Иван Франко - Захар Беркут

— Мы слыхали, боярин, твое мнение! — сказал он. — Не повторяй его еще раз перед нами, пусть оно останется при тебе. Выслушай же теперь, что мы думаем о твоем князе. Выслушай и не гневайся! Ты сам видишь и понимаешь, что отца и опекуна мы в нем видеть не можем. Отец знает своего ребенка, его нужды и желания, а он не знает нас и не хочет знать. Опекун оберегает своего подопечного от врага и всякой опасности, а князь не оберегает нас ни от непогоды, ни от грозы, ни от града, ни от медведя, а это наши злейшие враги. Он, правда, заявляет, что охраняет нас от нападения угорских воинов. Но как он охраняет нас? Насылая на нас еще худших врагов, чем угорцы, — своих ненасытных бояр с их дружинами. Угорцы нападут, заберут, что можно, и уйдут; боярин же, если нападет, так уж и осядет здесь и не удовольствуется никакой добычей, а готов нас всех навеки сделать своими рабами, Не отцом и опекуном мы считаем твоего князя, а наказанием божиим, ниспосланным на нас за грехи наши, от которого должны мы откупаться ежегодною данью. Чем меньше мы о нем знаем, а он о нас, тем лучше для нас. И если бы вся наша Русь могла сегодня избавиться от него со всеми его дружинниками, то, наверно, еще была бы счастливой и великой{16}.

Со странным чувством слушал Тугар Волк страстную речь старого оратора. Хотя и воспитанный при княжеском дворе и испорченный разложением и подлостью придворной среды, он все же был рыцарь, воин, человек и должен был ощутить хотя бы частицу того чувства, которое так сильно волновало сердце Захара Беркута. А к тому же он не совсем искренне бросал свои слова о неограниченной власти князя; его душа не раз и сама возмущалась против этой власти, и теперь он только хотел ссылкой на княжескую власть прикрыть свои собственные притязания на такую же власть. Не удивительно поэтому, что слова Захара Беркута запали ему в душу глубже, чем он того хотел бы. Он впервые с искренним удивлением взглянул на Захара, и жаль ему стало этого титана, чье падение, как он думал, было близко и неминуемо.

— Старик, старик, жаль мне твоих седых волос и твоего юношеского сердца! Долгий век прожил ты на свете — пожалуй, даже слишком долгий. Живя сердцем в прошлом, в пылких мечтах молодости, перестал ты понимать новые, нынешние времена, нынешние взгляды и нужды. То, что было давно, не должно быть нынче и вечно. Все, что живет, стареет. Устарели и твои юношеские мысли о свободе. Тяжелые ныне времена наступают, старик! Они требуют настоятельно единого могущественного властелина в нашем краю, который в единое целое соединил бы и в своей руке собрал бы всю силу своего народа для защиты его от врага, наседающего с востока. Ты, старик, не знаешь всего этого, и тебе кажется, что прежние времена еще длятся и поныне.

— И тут ты ошибся, боярин, — сказал Захар Беркут. — Не подобает старику предаваться юным мечтаниям и закрывать глаза на нынешнее время. Но трижды не подобает ему пренебрегать добрым лишь потому, что оно старо, и хвататься за худое лишь потому, что оно ново. Это обычай юнцов, и притом дурно воспитанных юнцов. Ты упрекаешь меня в том, будто бы я не знаю, что творится вокруг нас. А между тем неизвестно еще, кто из нас двоих лучше и подробнее об этом знает. Ты напомнил мне о страшном враге, грозящем нам с востока, и высказал мысль, что приближение этого врага требует объединения всех народных сил в одних руках. Теперь я скажу тебе, что я знаю об этом враге. Правда, боярин, к тебе вчера прибыл княжий посланец, который оповестил тебя о новом нападении грозных монголов на нашу страну, о том, что они после долгого сопротивления заняли Киев и уничтожили его дотла, а теперь страшной тучей движутся на наши червоннорусские земли? Мы, боярин, знали это еще на прошлой неделе, знали и о княжьем посланце, отправленном в эти края, и об его известиях. Княжий посланец прибыл поздновато, наши ходят куда быстрее. Монголы уже давно разлились половодьем по нашей Червонной Руси, разорили много городов и сел и разделились на два потока. Один направился на запад — верно, на Сандомир, в польский край, а другой идет вверх, долиною Стрыя, в нашу сторону. Не правда ли, боярин, ты еще не знал этого?

Тугар Волк с изумлением, почти со страхом, смотрел на старого Захара.

— А откуда ты это знаешь, старик? — спросил он.

