Нил Стивенсон - Смешенье
– Скажи, что я сам виноват.
– Простите, государь?
– Карма. Я косо посмотрел на корову или вроде того. Сочини какую-нибудь ахинею. Ты ведь хорошо это умеешь.
– Воистину вы – мудрейший из всех, кто правил этой землёй.
– Да, жаль, что мой срок истекает через четыре месяца. Через полчаса Меч Божественного Огня слез с ослика, а его заминдар вышел из паланкина. Оба встали над Большой ямой, куда стекала вся вода, добравшаяся от колодца. Местные члены касты коли привозили на арбах сухую чёрную грязь из копей в других частях джагира и высыпали в яму. Затем жижу месили палками, воду сверху собирали и заливали в горшки. Их кипятили на костре из дров, добытых в горах членами местной касты дровосеков. Когда содержимое упаривалось, его выливали на глиняные лотки и оставляли на солнце. Через некоторое время на лотках оставался белый порошок.
– Кто это такой в балахоне и почему он ест мою селитру? – вопросил Меч Божественного Огня, глядя из-под руки на лотки.
Все повернулись и увидели, что некто в длинном серовато-белом одеянии – не то монашеской рясе, не то арабской джеллабе – пробует на язык пригоршню селитренной рапы, зачёрпнутой с одного из лотков. Лицо неизвестного скрывал капюшон, натянутый от солнца.
Два совара и три пеших лучника – примерно половина монаршей гвардии – затрусили к нему, на ходу вытаскивая оружие. Однако у человека в балахоне тоже имелись телохранители – двое всадников, – которые выехали и встали с флангов. У обоих были мушкеты.
– Государь, это представляется покушением, спланированным лучше обычного, – сказал заминдар, спрыгивая с паланкина и доставая собственный мушкет. – Не соблаговолите ли спрятаться в Большую яму?
Правитель здешних мест достал из одежды пистоль и проверил, есть ли на полке порох.
– Сие не отождествляется мною с покушением, – заметил он. – Может быть, это бродячие торговцы картошкой.
Меч Божественного Огня дал ослику шенкелей и проехал между своими телохранителями, замершими при виде мушкетов.
Он удивился – хотя и не очень сильно, – увидев рыжую бороду. Гость отбросил капюшон, явив взглядам водопад седых волос, потом сплюнул селитру на землю и облизнул губы с видом знатока вин.
– Боюсь, здесь слишком много того, что годится в качестве балласта для корабля, но никак не для пороха.
– Занятно, Енох, что ты упомянул балласт. Возможно, он мне скоро понадобится.
– Знаю, – отвечал Енох Роот. – К несчастью, многие другие в христианском мире тоже это знают, Джек.
– Досадно. Я потратил большие средства на писца, который умеет шифровать.
– Шифр взломан.
– Как Элиза?
– Герцогиня в двух странах.
– Известно ей, что я монарх в одной?
– Она знает всё, что я знал перед отъездом. А именно: что ходят слухи о некоем христианском колдуне, который несколько лет назад направлялся с караваном в Дели. Караван атаковали маратхи на слонах. Они брали верх, пока не стемнело и слонов не обратил в панику холодный огонь, что окутывал, но не сжигал коней и всадников каравана. Торговцы благополучно достигли Дели, и Великий Могол Аурангзеб, по обычаю, возвёл победителя в ранг эмира и наградил джагиром на три года.
– Поэтому ты решил приехать и посмотреть, кто так злоупотребляет твоими алхимическими познаниями?
– Я приехал по многим причинам, Джек, но этой в их числе не было… я знал, кто колдун.
– Ты привёз то, о чём я просил?
– Об этом мы поговорим позже, – осторожно произнёс Енох. – Зато я привёз два предмета, которые ты забыл попросить, хотя следовало бы.
– Хм… дай-ка подумать… я люблю загадки… новую елду и бочонок доброго пива?
– Я тоже люблю загадки, Джек, но ненавижу игру в отгадки. Можем ли мы отыскать место, которое не было бы таким… – Тут Енох Роот обвёл взглядом стомильное пространство между горами и прибрежными болотами, – …открытым?
Джек рассмеялся.
– Если ты хочешь уединения, ты выбрал неправильную часть света.
– Так ты говоришь… и всё же здесь есть больше, чем видится па первый взгляд, – сказал Енох Роот, пристально глядя на Джека.
Джек подъехал к заминдару.
– Этот господин – покупатель селитры из Амстердама.
– Вы никого лучше не нашли?! – изумился Сурендранат.
– Пока сойдёт и такой. Я покажу ему копи. Худ-каштам скажи, чтобы расходились с миром. Картофельницу пусть не наказывают. Встретимся вечером в моём дворце, если крышу снова не сдует. Если сдует, то под деревом.
