Николай Задорнов - Война за океан
«Так это, наверно, я его убил», — подумал Маркешка.
— Как думаешь, не я ли его убил? — спрашивал он Бердышова.
— Нет, куда тебе, — отвечал Алексей. Он не завидовал никогда товарищу, но тут бы не хотел верить. «Зачем бы Маркешке лезть в такие герои! Хотя похоже. Может быть, Маркешка изловчился и ловко припечатал. Хорошо, что он молчит об этом».
И вот опять бой. Самый разгар его. Опять гром. Не конец ли, земля трясется.
Враг приготовил десант. Идут шлюпки. Сразу с пяти судов. Англичане направляются к Озерной батарее. Шлюпки врага подошли к берегу, их колонна лезет на седловину, где уничтожена батарея Максутова. Таковы были доклады, которые получил Завойко.
Там, где кончается Никольская гора, — крутые каменистые обрывы из сырой глины между камней. Обрывы подходят к берегу моря. Внизу только узкая отмель. Правей Никольская гора более пологими обрывами опускается в лесистую низину. У леса отмель пошире. Под обрывом высаживали десант французы, а у леса — на отмель — англичане.
Рослые английские матросы отважно ринулись из шлюпок к берегу прямо по воде. А от фрегатов еще отходили баркасы, полные народа. Страшное зрелище — щетина штыков и, как сильные щупальца, как лапы черепахи или клешни краба, — мощные ряды весел. Большая шлюпка идет совсем пустая, на ней лишь гребцы, два человека на корме, и адмиральский флаг полощется. Это адмирал союзной эскадры пошел брать город.
— Паря, как за товаром поехал — и место в лодке оставлено, — говорил Алексей. — Не грабить ли собрался?
Лейтенант Паркер, с саблей наголо, кричал своим бегущим вперед матросам, чтобы задержались. Высадка еще не совсем закончена. Он требовал построиться рядами, но его никто не слушал. Английские матросы и солдаты морской пехоты сегодня рассвирепели. Матросы свое дело знают. Иногда не надо слушать офицеров. Теперь за дело, надо добивать врага! Сегодня все рвались в бой!
Вот он, берег, его скалы, глина, камни, деревья, аромат земли и цветов… Черт возьми, кажется, неплохо. Но это все потом! Все это так долго было запертым, закрытым огнем вражеских батарей. Паркер командует — вперед! А вот и батарея из четырех орудий, скрытая под горой. Американец не обманул. Она уничтожена. Там пепелище. Теперь путь к городу свободен. Вперед! Сметать все с пути, сжигать город!
— Матросы, вперед!
Богатырь Джон, белокурый красавец, с ружьем наперевес ринулся вперед. Рядом Вилли и Том. За ними — целая россыпь красных мундиров.
А вот медленно, как на параде, идут четверо матросов. Худой и высокий Пити Херт, уверяющий всех, что он сын герцога, но не может это доказать из-за коварства родственников, парень действительно с аристократической внешностью. Его шея обвязана платком. Рядом, припадая на ноги, идет Булль. Коренастый, низкий, с толстым задом, обтянутым штанами, он идет гордо, кажется, рад, что идет с такими рослыми молодцами и с герцогом.
Но вот Том остановился, как бы вдруг в чем-то разочаровавшись, отвел руку с ружьем, вдруг ослабевшую, открыл врагу грудь, ружье вдруг выпало, упала рука, и сам Том повалился навзничь. Рядом с ним кудрявый Хеллоумэн опустился на колени. Пуля попала ему в голову.
«Откуда бьют?»
— Не бойтесь этих ос! Вперед! — на этот раз грозно скомандовал Паркер.
Матросы и так смело и твердо шли вперед. Это было лишь минутное замешательство, когда от пуль пали два товарища. Враг бил метко, и черт знает откуда он бил, кругом лес и скалы. Но замешательство прекратилось.
А сзади подходили все новые и новые шлюпки, и в одной из них стоял французский адмирал с саблей наголо.
— Ну, французам мы покажем, ребята, как ходить в атаку, — закричал Вилли.
Сотни людей волнами шли вперед. Торжественно, красиво и страшно, именно так началось, как мечтали молодые офицеры.
— Теперь сюда, налево, за мной! — весело кричал пожилой рослый американец, одетый в английский мундир, показывая налево с видом человека, который затевает выгодное дело. Пули русских шлепались в деревья. Это происходило непрерывно. Казалось, пошел очень крупный дождь. Но где они, эти стрелки? Боятся, скрываются.
— Эй, вы, выходите!..
Пятьсот матросов и солдат на дороге и вокруг нее. Это та дорога, что показал американец, обходная. Ее защищала батарея, которая теперь уничтожена. Путь свободен. Но идут не только по ней — повсюду… Пятьсот матросов и солдат — невиданная на Камчатке сила.