— Я и это скажу тебе, чтобы ты знал, какая сила в общинах и в их свободном союзе. Со всеми подгорными общинами мы сохраняем связь; они обязаны нам, а мы им сообщать как можно скорей все вести, важные для общинной жизни. Подгорные же общины держат связь с более далекими общинами — покутскими {17} и подольскими, поэтому обо всем, что так или иначе важно для нас, обо всем, что творится на нашей Червонной Руси, летит молнией весть от общины к общине.

— Что вам эти вести, если помочь себе не можете! — высокомерно бросил боярин.

— Правду молвил ты, боярин, — печально ответил Захар. — Подольские и покутские общины бессильны помочь себе, так как они обобраны и ослаблены князьями и боярами, которые не разрешают им ни держать при себе оружия, ни учиться искусству владеть им. Вот ты и сам видишь, боярин, что это значит: соединить всю силу народа в одних руках! Чтобы соединить в одних руках всю силу народа, надо ослабить силу народа. Чтобы одному предоставить великую власть над народом, надо от каждой общины отобрать ее свободу, надо разорвать общинные связи, обезоружить общинные руки. А тогда всяким монголам открыта дорога в нашу страну. Ведь посмотри, что творится теперь на нашей Руси! Твой властитель, твой могучий князь Даниил, пропал где-то без вести. Вместо того чтобы обратиться к народу, вернуть ему свободу и сделать его живой и непреодолимой преградой против монгольского нашествия, он, в то время как монголы разоряют его край, бежал к угорскому королю, моля его о помощи. Но угорцы не торопятся помогать нам, хоть им и самим грозит то же нашествие. Теперь твой Даниил исчез где-то, и кто знает, может быть, вы вскоре увидите его в таборе монгольского хана в качестве его верного подданного, чтобы ценою неволи и унижения перед сильнейшим купить себе власть над слабейшими.

Боярин слушал эту речь, и уже в его голове начали складываться планы: что предпринять? как использовать для себя это время?

— Так, говоришь, нападение монголов угрожает и этим горам?

— Угрожает, боярин, — ответил Захар с какой-то многозначительной усмешкой.

— И что же вы думаете делать? Сдаваться или обороняться?

— Сдаваться нельзя, ибо всех, кто им сдается, они гонят в свое войско, причем гонят в первые ряды, в самые жестокие бои.

— Значит, вы хотите обороняться?

— Что в наших силах — попробуем сделать.

— Если так, то возьмите меня своим воеводой. Я вас поведу в бой против монголов!

— Погоди, боярин, мы еще не дошли до выборов воеводы. Ты еще не отчитался за свои поступки перед нашей общиной. Твое искреннее желание послужить общине мы ценим, но отцы наши говорили, что для чистого дела потребны и чистые руки. А будут ли чисты твои руки для такого дела, боярин?

Тугар Волк несколько смутился от такого неожиданного оборота дела, но затем сказал:

— Старик, община, забудем былые споры! Враг приближается, объединим свои силы против него! Выясняя свои недоразумения, вы можете лишь повредить делу, а никакой пользы этим себе не принесете.

— Нет, боярин, не говори так! Не недоразумения мы выясняем, а ищем правды. Неправдою пришел ты к нам, боярин, не по правде поступал с нами — как же мы можем доверить тебе начальство над собою в войне с монголами?

— Старик, ты, вижу, взялся разгневать меня?

— Боярин, помни, что здесь общинный суд, а не забава! Скажи мне, оседая на тухольской земле, собирался ли ты стать членом общины, или нет?

— Я прислан сюда князем как воевода.

— Мы уже сказали тебе, что не признаем твоего права над нами, а особенно права на нашу землю. Не трогай, боярин, нашей земли и наших людей, и тогда, может быть, мы примем тебя в свою общину, как разного среди равных.

— Вот как! — воскликнул гневно Тугар Волк. — Такова ваша справедливость! Чтобы я пренебрег княжеской милостью и искал милости у «смердов?

— Что же, боярин, иначе ты не можешь быть членом нашей общины, а того, кто к ней не принадлежит, община и терпеть у себя не захочет.

— Не захочет терпеть? — насмешливо вскричал Тугар Волк.

— Отцы наши говорили нам: вредного и ненужного члена общины, разбойника, конокрада или чужака, который против воли общины захватывает ее земли, — вместе с семьей изгнать из. пределов общины, а дом его разрушить и сравнять с землей.

— Ха-ха-ха! — засмеялся деланным смехом боярин. — Так вы посмели бы меня, боярина, награжденного княжеской милостью за мои заслуги, равнять с разбойниками и конокрадами?

— Что ж, боярин, а скажи сам по совести, лучше ли ты поступаешь с нами, чем разбойник? Ведь ты землю нашу забираешь, наше самое главное и единственное богатство. Людей наших гонишь и убиваешь, скотину нашу стреляешь! Так ли поступают честные люди?