– Государь, копи расположены в дикой и опасной паргане, кишащей душителями. Вы точно не хотите, чтобы я отправил с вами соваров?
Джек взглянул на двух всадников, приехавших с Енохом Роотом.
– Что ты о них думаешь?
– Наёмники. Судя по цвету кожи – пуштуны.
– Я тоже так думал, пока не пригляделся. Скорее это загорелые христиане. Им не больше двадцати, но они выглядят закалёнными воинами и бестрепетно выдержали мой взгляд.
– Мушкеты держат умело, – признал заминдар.
– Они добрались сюда из самого христианского мира…
– Уверен, с ними мне ничто не грозит, – сказал Джек.
– Это за мамку! – крикнул один.
– Она и моя мамка, так что двинь ему ещё!
Большой окровавленный кулак стремительно заполнил Джеково поле зрения. Посыпались искры, шея отчётливо хрустнула.
– Слабовато, Джимми, ты можешь лучше! – крикнул второй, отодвигая первого плечом. – Дай-ка я! Boт! И вот! За покойницу-матушку!
Внезапно оба выросли футов на шесть – или Джек оказался на земле. Тот, которого называли Джимми, изготовился для пинка.
– Это за то, что заставил нас тащиться к чёрту на кулички, чтобы навалять тебе по сусалам!
Енох нервно маячил на заднем плане, убеждая их остановиться или хотя бы сбавить темп, но они не слышали.
– Это тебе за дурость!
– Нельзя ли поконкретнее? – спросил Джек (знавший по опыту, что в таких обстоятельствах шутка порой творит чудеса). Однако получилось невнятное бормотание, поскольку губы склеивались, стоило им оказаться рядом, и так раздулись, что оказывались рядом постоянно. Впрочем, тот, которого называли Джимми, как-то понял. Брови у него поползли вверх.
– Поконкретнее? Дэнни, он хочет, чтобы мы были поконкретнее!
Джек встал на четвереньки, потом на ноги. Пока он лежит, его будут пинать – уж пусть лучше бьют в морду, меньше покалечат.
– Это конкретно за то, что спутался с другой, когда матушка ещё не остыла в могиле!
– Это конкретно за то, что сменял французские брякушки на чертову прорву хлама!
Джек рухнул спиной в заросли бамбука, а Джимми и Дэнни – возможно, опасаясь кобр, – за ним не последовали. Они стояли, переводя дух. В первый раз с тех пор, как Джимми выбил его из седла, Джек вспомнил, что вооружён янычарской саблей, которой неплохо умеет орудовать; однако кто же станет рубить свою плоть и кровь? Вместо этого он тихонько вытащил саблю из ножен и легко срезал бамбуковый стебель толщиной в свою руку. Потом, волоча его за собой, выступил из зарослей.
– Силы тьмы! – воскликнул Джек, вглядываясь правым (не заплывшим) глазом куда-то вдаль. – Не пойму, это слон наяривает верблюда в задницу или наоборот?
Джимми и Дэнни обернулись посмотреть. Джек выставил бамбучину, как пику, и ткнул Джимми в левую почку, так, что тот рухнул, схватившись обеими руками за поясницу. Дэнни повернулся взглянуть, чего это Джимми вопит. Джек поддел его бамбучиной под колено, и тот полетел вверх тормашками; как раз когда ноги Дэнни растопырились в воздухе, Джек аккуратно опустил палку. Промахнуться было невозможно.
Воцарилась тишина, нарушаемая лишь пением экзотических птиц и стонами обоих молодчиков.
– Енох, если ты любезно приглядишь за змеями, душителями и вражескими полчищами, я скажу мальчикам пару слов.
– Охотно, только, пожалуйста, будь краток.
– Итак, Джимми и Дэнни. Спасибо, что проделали такой путь, чтобы повидаться с папенькой. Вероятно, вы думаете, будто я сержусь, что вы наваляли мне по сусалам. Но, по правде сказать, невелика печаль. И я не в претензии, что вы получились ирландцами. Меня рядом не было, чтобы англичанами вас вырастить. Ладно, это дело поправимое. Но мне не понравились ваши слова… как там?.. «чертова прорва хлама». Вы меня недооцениваете, ребята. Согласен, на то есть причины: вы отца первый раз видите, а родня Марии-Долорес валила на меня как на покойника. Поймите, когда я отправлялся в торговую экспедицию – десять или пятнадцать лет назад, – я думал о вашем благе. И сейчас думаю, просто я ещё не закончил. Мне пришлось похищать всякие сокровища, убивать всяких герцогов, сбегать от всяких пиратов. Однако плаванье не завершено, покуда корабль не бросит якорь в Лондоне или Амстердаме, а вы должны признать, что мы чертовски далеко оттуда!
