая, а сатанинская какая-то. Она способна совершать самые возвышенные, геройские поступки так же, как способна к отвратительнейшей низости. Иногда она, как орел, взлетит за облака и вдруг неожиданно, как ехидна, ползает в грязи. Она всякого человека насквозь видит... Правда, случается иногда, что она поддается влиянию какого-нибудь дурака из ее придворной челяди. Но все-таки не услаждайте себя надеждой быстро ее победить. Имейте в виду, что если она заподозрит вашу ловушку, то я и представить себе не могу. До чего она может дойти. Я в таком случае...
— Вы не вступились бы за меня? Не защитили бы меня от ее ярости? — вкрадчиво произнесла Флоридия, обвивая руками шею короля и прижимаясь лицом к его лицу. Она верно рассчитала: сладостное ощущение постепенно, но быстро ослабило его последние опасения. Он как бы махнул рукой на них...
— Однако, — обратился он через несколько минут к своей собеседнице, указывая на стол, — мы с тобой еще поклевать путем не успели. Жареные фазаны совсем остыли... а все-таки рекомендую: они заслуживают еще твоего внимания.
— Вы всегда меня будете любить? — спрашивала красавица, целуя его в седые волосы. — Всегда так же крепко, как теперь?
Король ничего не ответил, но, доедая фазана, глядел на нее такими глазами, что слова были бы излишни.
— Ах, Фердинанд! Фердинанд! — вздохнула герцогиня, — если бы я только могла всегда быть с тобой! Как бы я берегла тебя, как бы тебе спокойно жилось.
— Кто знает, — наконец отозвался он. — Все может еще случиться. Не так ведь еще я стар...
XXV
Гибель калабрийских партизан. — Тактика английского посла. — Альма спасена
Возвратимся к калабрийцам, вызванным Каролиной в Сицилию и не дождавшимся чести видеть свою королеву. Их, как мы знаем, скопилось около двух тысяч, кой-как ютившихся на прибрежной Сегестской равнине. До роковой ночи, описанной нами выше, у них были надежды, что непосредственные заботы королевы обеспечат их существование и дадут возможность сформироваться в боевые отряды. После же неудачной экскурсии ее величества к месту расположения своих калабрийцев все упования рушились. Им стало известно, что сама королева обратилась в бегство с половины пути, что полковник Рикардо, едва назначенный их командиром, исчез вместе с государыней. Лучшие люди отряда, конвоировавшие экипаж ее, покинутый теперь на дороге, тоже словно в воду канули.
Мелкие шайки калабрийцев, прятавшиеся среди холмов около Сегесты, были без труда рассеяны англичанами. Бентинк, знавший обо всем происходившем, выслал нарочно целый полк «вареных раков», как звали в Сицилии великобританских солдат, носивших — и носящих доселе — пурпурного цвета мундиры.
Несчастные не пытались даже сопротивляться; они разбежались кто куда мог, бродили по чужой, неизвестной им стране, плохо вооруженные, еще хуже одетые, голодные. Счастливцы, успевшие пробраться к морскому берегу, питались надеждой, что найдут какое-нибудь суденышко, на котором могут переплыть в родимую Калабрию. На сочувствие, а тем более на содействие местного населения эти пришельцы рассчитывать не могли. Сицилийцы, соплеменники и соседи калабрийцев (их разделяет только узкий Мессинский пролив), преданы одному и тому же королю; но они горды, самонадеянны и вмешательство калабрийцев в свои расчеты с англичанами считали оскорблением, как ни жаждали освободиться от последних. Они надеялись только на самих себя. Местные простолюдины отказывали пришельцам в куске хлеба. Многочисленные члены тайных революционных обществ усматривали в них помеху.
Королева сделала большую ошибку, пригласив этих несчастных, оторвав их от родимых гор, не предусмотрев последствий, а главное — поддавшись обману со стороны своих агентов, вербовавших и перевозивших калабрийцев. Она снабжала этих агентов крупными суммами, вполне достаточными для вооружения и содержания людей. Но агенты клали себе в карман львиную часть, а люди бедствовали во всех отношениях.
Разогнав калабрийские шайки около Сегесты, высланный англичанами для этого полк поспешно вернулся в Палермо, оставив для надзора на месте незначительное число солдат. Полк был поспешно вызван в столицу к открытию экстренных заседаний парламента, собравшегося для утверждения законов об увеличении налогов на зерновой хлеб. Правительство (т. е. английская партия) опасалось народного возмущения, которое, как говорили, подготовляется братством св. Павла. Слухи были основательны, и лорд Бентинк, конечно, не желал, чтобы его застали врасплох.
В местности, где еще бродили в одиночку калабрийцы, была оставлена всего одна рота. Бояться калабрийцев было уже нечего, однако патрули появлялись постоянно там, где пытались сходиться вместе несколько побежденных. Дня не проходило без стычки англичан с беглецами в гуще какого-нибудь леска. Тактика англичан заключалась в том, чтобы все более и более стягивать круг, в котором ютились калабрийцы, и заморить их голодом.
Что касается той дюжины «лучших людей», которых Рикардо выбрал для конвоирования королевы, — то они находились вне этого круга и с солдатами не дрались, когда Каролина ускакала в сопровождении своего шталмейстера, оставив не только карету, но и свою подругу Альму на попечении конвоя под началом Пьетро Торо.
Едва королева и Рикардо скрылись в чаще леса, как раздалось около пункта,
