Владимир Липовецкий - Ковчег детей, или Невероятная одиссея
По мере того, как говорила миссис Кемпбелл, лицо Аллена все больше темнело.
— Резолюция собрания у вас?
— Я ее отдала перевести. Они требуют ответа к завтрашнему дню. И оставляют за собой право передать заявление в газеты.
— Это сделают и без них. Что еще вы можете добавить к сказанному, Ханна?
— Меня удивило, как попрощались эти юнцы. Они отвесили глубокий поклон, будто вручили верительную грамоту.
— Юношеская бравада… Так они пытаются скрыть неловкость. Прекрасно ведь знают, что мы их друзья.
— Но вчерашний вечер этим не завершился.
— Что еще? — насторожился Аллен.
— Вслед за колонистами ко мне пришли военнопленные. Тоже с заявлением. Один из них, его имя Гербер, потребовал от имени своих товарищей заверения, что их не оставят во Франции.
— Их можно понять. Во Франции они снова становятся военнопленными.
— Я их заверила, что слово Красного Креста является и словом нашего правительства, что мы ни разу не дали повода усомниться в наших намерениях.
Тогда Гербер ответил:
— Это правда. Вы держались по отношению к нам хорошо. И все же мы считаем, что кто-то в верхах должен нам дать гарантийное письмо.
— А если мы добудем для вас письмо от самого американского президента? Тогда вы будете удовлетворены? — не без иронии спросила я.
— Да, — ответил Гербер. — Нас это обрадовало бы.
Аллен вынул трубку изо рта:
— У вас крепкие нервы, Ханна. Я бы не сдержался.
— Но мой сарказм прошел впустую. Они щелкнули каблуками и исчезли.
— Думаю, вы плохо спали. Идите отдыхать.
— Хорошо, что вы приехали, Райли. Я этими делами сыта по горло.
В окне показался лейтенант Талбот:
— Полковник Аллен, вас просят к телефону.
Райли услышал взволнованный и торопливый голос:
— Мистер Аллен! Марии плохо. Скорее приезжайте!
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
Федя Кузовков с трудом открыл глаза. И с еще большим усилием оторвался от мягкой, никак не желавшей отпускать его подушки. Потянувшись, он осмотрелся — не проснулся ли кто-нибудь еще.
На соседней койке сладко посапывал Юзек Яновский. Пухлая его щека покоилась на раскрытой книге. Пусть досматривает сон, решил Федя. Он сам пойдет выгуливать собаку.
Кузовок уже стоял у выхода, нетерпеливо дожидаясь маленького хозяина. За стенами казармы столько запахов и света! Зачем же терять время?
К Феде решил присоединиться Павел Николаев.
— Можно с тобой?
— Скорей одевайся…
Кузовок вылетел из открывшейся двери, как из пращи, и скрылся в ближних кустах. А мальчики застыли, ослепленные солнцем.
Солнечный огонь еще только разгорался. Листья из серых становились розовыми. Легкая дымка со стороны Нью-Йорка таяла на глазах, открывая близкую панораму города. Дети с удовольствием подставили лица свежему ветру.
— У меня завтра день рождения, — неожиданно заявил Николаев, — а я чуть не забыл.
— Поздравляю! — сказал Федя. — Я тоже стал забывать свои дни рождения. А дома все время держал в голове. Ждал подарков.
— Каких? Ты помнишь?
— Однажды мама подарила песочные часы. А папа привез из рейса парусник.
— Большой?
— Больше метра. С якорьком, пушечками и даже флагом.
— Каким флагом?
— Череп и кости.
— Пираты называли такой флаг «Веселый Роджер», — со знанием дела сказал Николаев.
— А тебе что дарили? — в свою очередь спросил Кузовков.
— В последний раз — коньки. До зимы было далеко. Но я решил их опробовать. Вылил на пол целое ведро воды и стал скользить из угла в угол. От мамки тогда попало.
Федя ткнул Николаева в плечо:
— Знаешь, что я придумал?
— Придумал?
— Смотри! — Федя достал из кармана деньги. — Здесь целых четыре доллара. Давай отметим твой день рождения.
— Ты и я?
— Зачем вдвоем? Так не интересно. Пригласишь Александрова, Моржова… Еще возьмем Юзека. С ним проще будет попасть на паром. Договорились? Сегодня же и завалимся в какое-нибудь кафе.
— Ты, кажется, забыл… Мой день рождения не сегодня, а завтра.
— Что с того! Будем праздновать два дня подряд. Денег хватит.
— Так нельзя…
— Что нельзя?
— Отмечать день рождения заранее, до срока.
— Кто тебе сказал такую ерунду?
— Моя бабушка. Она говорила, это плохая примета.
— А по мне, пируй хоть неделю! Было бы на что, — заметил Федя и погладил подбежавшую собаку.
