Анатолий Чупринский - Нежность Нефертити
Неф уже направилась к выходу, но, очевидно, вспомнив что-то очень важное, опять повернулась к Нахту.
— У меня еще одна просьба. — неуверенно сказала Неф.
— Слушаю тебя, лягушонок.
Неф вздохнула и решительно попросила:
— Разреши дернуть тебя за бороду, Нахт?
Нахт долго молчал. Лицо его было непроницаемо.
— За что? — наконец выдавил из себя врач.
— За бороду. — уточнила Неф.
— Понимаю, что не за нос. Но за что?!
Нахт был явно возмущен, но сдерживался, хотя в уголках его глаз мелькали едва заметные искорки смеха.
Неф виновато пожала плечами.
— Очень хочется. Я тихонечко. — сказала Неф. Вздохнула и добавила. — С детства мечтала.
— Нельзя! — категорично заявил Нахт.
— Тебе жалко, да? Для меня, да?
— Нет! — уперся Нахт.
— Почему? Я царица или не царица? — возмутилась Неф.
— Это унизит мое человеческое достоинство.
— А если очень-очень хочется?
Нахт глубоко вздохнул. Потом произнес каким-то почти трагическим голосом:
— Если нельзя, но очень хочется, то можно! Валяй, пока никто не видит.
Как именно происходило сие действо, останется тайной для последующих поколений. Свидетелей не было.
Уже на следующий день навстречу отрядам сирийцев выехали несколько повозок с кувшинами, доверху налитыми самым лучшим вином. Без охраны. Сирийцы на радостях даже не стали убивать погонщиков. Всыпали по несколько плетей каждому и отпустили на все четыре стороны. Сами устроили привал.
Вино было, действительно, самым лучшим. Наверняка, из подвалов самого фараона. Целый день и еще полночи сирийцы пировали и горланили свои тупые гимны. Под утро уснули.
А когда проснулись, оказались, все до единого, без оружия и доспехов. Со связанными за спиной руками.
Оказалось, действительно, достаточно и десяти конников, чтоб проводить сирийцев до самой границы Египта.
Весь дом Рамеса был увит плющом. Спокойная, умиротворяющая обстановка. Отовсюду слышались женские голоса. У Рамеса было несколько жен, да еще он одним из первых в Фивах завел себе гарем, состоящий в основном из молоденьких пленниц.
Сам Рамес был весь какой-то, доброжелательный, спокойный.
— Вот ты какая… Не-фер-ти-ти! — улыбаясь, по складам, протянул он. — Много слышал о тебе хорошего… Хочешь фруктов? Сладостей? Бери, детка, не бойся!
Рамсес даже сам взял со стола вазу и протянул ее Неф.
Неф молчала. Она давно усвоила важную и простую истину, «держи паузу!». Что бы ни случилось, держи паузу!
И Неф молчала. Смотрела на Рамеса спокойно и просто. И молчала.
И Рамес не выдержал. Он перестал улыбаться. Глаза его засветились недобрым огнем. Когда он уже отвернулся, чтоб поставить вазу обратно на стол, услышал за спиной.
— Царица Египта примет из рук доблестного воина даже чашу с ядом! Если понадобится!
Рамес резко обернулся. Все знали, и он знал, что все знали. Он никогда не был «доблестным воином». Он вообще не участвовал ни в каких битвах. Только отдавал приказы.
— Однако-о! — протянул Рамес. — Тебе, лягушонок, палец в рот не клади! Оттяпаешь вместе с рукой, почище любого крокодила.
Неф повернулась к Эйе, стоявшему у нее за спиной. Она явно собралась уходить. Рамес сразу засуетился:
— Ну-ну! Зачем такие крайности! Мы люди мирные.
Неф резко повернулась к Рамесу, но взгляд ее был спокоен.
— Тогда усмири своих головорезов. Загони их обратно в казармы.
Рамес помолчал. Пошамкал губами.
— Это просьба?
— Приказ! — спокойно и просто сказала Неф.
— А если я откажусь его выполнять?
— Египет захлебнется кровью. Конники Эйе будут рубить твоих пеших воинов. Стражники Маху ночами будут втыкать им в спины свои ножи. Страна разделиться на два лагеря. — медленно, как привычную молитву говорила Неф.
И смотрела при этом на Рамеса абсолютно спокойным взглядом.
— То-то обрадуются все наши внешние враги, когда увидят Египет слабым и беззащитным. Раздираемым междоусобной войной. Ты этого хочешь?
Неф не стала дожидаться ответа. В этом уже не было смысла. Она сделала знак Эйе и они направились к выходу.
На пороге, прощаясь, Рамес не удержался, участливо спросил:
— Как продвигаются поиски общенациональной идеи?
Неф словно ждала этого вопроса.
— По завершении… — ласково сказала она, — …тебя известят!
Уже на улице, помогая Неф подняться в колесницу, Эйе прошептал:
— Лягушонок! Я горжусь тобой!
— Ква-а! — едва слышно, жалобно протянула Неф.
