Евгений Богданов - Поморы (роман в трех книгах)

Наклоняться ему было трудновато, ноги с непривычки дрожали. Эх, совсем старик стал! — вздохнул Вавила, распрямился и посмотрел по сторонам.

Вертолет, что приземлился поодаль, снова взлетел и пошел к морю. Под металлическим брюхом у него висел на стропах контейнер. Вавила проследил за его полетом.

Солнце выглянуло из-за облаков и залило все вокруг радужным сиянием. Снега искрились, сверкали алмазной крошкой. Налево располагались вольеры. Их было много — не охватить взглядом! У ближней загородки суетились люди. Вавила приметил среди них желтый дубленый полушубок Анисима. Свояк размахивал руками и что-то говорил мужикам, которые волокли в вольер тюленят, опутанных сетками. Потом мужики закрыли проволочную дверцу и стали высвобождать хохлуш из мешков. Тюленята, выскользнув из пут, торопливо расползались в разные стороны.

Выпустив всех зверей из мешков, колхозники удалились. Вавила опять склонился над тушкой, отделяя сало от ребер. В уши ему врывался многоголосый крик тюленьих детенышей.

— Экие голосистые красотуленьки! — пробормотал он.

Солнце било в упор веселыми мартовскими всплесками. Глазам стало больно. Вавила снял рукавицу и смахнул слезинки рукой.

Вечером над отлогим заснеженным полем с вольерами стали сгущаться синие мартовские сумерки. Со всех сторон — от реки, от моря, из тундры — наступала тьма. Она становилась все плотнее и глуше. Прекратился грохот вертолетов, смолкли голоса людей, и слышались только посвист ветра-полуночника да разноголосица тюленят, которые сбивались в сетчатых загородках поближе друг к другу, готовясь встретить ночь. Постепенно голоса бельков затихали.

Цепочкой вокруг вольеров вспыхнули электрические огни. Они засверкали призывно и ярко на невысоких столбах с электропроводкой. Начал свой первый обход ночной сторож с карабином за спиной. Он неторопливо скользил вдоль ограждений на широких, подбитых камусом охотничьих лыжах и посматривал по сторонам: не порвалась ли где проволочная сетка, не явились ли незваные гости — волки из тундры, оголодавшие за длинную полярную ночь.

Сторож — а это был Ермолай — шел неторопко: бегать ему было уже не по силам, годы не молодые. На усах и бороде у него намерзли льдинки, лицо обжигал резкий ветер, под ноги стлалась сухая снежная поземка.

Волкам тут делать нечего, — успокаивал он себя. — Вертолеты распугали всю живность на десятки верст в округе. Сторож обогнул вольеры и вышел на самый берег. Тут остановился, отдышался в затишке за небольшой дощатой будкой и, став спиной к ветру, закурил.

На голове у него была оленья шапка с длинными ушами, на ногах валенки, теплый и легкий полушубок подпоясан ремешком. Ермолай снял лыжи, сел на лежавший возле будки пустой ящик и поглядел на реку, притаившуюся подо льдом и снегом неподалеку от вольеров.

В электрическом свете снег искрился, переливался блестками, но дальше к реке все пряталось в темноте. И ничего в этой тьме не увидишь на десятки, сотни километров, до самого Воронова мыса, до горла Белого моря. И там тоже — тьма-тьмущая, холодная, безлюдная.

Но вот из-за сугробов показалась луна. Ее серебристый шар, будто круглый большой поплавок от морского невода, все выше всплывал над берегом. Тьма неохотно стала расступаться, теснимая электрическим и лунным светом. Луна привнесла в безмолвие ночи нечто свое, особенное, словно бы чуточку оживившее окрестность.

Что-то заставило Ермолая насторожиться и получше вглядеться в темноту под берегом. Там, где боролись меж собой свет и потемки, на льду реки он приметил чуть заметное движение. Что там такое мельтешит? — подумал он, тихонько сняв карабин с ремня и положив его на колени. — Ничего не разберу… Аль пригрезилось мне?

Но вот то, что двигалось, попало в полосу света, и он разглядел тюлениху-утельгу. Торопливо работая ластами, выгибая массивную жирную спину, она подползла ближе к берегу и, подняв голову, замерла. Ермолаю показалось, что она смотрит прямо на него своими темными блестящими глазами. Он бросил окурок и осторожно поправил на коленях карабин: Чего ей тут надо?

