Королевский выкуп. Капкан для крестоносца - Шэрон Кей Пенман
Когда Генрих повернулся к помосту и положил руку на плечо Констанции, вынуждая следовать за ним, словно против ее воли, Алиенора потянула сына за рукав, привлекая его внимание. Но предупреждение было излишним. Ричард смотрел на нескольких человек, только что вошедших в зал, и королева находилась достаточно близко, чтобы почувствовать его реакцию: Ричард поджал губы, на скулах у него заходили желваки.
– Видишь вон того щеголя в зеленой шапке, матушка? – спросил он. – Это Робер де Нонан, брат епископа Ковентрийского.
Этих слов было вполне достаточно: хотя Алиенора не знала брата Нонана лично, ей было известно, что это преданный сторонник ее сына Джона. Она тешила себя надеждой, что даже если Генрих замышляет подлость, в нее не окажется вовлеченным Джон. Хотя ей слишком часто приходилось видеть, как ее сыновья обращаются друг против друга, подражая братской «любви» между Каином и Авелем, последнее предательство Джона оказалось самым болезненным, потому как на кону теперь стояли не только земли или короны. Если Джон и Филипп победят, Ричард умрет во французской тюрьме, будучи обречен терпеть адские муки до последнего своего вздоха.
Усевшись на помосте – Констанция расположилась рядом, застыв словно каменная – Генрих кивком подозвал сначала Ричарда, а затем Робера де Нонана и его спутников. Те медленно двинулись вперед, и проходя мимо английского короля, бросали на него враждебные взгляды. Когда Ричард и Алиенора тоже подошли к возвышению, император поднял руку, взывая к тишине.
– Сегодняшний день должен был стать днем, когда мой дорогой друг, король англичан, обретет свободу. Но произошло кое-что непредвиденное. Французский король и граф Мортенский предложили большую сумму, если его заточение продлится по меньшей мере до Михайлова дня, а если король будет передан им, обещают заплатить нам полную сумму выкупа за него. Следуя личным своим симпатиям к королю Ричарду, я бы с ходу отверг эти предложения. Но увы, я вынужден действовать как император, а не как друг. Я обязан рассматривать любую возможность пополнить казну империи и обеспечить наш поход, призванный добыть корону Сицилии для моей возлюбленной супруги.
Ричард был ошеломлен. Даже в худшие минуты он не допускал, что Генрих осмелится нарушить договор в Вормсе, исполнять который поклялся своей бессмертной душой, под которым поставил печать во имя Святой Троицы и поручителями коего выступили крупнейшие вассалы и клирики империи. Он почувствовал, как ладонь матери сжала его плечо, ее пальцы стиснули его мускулы: хотя Алиенора не понимала латыни, зато хорошо знала язык тела своего сына. Повисшая в зале тишина была неестественной, полной – остальные присутствующие были потрясены не меньше Генриха.
А тот, похоже, упивался собой.
– Я желаю, чтобы все происходило открыто, без секретов. А потому прошу английского короля лично прочитать предложение, дабы у него не возникало сомнений в его содержании.
Он щелкнул пальцами, и когда ему в руку поместили развернутые свитки, с улыбкой передал их Ричарду.
Король механически взял пергаменты. Пока его глаза пробегали по строчкам, архиепископ Руанский наскоро переводил речь Генриха Алиеноре. Письма действительно были от Филиппа и Джона, и пока Ричард читал, что в них предлагалось, и прикидывал, как эти предложения отразятся на его судьбе, оцепенение уступало в нем место отчаянию и кровожадной ярости.
Смяв письма в кулаке, он швырнул их на пол, под ноги Генриху. Но прежде, чем он успел заговорить, мать зашептала ему на ухо:
– Постой, Ричард! Подожди! – Она стискивала ему руку с такой силой, что ей удалось оттянуть его назад от помоста. – Оглянись! – Голос ее дрожал, но в глазах сверкал зеленый огонь. – Посмотри!
Он повиновался и сразу понял, что имела королева в виду. Почти все до единого немцы в зале смотрели на Генриха так, будто тот вдруг признался, что он Антихрист. Не было пока сказано ни единого слова, но выражение ужаса и отвращения на лицах не оставляло сомнений, что эти люди думают о припасенном напоследок сюрпризе своего императора.
– Пусть сначала выскажутся они, – прошипела Алиенора. – Дай немцам разобраться самим.
– Государь император! – Новоизбранный архиепископ Кельнский подошел к возвышению. Адольф был примерно сверстником Ричарду, мужчина в расцвете сил. И даже будучи князем церкви, сейчас он напоминал скорее солдата, вооружившегося для битвы со злом. – Прежде чем будут приняты какие-либо решения, мы должны обсудить с тобой это дело.
Генрих на дух не переносил Адольфа фон Альтена, и на краткий миг это чувство отразилось не его лице.
– Я не вижу такой необходимости, господин архиепископ.
– А я вижу. – Это заявление прозвучало из уст архиепископа Майнцского, который выступил и встал рядом с Адольфом.
– И я тоже, – громко произнес Леопольд и присоединился к прелатам.
За ним следовали потрясенные сыновья и архиепископ Зальцбургский. К этому времени все недавние мятежники-бароны влили свои голоса в нарастающий хор протестов. Когда собственный дядя Генриха, граф Рейнского палатината Конрад тоже поддержал возражающих, император неохотно уступил и согласился встретиться с ними через час в доме каноников при соборе.
Прилив чистой, неразбавленной злости прошел, и Ричард снова овладел своими эмоциями.
– Это постыдное предложение, трусливое и презренное. Оно сделано отчаявшимися людьми, которым не хватает духу выступить против меня на поле боя. Как понимаю, мне нет нужды напоминать собравшимся в этом зале, что мой малодушный братец так и не принял крест, а французский король порушил священный обет, а затем злоумышлял против меня, пока я сражался за Христа в Святой земле. Впрочем, у меня нет сомнений, что мой дорогой друг император никогда не совершит ничего, что нанесет урон его чести и чести империи.
Последнее слово осталось за Ричардом. Генрих встал и вышел из зала, и только порывистость походки выдавала его гнев. Министериалы потянулись за ним. Забытая в кутерьме, Констанция устало откинулась на спинку кресла и закрыла глаза, благодаря Бога за то, что Генрих наконец-то перегнул палку. Проходя мимо, немецкие бароны и клирики, кипя от возмущения, заверяли Ричарда, что