Набегавшись вволю, Кузовок тяжело дышал и всем своим видом показывал, что пора завтракать.
На кухне Кузовка ждала любимая мясная тушенка. А мальчикам вручили по апельсину, такому же яркому, как утреннее солнце.
— Хочешь познакомиться с моим новым другом? — предложил Николаев.
— Кто-то из нашей колонии?
— Нет, солдат. Каждое утро он заступает в караул.
— О’кей! — согласился Федя. — Идем.
Покинув кухню, они направились к комендантскому дому, прямо по траве, влажной от росы, вспыхивавшей тысячами разноцветных бусинок. Впереди, без жалости руша эту красоту, носилась собака.
Джон, так звали американца, увидел мальчиков еще издали. Он приставил к ноге винтовку с коротким стволом, приветствуя детей.
— Как дела, Павел? — улыбнулся он.
— Отлично, Джон!
— Ты сегодня не один…
— Все спят, а мы решили прогуляться.
— Кузовков, — протянул руку Федя.
Следуя примеру хозяина, протянула лапу и собака.
— Кузовок, — помог ей представиться Николаев.
— Мальчика и собаку зовут одинаково? — удивился караульный. — У них одно имя?
— Так только кажется.
Федя и Павел радовались, что могут свободно общаться с американцем. Не зря они так усердно, сначала во Владивостоке, а потом и на пароходе, посещали уроки английского.
Долговязый и простодушный Джон понравился Кузовкову. Никакого высокомерия и снисходительности. Он вел себя с мальчиками как с равными. Даже сигаретку предложил.
Федя любил послабления. Но признавал и дисциплину. Он знал по собственному опыту — разгильдяйство к добру не приводит. Вот почему его поразило, как вольно американский солдат обращается с оружием. Небрежно взявшись за ствол, он положил свою винтовку на плечо — прикладом назад. А ведь говорят, ружье хоть однажды может выстрелить само. В России куда строже обращаются с личным оружием, подумал мальчик. Но и умирают чаще. Потому что там идет война.
Внезапно Федя увидел в траве брошенную кем-то швабру.
— Джон, — сказал он, — хочешь, я покажу, какие приемы выполняет с винтовкой русский солдат?
— Я не имею права передать тебе карабин.
— Обойдусь! — Федя поднял швабру. — Она заменит мне карабин.
Даже с палкой движения Кузовкова были убедительны и изящны.
— Кто тебя этому обучил? — удивился Джон.
— Недалеко от нашей школы находился плац. После уроков мы смотрели, как солдат готовят к параду. А дома повторяли эти упражнения с простой палкой.
— Хотите, покажу вам, как выполняют такие приемы американские солдаты? — сказал Джон и крепко взял в руки винтовку. А он вовсе не увалень, этот американец! Павел и Федя захлопали в ладоши. А Кузовок выразил восхищение по-своему — громко залаял.
Предложение отметить день рождения Павла Николаева в каком-нибудь кафе в городе понравилось ребятам. Вот только где?
Федя Кузовков, любивший приключения, был за то, чтобы покинуть Водсворт тайком, Петя Александров был против. Праздник есть праздник. Лучше встретить его открыто, не таясь.
— Вот и отпрашивайтесь, — обиделся Кузовков.
— Хорошо. Езжайте в Нью-Йорк. Но с кем-нибудь из взрослых, — разрешил Бремхолл.
Мальчики начали думать, кто из воспитателей мог бы стать их провожатым.
— Не лучше ли обратиться к моим родителям, — предложил Яновский. — Они и подвезут нас, и вечер проведем вместе. А кроме того… — Юзек запнулся.
— Что ты хотел сказать?
— У меня есть дядя. Мамин брат. Он держит в Квинсе небольшой ресторан.
— Вот здорово! — воскликнул любивший вкусно поесть Борис Моржов. — А чем там кормят?
— Польская кухня. Дядя Яцек и тетя Ванда готовят сами. Домашняя пища.
— Я — за! У меня уже слюнки текут!
Все посмотрели на Николаева. Его день рождения — за ним и последнее слово.
— Едем! — сказал он.
…Пан Яцек и пани Ванда (так они представились) встретили гостей на пороге, отозвавшись на колокольчик. Руки женщины были в муке. А ее муж не успел снять фартук.
— Вы приехали очень вовремя, — заявил Яцек. — Мы печем булочки. Специально для вас. Вместе будем вынимать их из печи. Согласны?
— Я хочу помогать, — сказал Кузовков, прижимая к себе собаку.
— Хорошо. Тогда помой руки.
— Булочки так вкусно пахнут! — сказал Моржов.
— Все дело в корице и ванили, — объяснил Юзек. — Мы здесь бываем каждую неделю.
— Потому ты такой круглый! Как колобок.
— А мама говорит, что я сдобный, — нисколько не обиделся Юзек.
— Юзек!