Утельга больше не двигалась и только тянула морду в сторону вольеров, будто принюхивалась. Ну и ну… — удивлялся Ермолай. — Издалека пожаловала… Уж не детеныша ли ищет? Он покачал головой, дивясь тому, что тюлениха подошла к самым вольерам, а когда опять посмотрел на реку, ее уже не было… Заприметила меня и ушла, — подумал он. — В воду нырнула. Там есть полынья…

Ермолай встал, надел лыжи, закинул за спину карабин и снова заскользил по сухому снегу вдоль ограждения. Его тень неотступно двигалась рядом с ним, но была зыбкой и изменчивой: то вовсе исчезала, то появлялась опять в зависимости от расположения электрических фонарей. От ветра фонари раскачивались, и тень тоже колебалась на снегу.

С окраины села донесся треск мотора, блеснул тускловатый свет фары. Ермолай остановился, выжидая. Вскоре на снегоходе Буран, подняв белесое облако, подкатил председатель колхоза Климцов. Он решил проверить сторожа и вольеры.

Климцов осадил своего трескучего коня, выключил мотор и спросил:

— Как идет дежурство, Ермолай Иванович?

— Все в полном порядке, — ответил сторож. — Я только что обошел все вольеры… Не беспокойтесь.

— Хорошо, — чуть простуженным баском отозвался председатель. — Смена тебе будет в два часа ночи. Выдюжишь? Не смерзнешь?

— Холодно будет — пройдусь на лыжах. Да и тулуп у меня есть там в будке, — ответил Ермолай и добавил: — Гостья с моря приходила…

— Какая гостья?

— Да утельга…

— А зачем?

— Спроси у нее… — Ермолай сдержанно рассмеялся и, сняв рукавицу, стал обирать пальцами льдинки с усов.

Климцов поглядел в темноту над рекой, но ничего не сказал. Только попрощался и укатил домой, оставив после себя туманное снеговое облачко.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

1

Зверобойная кампания закончилась. Вертолеты поднялись с посадочной площадки и улетели в Архангельск, взяв на борт всех, кто приезжал в Унду. Из работников областного объединения остался только инженер-технолог Вельтман. Ему предстояло организовать обработку добытых тюленей и консервацию шкурок.

По утрам этот крепкий, средних лет мужчина в неизменной дубленке и шапке из пыжика шагал к вольерам и в цех, где заканчивалась установка оборудования. Его не очень устраивало то, что цех размещался в большом и холодном сарае, бывшем складе, что не все станки были осенью завезены. Но это зависело не от него, и даже не от Климцова, и приходилось довольствоваться тем, что имелось под рукой. Вельтман торопил рабочих, оборудовавших цех: дней через десять бельки в вольерах превратятся в серку, и начнется горячая пора. Надо, чтобы все поголовье было сохранено, обработано и затраты колхозов окупились. И Вельтман с утра до вечера хлопотал возле станков и приспособлений, деревянных больших чанов, рельсового пути и вагонеток, проверял готовность котельной и трубопроводов. Словом дел у него было по завязку.

Иван Данилович Климцов с правленцами комплектовал звенья для работы в цехе. Опытных обработчиков не хватало, приходилось обращаться к старикам-зверобоям. Те охотно откликались на его предложения.

Климцов опасался, как бы инженер, подготовив цех, не уехал, оставив его одного с такой прорвой дел. Но Вельтман заверил, что будет находиться в колхозе до той поры, пока не обработают все меховое сырье.

Климцов успокоился, но вскоре у него появились новые заботы. Митенев со своей бухгалтерией подвел дебет-кредит и, составив ведомости для расчета со звероловами, зашел к Ивану Даниловичу подписать их.

— Заработали мужики, по-моему, неплохо. Не должны обижаться, — заметил Климцов, проглядывая ведомости.

— Неплохо, — согласился Митенев. — Однако деньги на счету тают. После оплаты вертолетов осталось всего ничего…

— Скоро получим за шкурки солидные деньги, — сказал Климцов несколько самоуверенно.

— Цыплят по осени считают.

— А сколько у нас в банке на счету? — спросил председатель.

Митенев назвал сумму, и Климцов заговорил уже не столь самоуверенно.

— Тральщики еще заработают.

— На это не очень-то надейтесь, Иван Данилович, — опять возразил главбух. — Треску да окуня больше ищут, чем ловят, да и мелкая пошла рыбешка, еле дотягивает до промыслового стандарта. А мойве велика ли цена? На зарплату рыбакам дай бог заработать. А ремонт? Суда ведь требуют ежегодного ремонта!

Иван Данилович умолк и досадливо передернул угловатыми плечами: Этот Митенев всегда испортит настроение. Что за человек! Но председатель понимал, что опасения главбуха не напрасны, и выложил он их вовремя, чтобы предупредить о возможных будущих финансовых затруднениях. Митенев меж тем продолжал: