Юрий Щеглов - Бенкендорф. Сиятельный жандарм
Инструктаж
Фон Фок обвел глазами сотрудников, собравшихся в небольшом зале, где стены пахли свежей краской. Он был одет в новенький сюртук со звездой. Высокий воротник подпирал немного обвисшие гладко выбритые щеки. Тяжелый подбородок утопал в белом галстухе. Прядь волос ниспадала на лоб, несколько затеняя неприятный нарост на веке. Он опирался на пустую полированную столешницу мясистыми ладонями, и вся его массивная фигура источала уверенность, запах одеколона и надежду.
Сотрудников в зале собралось не очень много. Ближе остальных сидел барон Дольст, брат Петр фон Фок, Кранц, затем фон Гедерштерны, Леванда, братья Зеленцовы и ротмистр Озерецковский. Вдоль стен расположились титулярный советник Садовников, губернские секретари Элькинс и Полозов. У окна столпились прочие — титулярные советники Григорович, Смоляк, Никитин, Тупицын, Гольст и третий, самый младший брат Максимилиана Яковлевича Николай фон Фок — коллежский секретарь.
Фон Фок каждого из присутствующих знал не один год и лично приглашал на работу во вновь созданное учреждение.
— Господа, — обратился к коллегам управляющий III отделением, — через некоторое время сюда прибудет его превосходительство генерал-адъютант и шеф корпуса жандармов Александр Христофорович Бенкендорф — теперь ваш непосредственный начальник. Перед отъездом на коронационные торжества он скажет нам напутственное слово. Но прежде чем все мы с вниманием его выслушаем, считаю своим долгом сделать несколько предварительных замечаний.
Сотрудники не пошевелились, сидели тихо, как изваяния, а кто стоял — замерли в тех же позах.
— У каждого из вас есть на руках инструкция чиновникам Третьего отделения, писанная собственноручно его превосходительством генерал-адъютантом Бенкендорфом и утвержденная самим императором. Никогда в истории России ни один чиновник не располагал столь исчерпывающим документом, годным на все случаи жизни. Именно здесь сосредоточена сумма идей и настроений нового царствования. Я полагаю, что вы оценили сей документ в полной мере и будете неукоснительно следовать рекомендациям. Между тем я хотел бы обратить особое ваше внимание на пункты, которые на первый взгляд могут показаться малозначащими. Например, пункт второй. Прошу вас вместе со мной еще раз прочесть благородные слова нашего начальника.
Присутствующие вынули из карманов скрепленные листки и отыскали глазами второй пункт. Между тем фон Фок уже начал читать внятно и громко:
— Наблюдать, чтобы спокойствие и права граждан не могли быть нарушены чьей-либо личною властию, или преобладанием сильных лиц, или пагубным направлением людей злоумышленных. При его превосходительстве благородство будет почитаться одной из главных черт, необходимых сотруднику Третьего отделения. Преображенский приказ, тайная канцелярия, тайная экспедиция, особенная канцелярия Министерства внутренних дел, в которой я имел честь служить, располагали различными инструкциями, но ни в одной из них с такой выпуклостью не был подан основной принцип нашей будущей деятельности, как в пункте четвертом, который прошу найти и на который прошу обратить внимание.
Присутствующие перевернули страницы и углубились в чтение, которое сопровождал голосом фон Фок:
— Свойственные вам благородные чувства и правила несомненно должны приобрести вам уважение всех сословий, и тогда звание ваше, подкрепленное общим доверием, достигнет истинной цели и принесет очевидную пользу государству. В вас всякий увидит чиновника, который через мое посредство, то есть через посредство генерал-адъютанта Бенкендорфа, может довести глас страждущего человечества до Престола Царского и беззащитного и безгласного гражданина немедленно поставить под высочайшую защиту государя императора. Другие пункты инструкции имеют, быть может, большее практическое значение, но эти слова, идущие от самого сердца его превосходительства, вам следует запомнить, как «Отче наш». Вот, господа, на что я хотел обратить ваше особое внимание и еще раз подчеркнуть новый образ наших будущих действий.
В этот момент в дверях поднялась суета, и в залу в сопровождении адъютантов ротмистра Львова и подполковника Владиславлева вошел Бенкендорф. Все поднялись и замерли в почтительном молчании. Бенкендорф остановился посреди залы и приветливо улыбнулся:
— Я полагаю, господа, что Максимилиан Яковлевич сказал необходимые слова. Со своей стороны я хочу пожелать вам удачи на новом поприще и добавлю лишь: с Богом, господа, с Богом!