Еще триста лезут, как черти, по скользкой глине и камням на седловину, туда, где разгромлена большая батарея, засыпают цветными мундирами все щели в скалах. Там слышны крики. Это французы. Вот они уже поднялись на разбитую батарею на седловине. Быстро перескакивают через трупы и разбитые орудия.
А вот и здесь, в лесу, англичане нашли разбитую батарею. Английские матросы тоже перескакивают через разбитые орудия и трупы.
Казалось, препятствий нет, путь к городу свободен. Кто может устоять против такой силы? Этот кулак подносится к самому носу. Но вот там, где, казалось, нет ничего и все разбито, вдруг вспыхнули огни, целая цепь. Грянул грохот орудий прямо в лицо, картечь хлестнула по рядам. Величественные парни, шедшие в первых рядах, изувечены и перебиты, дико вскрикивают. Надо бы прятаться за деревья, ложиться. Но другие идут вперед. Достоинство не позволяет. Новый залп картечью. Что это? Предательство?
Рослые ребята падали рядами, дисциплинированно, как по команде, отправлялись на тот свет.
Это заговорила шестая батарея, до сих пор тщательно скрываемая и неизвестная врагу. Завойко поставил ее поодаль от той, что под обрывом, и вообще подальше от берега, чтобы враг разбежался как следует, разохотился и уже схватился бы в мыслях за город, как за горячие пышки или вареники в сметане. На эту батарею назначен был командиром инженер Карл Гезехус.
— Огонь! — скомандовал он, раскуривая сигару.
Вот тут уж пришлось ложиться. И град пуль… Это стрелки: забайкальцы и камчадалы. Но они воюют по-своему. Они не нанимались за деньги, их мало, они люди семейные, мундиры врагу не собираются показывать.
А с фрегата ударили по новой батарее. Дым, земля поднялась столбом. Упали деревья. Батарея стала виднее. Но она цела. Англичане дружно закричали свое «хура» и стали подниматься и выходить из-за укрытий, из-за стволов, валег и кустов…
И пушки шестой батареи снова били, они били беспрерывно. Матросы-аврорцы у этих пушек.
— Назад! — закричал лейтенант Паркер. — Не брать батарею в лоб. Держите правее. На гору!
Паркер решил, что надо занимать гору: «Оттуда увидим город. На высоте будем господствовать». Матросы быстро побежали по лесу, некоторые подымали убитых и раненых и, пригибаясь, оттаскивали их к баркасу. А те, что ушли вправо, полезли, сгибаясь, по сопке; россыпь из сотен красных мундиров ринулась теперь на Никольскую, спины видны хорошо между кустов и на обрывах. Это было бегство от страшной засады и в то же время отважное наступление вперед. Шли решительные минуты. Все происходило очень быстро.
А сзади высаживались и подходили новые отряды, и все это поднималось на гору. Вот наконец русские! А хитрые стрелки! Есть в форме, обмундирование в порядке. Это солдаты.
— Ну померяемся!
Джон кинулся вперед. Удар штык в штык, лязг, и казак-забайкалец падает с проколотой грудью. Ничего особенного, кажется, в этих врагах. Опять стрельба, падают английские и русские солдаты…
«Вот мы и на вершине. Виден ковш, суда, город, все это у наших ног… Но русские еще идут навстречу. Теперь их много. О, на них тоже красные рубашки!»
— Сейчас дрогнут! Вперед! — командует Паркер, уверенный, что они не выдержат такого удара.
«Черт возьми, но они все бегут вперед, — кажется, хотят отбить взятую нами высоту… Но их будто меньше, чем нас».
— У-у! — дико зарычал Алешка Бердышов, тоже штык в штык ударяясь с английским матросом. Тут же вместе с солдатами и матросами лезут на сопку камчадалы. Залязгали штыки. Рукопашная началась.
Откуда-то сбоку стреляли. Солдаты английской морской пехоты стали падать один за другим. А русские лезли на седловину и иногда стреляли на ходу и бежали, бежали со штыками. И трупы русских везде, вся батарея завалена.
— Черт возьми, они ловки в штыковом бою!
По всему гребню горы англичане стали осторожно отходить.
— Ур-ра! — загремело по лесу. Сейчас как будто весь лес превратился в русские штыки. Их, кажется, очень много. Кто-то из них все еще стрелял откуда-то, может быть с деревьев. Теперь красные мундиры падали чаще, чем русские рубашки.
«Но, черт возьми, земля такая тяжелая. Это страшно, — мелькнуло в голове Паркера. — Видимо, я отвык ходить по горам. Уже забыто, какова земля, это не в порту и не на бульваре. Какая огромная и тяжелая, неуклюжая эта гора. Какие отвратительные скользящие мелкие камни в глине, какие цепкие кустарники, чащи леса. Черт возьми, я, кажется, падаю — нет сил…»
