Эрнст Питаваль - Голова королевы. Том 2

— То, что вы говорите, — сочувственно размышлял Кингтон, — приводит меня в трепет. Разумеется, лорду придется как-нибудь отделаться от леди, если королева согласится стать его женой: королева вспыльчива и ревнива, она прикажет обезглавить лорда, если узнает, что он изменил ей. Таким образом, тот, кто помог бы скрыть где-нибудь леди, оказал бы графу большую услугу. Но где можно было бы скрыть ее?

— Это уж моя забота! Всем, что свято вам, заклинаю вас, снимите с меня оковы и дайте мне возможность исполнить задуманное. Ведь Филли — мой ребенок!

Кинггон сделал вид, будто задумался в нерешительности.

— Если бы ее увезти в Шотландию, — пробормотал он тихо, — если бы ее можно было спрятать там, пока лорд женится, и сказать ему, что она умерла; если бы тогда такой человек, как я, протянул ей руку, то лорду пришлось бы пойти на все, лишь бы купить наше молчание…

Пытливый взгляд Кингтона прочел по выражению лица Брая, что он усилием воли подавляет в себе желание разразиться проклятиями. Хитрый лицемер понял, что Брая нельзя было склонить в пользу подобного плана, и потому он изменил тон.

— Или, — продолжал он, словно ему пришла в голову другая мысль, — если бы доказать лорду неверность супруги, чтобы он оттолкнул ее раньше, чем будет вынужден пойти на преступление? Это, собственно говоря, можно было бы подстроить…

Брай задрожал от ярости и негодования, он понял, что человек, которому он доверился, думает только о спасении лорда, что ему безразлична несчастная жертва.

Кингтон заметил его возбуждение и принял решение: так как Брай не будет действовать в интересах Кингтона, то незачем входить с ним в соглашение.

— Мы спорим из-за выеденного яйца, — сказал он. — Кто может вообще поручиться, что слухи справедливы, что леди увез сам лорд, а не кто-нибудь из его друзей? Очевидно, лорд не может быть женатым, раз в Лондоне является претендентом на руку королевы, и, следовательно, совершенно невиновен. Знаете что? Если я выпущу вас на свободу, то вам лучше всего скрыться за границу и позабыть о ребенке, который порвал всякие узы с вами и не хочет и слышать о вас!

— Никогда! Лучше я умру в этих цепях! — захрипел Брай, уже не сомневавшийся, что Кингтон выведал от него все, что хотел. — Вы думали обхитрить меня, предполагая, что я не остановлюсь в выборе между тюрьмой и позорным бесчестием, очень возможно, что вы даже хотели с моей помощью обмануть своего господина! Отлично придумано, помощник подлеца! Но он еще пожертвует тобой, чтобы сэкономить благодарность и отделаться от соучастника преступления. Ступай и продавай твоему господину свою совесть, но не торжествуй слишком рано. Более могущественные, чем ты, будут искать меня, и когда найдут, живым или мертвым, то твой господин выдаст им тебя. И когда ты, палач клятвопреступника, будешь проклинать его, то моя тень посмеется над тобой.

— Продолжайте, продолжайте и не щадите глотки, — насмешливо ответил Кингтон. — Через недельку я наведаюсь сюда и посмотрю, может быть, после строгого воздержания вы заговорите иначе!

С этими словами он вышел из камеры и с такой силой щелкнул замком, запирая его, что все зазвенело вокруг.

Как ни старался Кингтон быть невозмутимым, угрозы Брая все же навели его на кое-какие сомнения. Ведь он начал слишком большую игру и мог проиграть, если Лейстер не станет супругом королевы. Кингтон был убежден, что только любовь к Филли и боязнь нарушения брака удерживали Лейстера ухватить окончательно руку, которую боязливо протягивала ему Елизавета. Весь двор был уверен, что Лейстер должен восторжествовать, так как королева зашла уже слишком далеко, чтобы вернуться обратно, и что лорду нужно только суметь использовать сложившиеся обстоятельства. Говорили, будто королева втайне уже дала ему свое слово и только колебалась объявить во всеуслышание о своем решении. С другой стороны, из слов Лейстера Кингтон знал, что лорд не решился рискнуть на действия, которые заставили бы королеву сдаться. Поэтому Кингтону казалось самым важным удалить Филли или внушить Лейстеру уверенность, что с этой стороны ему нечего бояться. Если бы ему настоять на этом разрыве, то судьба Лейстера была бы в его руках. Граф не смел бы ни в чем отказать ему, и от него зависело бы устроиться так, чтобы эта тайна защищала его и от самого лорда, в случае если бы тот вздумал отделаться от него. С этой целью Кингтон выкрал из церковной книги метрику и спрятал ее в надежном месте. Что же касалось самого плана овладения Филли, то в данный момент было мало надежд на то, что можно было бы овладеть ею без насилия.