И он удалился в кабинет, куда за ним последовал фон Фок для первого доклада. Бенкендорф сел в кресло, поерзал в нем и успокоился.
— Ты назвал каждому содержание? — спросил он фон Фока.
— Конечно.
— Все ли довольны?
— Безусловно. Однако должен заметить, Александр Христофорович, что Фогель недавно получил прибавку в три тысячи рублей.
— Хорошо. Никто не будет обижен. После коронационных торжеств возвратимся к этому вопросу. Фогель с конца войны в наружном наблюдении и у Милорадовича еще служил. Ты лучше меня знаешь его хватку.
— Да ведь и мы — не с бору по сосенке. Большинство начинали при Балашове.
— Главное, Максимилиан Яковлевич, без всякого промедления показать, на что мы способны. Я уезжаю с государем в Москву, и все на твои руки пало. Главное, проследить, чтобы штаб-офицеры вскоре заняли в округах места и приступили к деятельности. Не мне тебя учить, но государь нуждается в более объемном сообщении о происходящем. Недавние события на Сенатской показали ничтожество полиции во времена императора Александра. Новая полицейская власть должна быть организована по обдуманному плану. В чем грех тайной полиции как бы первородный? Да в том, что она почти немыслима. Честные люди боятся ее, а бездельники и негодяи с ней легко осваиваются и пытаются использовать в корыстных интересах. Все дело тут в тайне. Вот почему мы обязаны действовать с как можно большей открытостью. Офицеры обязаны носить мундир. А чины, кресты и благородность для многих лучше, чем денежная награда. Надо привлечь сердца писателей, актеров, художников, музыкантов, а причисленные к Третьему отделению не должны скрывать это — тогда и другие не будут стыдиться и стесняться. Это не касается тайных агентов, которые существуют по совершенно иным законам. Однако главное, что тебе, Максимилиан Яковлевич, надо запомнить — отказ от старых методов безвозвратно ушедшей эпохи. И еще: твои ответы и обзоры будет читать государь! Пиши по-французски и не считайся с размерами, а уж о приверженности к истине — даже неприятной и опасной — и говорить не стану. Основное условие — правдивость и точность. Я на тебя надеюсь!
Бенкендорф поднялся и оглядел кабинет.
— Весьма прилично! Подбери мне к возвращению иностранные книги, посвященные полиции. А сейчас — извини. Меня ждет государь. С Богом, Максимилиан Яковлевич, желаю тебе удачи!
Фон Фок низко поклонился. Когда он выпрямился, Бенкендорф заметил, что неприятный нарост налился кровью. Он старался не смотреть в лицо фон Фоку.
— У меня недостает слов, чтобы выразить вам, ваше превосходительство, благодарность за доверие. Я отдам весь свой накопленный опыт служению государю и отечеству под вашим руководством.
Ав ovo[67]
Фон Фок не лицемерил — он умел и хотел служить. В предварительных беседах он не скрывал от Бенкендорфа, какие ошибки допускал прежде. Начинал свой путь при Екатерине в лейб-гвардии конном полку. После отставки устроился в один из департаментов Министерства коммерции. Затем возвратился в Москву к матушке и определился в милицию Московской губернии по письменной части. Здесь его и приметил Яков де Санглен, связанный личным знакомством с родными фон Фока. Де Санглен умел ценить людей и перетащил способного чиновника в Министерство полиции. Оттуда тропинка вилась в Министерство внутренних дел. Зимой на одном из заседаний Следственной комиссии, куда был приглашен граф Толстой, командовавший пятым пехотным корпусом в Москве, он сказал Бенкендорфу, отозвав в сторонку:
— Я читал твои соображения насчет высшей наблюдательной полиции, которые ты мне передал. Весьма толково и умно. Парижские впечатления не стерлись из памяти. Хочу обратить внимание на чиновника фон Фока, который очень пригодится. Побеседуй с ним подробно. Он опытен, но не консервативен. Способен к изменениям. В нем есть что-то гипнотическое.
— Не тот ли, что в министерстве у де Санглена записки оформлял? Я с де Сангленом ничего общего иметь не желаю.
— Он — человек де Санглена. Однако при сем раскладе это не играет никакой роли. Не упорствуй и позови его.
Бенкендорф пригласил фон Фока: надо же с чего-то начинать?! Первый вопрос и возник из промелькнувшей мысли.