Несмотря на очевидную победу, у нее было очень скверно на душе. Будто съела кусок сырого крокодила, по выражению врача Нахта.
— Раздавить бы тебя грязной сандалией… жаба-а! — шептал Рамес, приветливо улыбаясь и кивая вслед отъезжающей колеснице уже у ворот своего тенистого сада.
— Башку бы тебе отрубить, подлый прелюбодей! — шептала Неф, трясясь в колеснице за спиной Эйе. Прошептала и вдруг сама испугалась. Ей впервые пришла в голову подобная кровожадная мысль.
Как только колесница царицы отъехала от дома, из темноты вышел Главный хранитель казны Маи. Встал рядом с Рамесом.
Тот, даже не взглянув на него, насмешливо протянул:
— Ты не прав, казначей. Она гораздо опаснее. Недаром украшением своего царского головного убора она выбрала кобру.
— Что делать? Уничтожать или падать ниц?
— Ни то, ни другое. — усмехнулся Рамес. — Сотрудничать!
— Я могу разорить царскую казну за неделю.
— Ты глуп, казначей. — отозвался Рамес. — Она поднимет на ноги всю страну и богатства уплывут из твоих подвалов прямиком в ее руки. А твоя голова не будет стоить и ничтожной бусинки.
Рамес повернулся и медленно, покачивая головой и чему-то усмехаясь, побрел к дому. Маи догнал его у самого порога.
— Так что делать? — опять спросил хранитель казны.
— Сотрудничать! — с улыбкой ответил Рамсе. — С врагами следует сотрудничать. Она очень популярна в народе. Народ ее любит. С этим нельзя не считаться.
Рамес вздохнул, посмотрел на звездное небо и спросил:
— Ходят слухи, у нашей несравненной царицы особые отношения с нашим доблестным начальником конницы? Что говорят в народе?
— Разное. — насторожился Маи.
Рамес еще раз глубоко вздохнул, внимательно оглядел темное звездное небо, словно надеялся разглядеть на нем что-то еще, кроме звезд, и сказал задумчиво:
— Жизнь прожить, не Нил переплыть! Так-то, казначей!
Рамес повернулся и скрылся за занавесками своего дома.
Главный хранитель печати и казны Маи еще долго стоял в саду и напряженно ждал, но Рамес больше не появился. Из его дома доносилась тихая музыка и веселый женский смех.
Маи со злостью плюнул и скрылся в темноте.
Хотеп сидел на балконе своей спальни, прихлебывал вино из кувшинчика и смотрел на большой, равнодушный, ночной город.
С высоты балкона Фивы были как на ладони.
Бесшумно в спальне появилась Неф. Она долго стояла на пороге и смотрела в спину своего молодого супруга. Хотеп, почувствовав на себе ее взгляд, резко обернулся, вздрогнул, но ничего не сказал. Еще раз, как-то демонстративно, отхлебнул из кувшинчика.
Неф медленно подошла и присела рядом на скамейку.
— Ты слишком много и часто пьешь. — грустно сказала она.
— Когда выпьешь, все вокруг уже не так омерзительно. И я сам уже не кажусь себе таким… омерзительным.
— Ты вовсе не такой.
— Слабоумный фараон-чик! — с тоской сказал Хотеп. — Игрушка, которой управляют все, кому не лень.
— Всеми нами кто-нибудь управляет.
— Только не тобой! — резко ответил Хотеп. — Моего слабоумия хватает, чтобы понять… Понять свое место!
Хотеп с силой ударил себя кулаком по колену.
— Кто может так сказать, уже не глуп! — возразила Неф.
Хотеп не ответил, опять отхлебнул из кувшинчика.
— Тебе надо много читать… Я распоряжусь.
— Не смей со мной разговаривать, как с рабом! Я не раб! Да, я слабоумный! Не моя вина, что я родился таким. Но я не раб!
Кувшинчик выпал из рук Хотепа, упал на пол и разбился. Неф хотела было нагнуться, но Хотеп отпихнул его ногой. Только тут Неф заметила, что руки и ноги у него трясутся мелкой дрожью.
— Помоги мне! — резко сказал Хотеп. — Дойти до кровати.
Неф закинула его руку себе через плечо и, крепко держа за талию, осторожно отвела к постели, уложила. Присела рядом.
— Зачем ты вышла за меня? За такого… Хотела стать царицей всего Египта? Теперь довольна?
Неф ничего не ответила. Едва заметно, горько усмехнулась.
— Хочешь, я почитаю тебе вслух?
Неф, сидя на краешке кровати, слегка покачалась из стороны в сторону и начала тихим, чуть грустным тоном:
«Свершай дела свои на землеПо велению своего сердца.Причитания никого не спасают от могилы,А потому празднуй прекрасный день.И не изнуряй себя…»
7На Фивы снизошло умиротворение. Исчезли «лазутчики», будто их ветром сдуло. В торговых рядах опять закипела бойкая жизнь. По Нилу заскользили легкие, прогулочные лодки…