Раздумывая над тем, как бы возбудить у лорда подозрения против Филли — а это было лучшим средством вызвать Лейстера на открытый разрыв с нею, — Кингтон вдруг получил известие, что лорд без предупреждения прискакал в Кэнмор-Кастл. До сих пор каждый раз, когда граф думал навестить свою супругу, он заранее предупреждал Кингтона, чтобы тот мог следить за его безопасностью. Было странно, что именно на этот раз он оставил всякую предосторожность.

«Неужели я уже стал неудобен? — горько подумал он. — Неужели немая леди заключила союз с Ламбертом и объявила мне открытую войну? Клянусь Богом, ничто не могло бы до такой степени ускорить ее гибель, чем это. Ну да чем скорее придет час решения, тем лучше!»

Он приказал ранним утром приготовить лошадей, чтобы отправиться с Пельдрамом в Кэнмор-Кастл.

Лейстер отдыхал в объятиях Филли. Он мог быть веселым, так как слова Елизаветы, что она не желает выходить замуж, обеспечивали ему на некоторое время спокойствие и отдаляли кризис. Филли поделилась с ним своим беспокойством, навеянным на нее угрозами Кингтона, а он, забыв, что еще недавно был готов на крайние средства, решил, что Кингтон без нужды преувеличивает опасность. Почему было ему бояться Сэррея и Брая? Ведь он сдержал слово и сделал Филли графиней Лейстер? К чему Кингтон хотел переменить местопребывание Филли и удалить ее из того круга, который был ей мил и делал жизнь сносной? В душу Дэдлея закрадывалось подозрение, что Кингтон нарочно преувеличивает размеры опасности, чтобы казаться как можно более необходимым, и это подозрение еще больше увеличилось, когда Филли дала ему понять, что очень мало доверяет этому человеку.

Лейстер вышел в другую комнату и приказал позвать Ламберта, и при виде его замкнутого, серьезного лица, у него мелькнула мысль, что, пожалуй, этот человек мог бы заменить ему Кингтона во всем, что касалось соблюдения тайны его брака.

— Вы — старый слуга прежних владельцев Кэнмор-Кастла, — начал он в снисходительно-благосклонном тоне, чтобы ободрить Ламберта. — Кингтон хвалил мне вашу надежность, и у меня есть доказательства ее. Вы знаете, какие причины заставляют меня держать в тайне свой брак. Скажите, как по-вашему: в полной ли безопасности здесь моя жена, даже если произойдет самое худшее и по повелению королевы произведут обыск замка?

— Здесь она в полной безопасности.

— Значит, вы не разделяете мнения Кингтона, что лучше было бы переменить местопребывание графини?

— Если бы это случилось, то я подумал бы, что леди лишилась вашего расположения.

— Вы подозреваете, что кто-либо из слуг способен выдать мой тайну?

— Нет, но под врагами я подразумеваю тех, кто посоветовал вам удалить венчавшего вас священника, кто выкрал метрику о вашем браке из церковных книг и теперь хочет лишить вашу супругу моей защиты. Простите откровенную речь, но я позволю себе спросить вас, ваше сиятельство: может ли быть враг более опасный для вашей тайны, чем человек, делающий все, чтобы лишить вашу супругу доверия к честности ваших намерений? Я не говорю, что это случилось или может случиться, — уточнил Ламберт, заметив, что лорд покраснел и резко вскочил с места, — но попытка сделана, и, как ваш верный слуга, я не смею умолчать об этом.

— Кто осмелился на это?

— Сэр Кингтон сказал леди, что доказательства законности вашего брака имеются у него одного и что в его власти заставить исчезнуть их!

Лейстеру было неприятно, что Кингтон зашел так далеко, но в тоне Ламберта было что-то такое, что привело его в еще большее раздражение.

— Я не потерплю, чтобы мои слуги подозревали друг друга без достаточных оснований! — повысил он голос. — Откуда вы знаете, что Кингтон позволил себе подобную наглость? Неужели моя супруга унизилась до того, что сделала вас своим поверенным?

— Нет, но ввиду того, что я должен оберегать ее, я не закрываю ни глаз, ни ушей, если к ней приближается кто-нибудь иной, кроме вас. Я подслушал все это.

— Ваше рвение заслуживает благодарности, но в будущем я посоветую Кингтону держать вас подальше. Я доверяю ему так же, как и вам, и если захочу, чтобы мои поручения передавали моей супруге вы, то сообщу их вам. Поэтому успокойтесь! Кингтон действовал согласно моему желанию, хотя форма, в которой он передал мое решение, видимо, неподходящая. Я люблю слуг, которые повинуются слепо и размышляют только в тех случаях, когда я того требую от них.